ее счастье

На хер мне город, в котором Больше не встретить тебя… Сворачивать горы - с восьми до пяти, Спасаясь нещадной работой...

От улиц Сторибрука тянет искусственной моросью, дует прерывистый холодный ветер, поднимая вокруг только что осевшую пыль. Капли утихшего дождя, словно по расписанию, спадают с крыш опустевших зданий. Еле видный огрызок полумесяца откидывает тусклый свет на замершие улицы. Как назло, последняя лампочка у нечастых фонарей перегорает, покрывая город в рассеянный полумрак. Неясные тени тянутся куда-то в неизвестность, убегая от темноты нависающей обстановки и ледяного воздуха, сумбурно заполняющего миллиметры пространства. Всё как будто находится в изолированной системе тел: любые звуки заглушаются куполом властной тишины, а безмолвие оседает в бездну​. Где-то вдали слышится похрипывающий звук машинного двигателя. Он словно давится овладевшей городом пустотой, издавая невнятный скрежет. Автомобиль цветным размытым пятном вкатывается на остолбеневшую улицу, заполняя её светом мигающих фар. Средство передвижения резко останавливается, слегка задевая серый невысокий бордюр. Из автомобиля выходит блондинка со стаканом горького кофе и резко хлопает дверью. Забывая поставить «жука» на сигнализацию, женщина направляется в сторону небольшого здания, с занавешенными окнами и блеклой надписью на крыльце. Задевая табличку «Открыто», блондинка рывком дергает за ручку двери и, явно не рассчитывая силу, ударяет ею о бетонную стену. Изучив небольшое помещение, блондинка находит среди немногочисленных посетителей искомый силуэт и направляется к нужному столику, в самом углу кафе. Слыша звук приближающихся шагов, мадам мэр, сидевшая ранее спиной к новому посетителю, слегка поворачивает голову и выпускает из рук стакан с дорогим односолодовым виски. В последнее время Реджина не очень общительна — она предпочитает одиночество в огромном доме, постоянному утешению толпы родственников — поэтому, получив короткое сообщение с недвусмысленным текстом о встрече, Эмма сначала немного удивилась, а потом и вовсе заподозрила что-то неладное. Свон садится напротив и делает большой глоток обжигающего напитка, ожидая, пока собеседница приведет мысли в единую массу здравых суждений и законченных предложений. — Мне нужно уехать, — четко, обрубая любые возражения на корню, произносит брюнетка и делает очередной глоток алкоголя. — Куда? Когда ты вернешься? Может мне с тобой поехать? — не осознавая до конца сказанные слова мэром, Эмма жестом здоровается с Руби и вновь обращает взгляд на Реджину. — Еще не знаю. Я разослала запросы в несколько риэлтерских агентств, но ни одно пока не дало внятного ответа, — Эмма, наконец, улавливает истинный смысл происходящего и прерывает женщину. — Стоп! Какие еще агентства?! Какие, к черту, запросы?! Реджина, куда ты собралась, — пребывая в полном шоке и замешательстве, Свон всё ещё наивно надеется, что это обычный розыгрыш или неудачная глупая шутка и у этой саркастической постановки опустится занавес. — Эмма, я уезжаю из Сторибрука. Навсегда, — словно лезвием по горлу, перекрывая все пути к дальнейшему существованию надежды на лживость сего высказывания, холодно отзывается Реджина. Забывая делать вдох, блондинка пытается сказать хоть пару скомканных фраз или несколько возмущенных восклицаний, но выходит исключительно нервная жестикуляция в воздух и невнятное мычание наперебой с гласными звуками. Здравый смысл медленно впадает в глубокую кому, а мозг отказывается воспринимать информацию. Эмма не может поверить, что сильная и уверенная в себе мадам мэр так просто бросит всё: город, работу, родных — и