Слияние вечности

Над ним не было ничего уже, кроме неба, — высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. Л. Н. Толстой

      Это произошло осенним днём, в четвёртый год правления Людовика XVI, короля Франции. В Париже проходило большое торжество, на которое были приглашены многие знатные люди и несколько послов стран-союзников. Его Величество в этот день праздновал рождение своей первой дочери — Марии Терезы Французской (1).       Король вместе со своей супругой разместился в окружении свиты, возле входа в бальную залу, дабы лично встретить гостей из Италии, которые являлись хорошими знакомыми Его Величества. Дверь в залу открылась, и церемониймейстер (2) объявил имена прибывших гостей. Вошли трое мужчин одетых в сюртуки бордового цвета (3). Их осанка была прямой, а походка лёгкой, что было удивительно для мужчин. Все трое неторопливо подошли к королю и королеве, со свитой, которая стояла за их спинами.       — Мсье Вольтури, — чуть опустив голову, произнёс Людовик XVI.       Трое мужчин так же чуть поклонившись, прошли в залу, но в их тёмных глазах мелькнуло недовольство. Их сразу же окружила толпа девушек разных возрастов и несколько молодых мужчин. Дверь в залу вновь открылась, пропуская во внутрь пару, за спинами которых маячил женский силуэт. Король снова поприветствовал новоприбывших гостей, а когда церемониймейстер прошептал ему, что более гостей не ожидается, вместе с супругой скрылся в середине залы, чтобы открыть бал.       Черноволосый мужчина, средних лет, с тёмными, как сама смерть, глазами, скучающе прошёл мимо двух дворецких, чтобы выйти в галерею. Бродя по галереям дворца, светлые стены которых были украшены лепниной и золотой отделкой, мужчина успевал рассматривать старинные работы известных художников, например: Ангерран Шарантон (4), Никола Фроман (5), Бартелеми де Клерк (6). В конце галереи была стеклянная дверь, ведущая на балкон, выходящий на летний сад.       Створки двери были распахнуты, поэтому мужчина сразу заметил лёгкий стан женщины, или, быть может, девушки. Молодая мадемуазель, чуть наклонившись вперёд, стояла у парапета и явно за чем-то, или за кем-то, наблюдала. Аро Вольтури сразу отметил небольшие плечи и узкую талию девушки. Именно такая внешность сейчас в моде здесь, во Франции. В Италии мода была совсем другой, поэтому мужчина не до конца принимал эти идеалы красоты.       — Мадемуазель, — негромко произнёс он.       Девушка только вздрогнула, но не оторвала своего взора от того, что созерцала до этого. Аро, посчитав, что не нарушит личного пространства девушки, встал по левую руку от неё. Взгляд чёрных глаз быстро прошёлся по лицу и фигуре девушки: очень молодая, лет пятнадцати на вид; светлые волосы, но не белёсые; небольшой лоб; глаза были большие, как у напуганного оленёнка; аккуратный вздёрнутый нос; розоватые припухлые губы. Нежно-розовое платье было обшито всевозможными ленточками и бантиками, а на плечах и талии явно виднелись небольшие бусины.       Вольтури, заинтересованный тем, что так заворожило юную девушку, опустил взгляд вниз, дабы увидеть это своими глазами. Но ничего такого, чего он не встречал в своей очень долгой жизни, он не встретил. Под балконом был фонтан в виде нескольких животных, из чьих пастей лились струйки воды. Чуть поодаль стояли несколько скамеек, а за ними возвышались небольшие деревья, цветущие яркими розовыми цветами. А солнце, которое уже спряталось за горизонтом, красило всё вокруг в оранжевый цвет.       — Что вас так привлекло, мадемуазель? — тихо спросил он.       — Это, мсье, — также тихо ответила она. — Эта красота природы, она прекрасна. Тут всё прекрасно. И я, столько раз стоявшая на этом балконе, не могу не восхищаться этим.       Девушка замолкла на минуту, а затем начала вновь говорить:       — Прошу меня простить, наверное, это выглядит слишком наивно.       — Не извиняйтесь, — попросил мужчина. — Никто не вправе запретить вам восхищаться тем, что и впрямь восхищает. Однако, признаться, я удивлён, в хорошем смысле: столь юная особа, и такая любовь к природе. Я, быть может, старомоден, но мне казалось, что леди вашего возраста, более интересны балы и приёмы, нежели созерцание этого.       — Балы и приёмы прекрасны, но это ещё прекрасней. Мне тоже нравятся балы, но это скорее часть воспитания, чем настоящая любовь. Прошу меня простить, но танцевать без остановки не особо доставляет мне удовольствия, — сказала девушка. — Вы, наверное, меня осудите за это?       — Мы не в той стране, чтобы я мог вас судить. Но ваши рассуждения имеют смысл и импонируют мне, честно признаюсь вам, — всё смотря на девушку, сказал Аро. — Не хотите ли прогуляться, мадемуазель?       — А Вы приглашаете, мсье? — повернув к нему голову и улыбнувшись, спросила девушка.       Аро Вольтури шёл чуть сзади, и мог заметить напряжённые руки девушки, которые та держала у талии, ни на минуту их не опуская, так же мог рассмотреть детскую наивность, которая всё ещё виднелась во взгляде, когда девушка смотрела на редких птиц в парке. Этот мир ещё не успел оставить свой отпечаток на этом юном создании, и Аро, почему-то, был рад этому.       Сама же девушка чувствовала некую опасность в незнакомом мужчине, но любопытство, вместе с некой тягой к неизвестному, загоняло страх перед ним в самые дальние уголки души. Мадемуазель заметила вдали небольшой пруд и сразу же поспешила к нему. В водоеме плавали разнообразные речные создания, а на поверхности, очищая перья, плавала небольшая утка с зелёной шеей. Около водоёма так же была установлена беседка, которую оплетал дикий плющ.       — А чем Вы занимаетесь, мсье? — оправляя юбку платья, поинтересовалась девушка.       — Это довольно интересное занятие. Я люблю коллекционировать, — сложа руки в замок, признался Аро.       — А что Вы коллекционируете? — вновь поинтересовалась собеседница.       — От мала до велика, — сказал он. — Люблю живопись, старые книги, всё, что связанно с прошлым.       — Должно быть, у вас большая коллекция, — мечтательно произнесла она.       — А вы интересуетесь живописью? — с интересом спросил Вольтури.       — Не как Вы, но всё же имею знания этой области. Мой отец много путешествует и старается из каждой своей поездки привезти мне хоть небольшую картину местного художника, — смотря в глаза Вольтури, рассказывала она.       — А из писателей, кого вы предпочитаете читать?       — Моей душой овладел Вольтер, — смущённо произнесла девушка.       — Он поистине великолепен, — согласился Аро.       Они просидели в беседке ещё около часа, но, когда на небе засветила луна, а в парке начал сильнее чувствоваться ветер, они, всё же, решили вернуться в замок. На входе к ним подошёл один из слуг и передал девушке небольшой, сложенный пополам пергамент, на котором было написано, что её будут ждать в бальной зале ровно в девять часов. Это был почерк её отца, как сразу поняла она, поэтому уточнила время и сразу же поспешила в залу, так как часы показывали без пяти минут.       Несколько пар кружилось в центре залы, среди них девушка узнала и короля с королевой. Стараясь разыскать отца, девушка стала взглядом искать его. Мужчина оказался в противоположном углу залы, в компании ещё двух мсье. Сзади до сих пор стоял Вольтури, нашедший своих братьев, которые так же скучающе смотрели в одну точку, совершенно не слушая разговоры девушек, которые стояли около них.       Девушка на прощание присела в реверансе перед мужчиной и, улыбаясь знакомым, поспешила к отцу. Молодой, хорошо одетый человек, приятный на вид, встретил её и поприветствовал, представив второго мужчину. Им оказался некий Франсуа ОʼЛандес, сын мужчины, который встретился ей самым первым.       Молодой человек был высок и статен, одет с иголочки и с безупречными манерами. Как только юная особа подошла, он поприветствовал её поклоном.       — Мадемуазель де Роган, рад знакомству, — широко улыбаясь, сказал юноша.       — Я тоже, мсье, — ответила она.       — Луи, мне думается, что нам стоит перейти в более спокойное место, — предложил отец юноши.       — Поддерживаю, — согласился тот.       Мужчина подозвал к себе одного из слуг, чтобы тот проводил их до другой залы, дабы переговорить в спокойной обстановке. Селеста уже начинала догадываться о причине, по которой её позвал отец, и эта мысль ей очень не нравилась. Поэтому, едва они прошли в залу, в которую их проводил слуга, как она недовольно посмотрела на отца, который даже не обратил на неё внимания.       — Дорогая, у меня, даже скорее у нас, есть разговор. Ты уже довольно взрослая, поэтому должна понимать, что в твоём возрасте твоя матушка вышла за меня замуж… — начал было он. — Дорогая, пришло твоё время стать супругой.       — Хорошо, отец, — немного помедлив, ответила Селеста. — Кого вы подобрали мне в мужья?       — Франсуа, — ответил Луи.       — Как прикажите, — подчиняющимся голосом сказала она.       