Кружка крепкого кофе

      Рыжая нервно теребила в руках розовую салфетку, время от времени поглядывая в окно на белую дорогу и снег, медленно спадающий белыми большими хлопьями на уже приличный слой предшественников. Девушка не успела заметить, когда такой тёплый поначалу ноябрь стал заливать дождями, а затем засыпал весь город снегом. Настя любила зиму, любила делать снежных ангелов и лепить снеговиков ростом выше неё — высокий Вершинин и Горелов с длинными руками вот любили издеваться.       Пальцы обхватывают ещё тёплую кружку с крепким кофе внутри. Она знает, что крепкий ей нельзя, но всё равно пьёт, — единственное, что успокаивает её нервы. Секунду греет губы на ним, вдыхая манящий запах, и отпивает, наконец. Тепло растекается внутри тела, даже руки перестают дрожать. Мысли девушки стремительно проясняются, освобождая место от волнения для более важных функций мозга, — мышления, например. Ещё один мимолётный взгляд летит на улицу и падает прямо на белокурую девочку десяти лет, которая ловит снежинки языком, пока мама её покупает в небольшом киоске газету. Анастасия долго смотрит на обеих и отводит глаза только тогда, когда женщина прячет покупку в черную сумку и, взяв с улыбкой дочь за руку, уходит вдаль.       Резко поставив наполовину полную (хоть немного оптимистично мыслить она тоже начала благодаря этому волшебному напитку) кружку на стол, она немного привстала с красного стула, быстро воскликнув:       — Официанта можно?       Меньше, чем через минуту, к ней подошла черноволосая девушка, до того представившаяся её официанткой Надеждой и принёсшая заказ Гореловой. Немного сбиваясь, она пересказала работнице кафе несколько предложений, до того мигом провертевшихся в голове. Надя немного улыбнулась и кивнула, протянув девушке блокнот с ручкой. Рыжая, на секунду застыв, быстро настрочила неаккуратным почерком десяток слов и отдала обратно. Официантка бережно спрятала его в карман фартука и удалилась, перед тем одобряюще улыбнувшись, но вернулась через пару минут с таким же стандартным набором посуды, каких уже два стояло.       Медленно выдохнув горячим воздухом на заледеневшие пальцы, Настя завела прядку рыжих волос за ухо и взяла кружку с остатками ещё горячего кофе. Внезапно она почувствовала, как ей на плечи прилегло что-то тёплое, и стремительно обернулась, на секунду-другую попадая губами прямо в родные губы. С улыбкой на устах перед ней на корточках сидел Лёша в его белой рубашке. Вот, что легло на плечи, — поняла кареглазая, — пиджак. Девушка любила дресс-код мужа на работу — рубашка с пиджаком под джинсы с кедами незаменимые. Потому, наверное, часто устраивала им свидания в семь вечера, по окончанию его дел.       — Чего в одной футболке сидишь, мёрзнешь? Тут хоть не снег, но и не лето, — буркнул он, занимая место спиной ко входу, но ближе к жене. Она якобы виновато опустила голову, на самом деле скрывая счастливую ухмылку. Ну, любит она, когда он вот такой заботливый. Впрочем, и когда нет — тоже. Затем, заметив что-то неладное за столом, Алексей словно без единой эмоции добавил: — Кому третье место? Решила познакомить меня со своим любовником, проказница? — и уже только после этого натянул привычную — и, чёрт, родную до жути — ухмылку. Анастасия резко перестала смотреть в кружку, ища своё отражение в черной жидкости, и вызывающе, самоуверенно взглянула на Горелова.       — Скорее познакомиться с твоей любовницей, — ровно с той же интонацией и ухмылкой парировала рыжеволосая, но и тут Лёша не растерялся:       — С какой из?       Настя не произнесла ни слова на дерзкую реплику мужа, продолжая буравить брюнета ничего не выражающим взглядом. Какой-то частью ума она понимала, что тот, как обычно и бывало, хочет довести её до белого каления, но перед глазами невольно заплясали картины развода и просьбы вовремя выплачивать алименты. Моргнув несколько раз подряд, она перевела пустой взгляд на белоснежную тарелку, стоящую напротив неё, и откинулась на мягкую спинку стула.       — Да брось, — с улыбкой протянул парень, заставляя снова приковать взгляд к своим бездонным голубым глазам, а потом хрипло рассмеялся. — Ты же знаешь, что у меня и одной нет, — он хотел уже спрятать грустную ухмылку Анастасии под своими губами, чтобы мир её уже не видел, но к их столику внезапно подошла официантка.       — Извините, но Ваш гость опаздывает и попросил передать записку, — с этими словами Надя положила небольшую согнутую вдвое бумажку на тарелку перед Лёшей и удалилась. Горелова даже дыхание затаила, глядя на руки мужа, разворачивающие листок, словно в замедленной съёмке. Он нахмурился, перечитывая написанное трижды, и поднял глаза на рыжую.       — Что там? — она даже удивилась, насколько правдоподобно прозвучал её голос, даже не дрогнул. Голубые глаза снова впились взглядом в бумажку в клетку, и Алексей прочитал уже вслух:       — «Папуль, прости за задержку, буду через девять месяцев», — он снова и снова перечитывал строки, словно не веря в них, ловил каждую букву и слышал, как сильно бьётся его сердце. Восприняв долгое молчание по-своему, Настя беззвучно вздохнула и, сделав последний глоток кофе и оставляя в кружке только чёрную гущу, поднялась с места. Пиджак с плеч рухнул на сиденье, и она, подхватив небольшую сумку, повернулась к гардеробу, но Лёша лишь крайне удивлённо спросил:       — Ты куда?       — Домой, — пробормотала кареглазая, — если не хочешь, можешь остаться у кого-нибудь из своих многочисленных любовниц, — пожав плечами, она сделала уже первый шаг от столика, но была остановлена сомкнувшимися на её тонком запястье тёплыми, даже горячими, пальцами Горелова, а потом еще и оказалась прижата спиной к крепкой, крепче её любимого кофе, груди брюнета.       — Дура ты моя, — мягко обнимая сзади за талию, прошептал Алексей прямо в ухо рыжей, обдавая его приятным дыханием. — Куда ребёнка нашего потащила? Я вас теперь за метр от себя не отпущу, будешь ко мне цепью прикована, — еле-еле проводя губами по пышным и любимым волосам, со смешинкой в голосе шептал он. Нежно развернул к себе лицом и, обхватив его руками, стёр большим пальцем скатившуюся по щеке слезинку.       — Ты… Ты, правда, рад? — глупо улыбаясь, задала глупый вопрос Настя, выглядевшая сейчас абсолютно глупой счастливой пятнадцатилетней девочкой, несмотря на свой возраст в двадцать четыре с хвостиком лет.       — Я слышал, что женщины во время беременности тупеют, но давай это будешь не ты, Тюх? — слишком радостно и счастливо, чтобы это было наигранно, рассмеялся Лёша и поцеловал девушку. Властно и… крепко. Крепче её любимого кофе, кружку с остатками от которого сейчас бесшумно забрала со столика Надя.