сбежит от проблем в пугающую неизвестность и неопределенность, растеряв по дороге последний смысл для существования. — Что? — собирая членораздельные звуки воедино, произносит Свон, из последних сил стараясь не повышать голос до крика. — Не надо кричать, Свон, — предвкушая желание блондинки, строго говорит Реджина, делая заметный акцент на фамилии. — Если бы я хотела, чтобы все знали об этом, я бы позвала твою мать, а не тебя, — недовольным тоном бормочет брюнетка, прожигая собеседницу за оплошность безжалостным взглядом. — Сбегать от проблемы — не выход, Реджина, — Эмма сжимает почти пустой стакан с остывшим кофе, пытаясь согреть замерзшие руки. — Я понимаю, что тебе тяжело, но… — Ничего ты не понимаешь и не поймешь никогда. Ты со своим одноруким пиратом вечно ходишь, светишься от счастья. А если бы не он, Робин бы не погиб, был бы сейчас со мной, а Роланд не остался бы сиротой, — не дав закончить фразу, срывается на крик брюнетка, но потом сожалеет, замечая несколько пар любопытных глаз, направленных в их сторону, что позволила себе лишнего. Некий возглас души, свидетельствующий, что та ещё жива после излишних проверок на прочность — другая давно бы покончила суицидом. Слова отчаяния, медленным шагом ведущие к нервному срыву. — Ты не права, — как можно мягче говорит Эмма, перемещая свою руку на запястье мэра. — Это все глупые эмоции, Реджина. Это пройдет, нужно просто немного подождать. — Возможно. Но я устала от вашего сочувствия, устала от этого приторно-сладкого «Реджина, все будет хорошо. Реджина, ты еще обретешь любовь». Мне надоело принимать соболезнования и чувствовать себя слабой. Я не могу спать в одиночестве, не могу ходить по этим пустым улицам, не могу работать, мне больно сидеть в этом кафе, а ещё больнее видеть ваши с Крюком счастливые лица, — Эмма не решалась прерывать монолог женщин, прекрасно понимая, что любые шаблонные фразы в данной ситуации будут лишними. На лбу Реджины пульсирует посиневшая вена, отбивая ритм бьющегося в груди сердца, которое вновь нуждалось в срочной реанимации или большой дозе алкоголя, чтобы хотя бы на время отключить сознание и перестать страдать от то и дело всплывающих воспоминаний. — Реджина, я… Я не знаю, что тебе сказать, — Эмма была в растерянности. Она уже во второй раз за вечер не могла подобрать ни единого слова, лишь слегка приоткрывала по инерции рот, надеясь, что слова все-таки придут в голову, и она ответит хоть что-нибудь. — Спасибо за откровенность. Я… — Не надо ничего говорить. Спасибо, что выслушала, — прервав ненужные суждения и слова сочувствия, говорит мэр и слегка приподнимает уголки губ, создавая жалкую карикатуру искренней улыбки. — Это тебе спасибо. — Так, Свон, хватит сопли разводить. Я же не сейчас уезжаю, — в своей манере отвечает Реджина на сентиментальность Эммы и делает последний глоток виски, немного жмурясь. Реджина Миллс никогда не принимает поспешных решений — всегда все тщательно обдумывает и раскладывает по полочкам. Но только не сейчас. Сейчас мадам мэр была словно марионеткой в руках у своего сердца — здравый рассудок был временно недоступен, а сердце рвется туда, где менее больно. Попрощавшись с Эммой и взяв с нее обещание, что она ничего не будет говорить Генри и другим членам их «неболтливой» семьи, Реджина выходит из кафе, думая о правильности своего решения. В лицо дует прохладный ветер, покрывая лицо леденящими остатками дождя в воздухе, где-то вдалеке насвистывая знакомую мелодию. Черные волосы лезут в глаза, а под ногами шуршат опавшие листья, цвета заснувшей земли. Не замечая ничего вокруг, брюнетка идет по знакомой дороге, совершенно