Девушке не понравился этот молодой мсье, хоть он и был с безупречными манерами и, наверное, был неплохо обеспечен, но душа молодой, ещё совсем юной девушки не трепетала при виде его, а только жалобно колола в районе сердца. Юная особа вежливо присела в реверансе, развернулась и быстрым шагом удалилась из комнаты. Селесте было как никогда обидно. Да, она знала, что её ждет, но до последнего надеялась, что отец не заставит выходить замуж за нелюбимого. Девушка, подхватив подол платья, медленно бежала по коридорам. Но когда слёзы стали мешать видеть, она от бессилия упала на пол и облокотилась об стену.       Её плечи дрожали, на лице блестели дорожки от слёз, а сами глаза, которые всего полчаса назад загадочно смотрели на незнакомца, с которым она прогуливалась, покраснели. Спустя двадцать минут девушку нашёл новый знакомый, чьего имени она так и не узнала. Он присел около неё на одно колено и аккуратно убрал её руки от лица.       Перед ним сидела разбитая девочка, которой недавно обрезали крылья и запретили мечтать о сказочной и вечной любви. Глаза красные, взгляд запуганного и обиженного зверька, платье выпачканное в пыли. Даже такой жалкий и разбитый вид, не тронул в сердце мужчины ни одной струнки. Жалость он не выносил и не терпел, когда кто-то, или он сам, выглядел жалко. Поэтому он одним рывком поднял девушку на ноги и, поддерживая её под локоть, повел в одни из покоев для гостей.       На комоде стояла чашка, а рядом — кувшин с чистой водой. Аро подвел к нему девушку и жестом показал той, чтобы та умылась, а сам стал искать какую-либо ткань. В одном из шкафов он нашёл льняное полотно и подал его девушке, когда та закончила умывать лицо. Глаза всё равно оставались красными, но уже не было тех дорожек от слез, которые исчезли вместе с макияжем.       Мужчина подошёл к ней и повернул лицом к себе.       — Неприлично плакать девушке на полу в коридоре, — сказал он. — Что произошло, что вы решили нарушить это правило?       Девушка не ответила, она даже старалась не смотреть на него, отводя обречённый взгляд в сторону. Она не могла смотреть в холодные чёрные глаза человека перед собой. И даже не из-за стыда, или, быть может, первой влюбленности. Всего этого она не чувствовала к нему: в её сердце уже был человек, но он не являлся представителем аристократического мира, а был обычным сыном рыбака, с которым она встречалась, когда гуляла по пристани в Шербуле, где проживала. А не смотрела она на него из-за того, что боялась увидеть в них жалость, которую не любила. Она вполне могла жалеть себя сама, но видеть это неприятное чувство в глазах мужчин — выше её сил. Это ей досталось от матери, которая всегда была жестка в воспитании дочери.       — Посмотрите на меня, мадемуазель, — попросил он.       Мужчина повернул к себе девичью голову двумя пальцами, надеясь всё-таки прочитать мысли, но перед ним была лишь пустота. И он понимал, что перед ним стоит одарённая, которая, после обращения, была бы очень полезной. И он был готов обратить её уже сейчас, но его как будто что-то останавливало, клало руку на плечо и шептало на ухо: «не надо».       Поэтому он лишь ещё раз задал этот вопрос, уже не надеясь на ответ, но девушка удивила его, рассказав причину.       — Это всё мой отец, — её голос больше не был мелодичным, немного хриплый после плача, и тихий.       — Что же он сделал, что вы позволили себе плакать? — осторожно спросил он, пытаясь добиться её доверия.       — Сообщил мне о моём скором браке, с незнакомым мне человеком, — обречённость в голосе, резала слух.       — Так положено в нашем обществе, и нет причин, чтобы плакать над тем, что неизбежно, — проговорил он.       — Я это понимаю, но сердцу не прикажешь, когда оно отдано другому, — призналась она.       — И это не удивит меня, потому что большинство браков заключаются не по любви, а многие девушки выходят за нелюбимого, — сказал он. — Но если вам так плохо от одной мысли о нелюбимом, почему бы не сказать вашему отцу, что вы отдали своё сердце другому? Думаю, что он не такой тиран, чтобы запретить выйти замуж за человека, которого любите.       — Он не позволит, — покачала головой та. — Он не из нашего общества, он обычный сын рыбака, что не даст нам быть вместе.       — Угораздило же вас влюбиться не в того, — прошептал он.       — Я ничего не могла с собой поделать. Он читал мне стихи, дарил небольшие букетики цветов, мы тайком гуляли по пристани и мечтали сбежать, — на одном дыхании сказала она.       Эта девушка оказалась романтиком, что было свойственно юным дамам её возраста. Однако, он ничем не мог ей помочь — он лишь подхватил её под руку и вышел в коридор. Они долго шли, и только перед знакомой дверью Селеста поняла куда её привели. Эта дверь вела в бальную залу, в которой сейчас проходило торжество.