забывая, что около кафе припаркован дорогой автомобиль и что можно было поехать домой на нем, а не идти пешком в плохую погоду по безмолвной улице. Её мысли спутаны под давлением выпитого алкоголя, и ноги слегка не слушаются. А в голове прокручивается бессмысленный сценарий их короткой совместной жизни. Она останавливается на образе манящих глаз и доброй улыбки, сохраняя их навсегда в памяти. Кажется, тело ещё помнит жаркие прикосновения, вызывающие тысячи мурашек, а губы — нежные поцелуи, которые он дарил ей по утрам. На глаза подступают солёные слёзы, в висках отбивается бешеный ритм. — Реджина, стой! — доносится знакомый голос издалека. Женщина сопоставляет мысли и реальность и, втерев мокрые следы на лице, оборачивается. Тусклый свет фонарей отбрасывает рассеянные лучи на размытый мужской силуэт, приближающийся всё ближе и ближе. — Реджина! — голос раздается совсем близко. — Малыш Джон? Что ты тут делаешь? — узнает кругловатый образ в пелене позднего вечера мэр. — Я… Мы это… — в попытке отдышаться прерывисто говорит разбойник. — Что опять случилось? Наводнение? Землетрясение? Пожар? — её по-настоящему достали происшествия в городе, хотелось просто тишины и спокойствия. Забинтованное сердце из последних сил сдерживало истерику, сопротивляясь немым мольбам остановиться. — Нет, мы это… Кое-что нашли. У Робина, — говорит разбойник и протягивает ей маленькую коробочку. Брюнетка берет бархатную шкатулку из больших ладоней мужчины и открывает ее. — Это? — на глазах женщины вновь блестят слезы. Она прикрывает рот рукой, чтобы не потерять последние силы и не разрыдаться. — Да. Это кольцо его матери. Ей подарил его отец, когда сделал ей предложение. Это что-то вроде семейной ценности. Я думаю, он хотел подарить его тебе на вашу годовщину. — Я… Я не могу его взять. — Так хотел бы Робин. Я уверен, — твердо говорит Джон, вытирая капельки пота с лица. — Спасибо, — шепотом поблагодарит его Реджина: на большее просто не хватает сил. Эмоции внутри переполняют через край, и ноги непроизвольно подкашиваются. — Когда человек умирает, его любовь остается в наших сердцах настолько, на сколько мы пожелаем. Помни об этом и никогда не забывай, —говорит добрый разбойник, обняв женщину, и отправляется прочь. Придя домой, она хлопает дверью, попутно включает свет и медленно оседает вниз. Реджина сильная, это диагноз. Такие, за редким исключением, почти не плачут, ну или делают это в подушку, чтобы никто не слышал. Мрак теперь нависает только над ней, даже лампочка не спасает. Нарушаемая нечастыми тяжелыми вздохами и хриплыми всхлипами тишина встает поперек дома и горла. Напряженность нейронов в воздухе пересекает запретную черту невозврата. Это та черта, когда внутри все сдавливается, а ком в собственном горле начинает душить; когда хочется всё послать к чертам, но ответственность не позволяет. Где-то в углу ошмётком валяются гордость и несбывшиеся надежды. Злободневные обстоятельства управляют её миром. За окном снова начинает барабанить дождь, лампочка в особняке (в ней) начинает жалобно мерцать. Монохром ситуации тихо посмеивается в глаза, издеваясь. Надоедливый телефон уже в третий раз вибрирует в кармане пальто. А абонент в зоне недосягаемости, где-то далеко в своих мыслях и смутных остатках разума. Забыв, что обещала вечером позвонить Генри, Реджина в помутнении вертит маленькую коробочку цвета крови, прокручивая последние слова разбойника в голове. Решение уехать бетоном затвердевает. На улице яркой вспышкой мерцает молния. А лампочка (в доме) окончательно дохнет.

На хер мне город, в котором В дебрях пустых просыпаться, Но так и не встретить тебя...