Маленькая девочка

Сакуре было далеко за двадцать, очень далеко. В её возрасте все подруги повыскакивали замуж и разлетелись по разным городам и странам, словно подросшие птенчики, покинувшие навсегда родное гнездо. После того, как уехала Ино, последняя из её подруг, продержавшаяся с розоволосой дольше остальных, Харуно больше не заводила подруг. Она смирилась с тем, что Яманака стала писать ей только раз в месяц. Хината и Тен-Тен не вспоминали о зеленоглазой вообще. «Оно и понятно, — обиженно фыркала про себя девушка каждый раз, когда Ино рассказывала, как дела у бывшей Хьюги. — Кому интересно общаться с незамужней женщиной, когда у самих уже есть полноценная семья?» И всё-таки Сакура не понимала, как можно связать свою жизнь с одним-единственным человеком, родить ему детей, состариться вместе... Нет уж. Она бы лучше сиганула с крыши самого высокого здания в мире, выпрыгнула бы с высоты птичьего полёта без парашюта из самолёта, лишь бы никогда не выходить замуж. Да и все эти брачные церемонии вызывали у неё благоговейный ужас. Разумеется, она не была такой бесчувственной скотиной. Она влюблялась, жила с человеком, который любил её, но на такие связи она не могла тратить всю свою жизнь. В конце концов, это было, по её мнению, нечестно, отдавать свою судьбу в распоряжение мужчины, пусть даже и любимого! Однако, много ли таких людей, кто интересуется чужим мнением больше своего? По крайней мере, Харуно никогда не встречала их. И сама была далеко не моралисткой. Ещё в юности, когда только-только переступила порог того нежного возраста, когда маленькая девочка становится вполне уже самостоятельной девушкой, она решила для себя, что никогда не свяжет надолго свою жизнь с кем-либо. Пожалуй, тогда можно было сказать, что это детские предрассудки и неудачный конец первой влюблённости. Вот только то обещание самой себе Сакура пронесла через всю жизнь, до сих пор гадая, проклинал ли в тот день себя-будущую маленький ребёнок, ревущий из-за того, что самый популярный среди детей во дворе мальчик назвал её широколобой и прогнал, пообещав, что никогда с ней никто не будет дружить. Возможно, то было не проклятие, а наоборот, спасение от вечных уз с человеком, который со временем стал бы тебе безынтересен. В двадцать семь она стала вести распутный образ жизни. Много вина, текилы и пива в клубах, почти каждый день новые мужчины в постели лишь на одну ночь. В двадцать восемь, когда последняя подруга помахала из самолёта ручкой, она поняла — забываться в алкоголе и беспорядочных связях не выход. Если, конечно, она не стремилась заразиться чем-нибудь неизлечимым. К счастью, как медик, она знала, что лучшая защита — сказать "нет". Но как отказаться, если вы уже по пути к тебе в квартиру в два часа ночи после шумной гулянки? Ответ один — контрацептивы. А для достоверности ещё и противозачаточные таблетки. Через полгода после того, как она перестал ходить по клубам и водить мужчин, у неё обнаружилось бесплодие. Отчасти, она была даже рада этой новости, ведь всё равно не собиралась заводить семью. С другой же стороны, она понимала, что сама убила для себя возможность иметь ребёнка, и всему виной были таблетки. В тридцать два пришло окончательное осознание, что ей нечего терять. Для разнообразия в свою скучную жизнь, где присутствовали только дом, работа, две кошки и мать, навещавшая её два раза в год, она решилась попробовать наркотики. Начала с лёгких, постепенно переходя на более тяжёлые. Нет, она не кололась и не принимала препараты, вызывающие галлюцинации. Она употребляла расслабляющее. По типу того, что можно скурить. Подсев на марихуану, Сакура не могла прожить недели без косяка и ни единого дня без самых крепких сигарет. Вот и сейчас, вернувшись с очередного корпоратива на работе, куда её приглашали чисто из вежливости, она набрала тёплую ванну с пеной. Скинув с себя строгую юбку, блузку, колготки и бельё, она блаженно опустилась в чистую воду, расплескав немного на пол. Мыльная влага попала на одежду. Вытащив из шкафчика, где хранились всякие крема, шампуни, мочалки и прочая косметика для тела, небольшой пакетик, она высыпала часть содержимого на чистую, плотную бумагу и скрутила её в сигару. Зажигалка лежала там же, где и наркотик, поэтому чиркнув влажной рукой по колёсику, она подожгла импровизированную сигарету, в которой вместо табака находилась куда более приятная вещь. Крепко затянувшись, Харуно закашляла и выдохнула терпкий дым. Лёгкие будто огнём зажгло изнутри, и девушка жадно глотнула ледяной воды из-под крана. Она никак не могла привыкнуть в этой горечи. Докурив косяк, она потушила небольшие угольки об угол стиральной машинки, который и без того уже был весь чёрный. Она то и дело тушила об него сигареты. Выкинув остатки в пепельницу, девушка блаженно опустила в тёплую ванну. Задержав дыхание, она нырнула под воду, стараясь как можно дольше обходиться без воздуха. Вскоре лёгкие зажгло от недостатка кислорода, и она вынырнула, безмятежно улыбаясь. Травка приносила немыслимое наслаждение, и ей нравились эти часы блаженства, когда она могла быть счастлива и ни о чём не думать. И пусть это счастье было не настоящим, но тем не менее, она жила этими мгновениями. — Саске, — с какой-то невероятной нежностью она произнесла вслух одно лишь имя. Имя того мальчика, который вынудил маленькую девочку отречься он самого обыкновенного женского, взрослого счастья. Детская, неудачная влюблённость... А ведь она любила его и после того, как он прогнал её от себя. Любила чуть ли не половину своей сознательной жизни. Наблюдала за ним, как он растёт, как с возрастом становится всё более эгоистичным и холодным, как сам себя почти сгубил в ненависти к остальным... «Почти,» — Сакура грубо усмехается, вспоминая, как на пути к отчаянию и одиночеству, Учиха повстречал ту девчонку, Карин. Прямо "Божий Одуванчик", куда не плюнь. Тогда розоволосая долго ещё убивалась, кусала локти и рыдала, осознавая, что он уже никогда не будет один, как она мечтала в своих самых страшных желаниях, а вот она — да, останется... Уже осталась. Действие наркотика неожиданно обернулось в другую сторону. Вместо того, чтобы беззаботно лежать в воде и наслаждаться жизнью, розоволосую охватила злость и ненависть. Она подскочила и разлила почти треть воды на пол. Судорожно роясь влажными руками в шкафчику, она, наконец, нашла искомое. Маленькую коробочку с лезвиями. Достав одно, она с болезненным криком ярости и отчаяния, совсем не понимая, что делает и почему, полоснула лезвием по вене. Потом ещё и ещё, до тех пор, пока не подкосились ноги, усталость начала наваливаться тяжёлым грузом на плечи. Тяжело опустившись обратно в воду, она выронила это импровизированное оружие, которым почти убила себя. Но она прекрасно знала, смотря на стремительно краснеющую прозрачную воду, что это не "почти". Она убила. Делая последние рваные вдохи в своей жизни, она смотрела почти невидящим, расплывающимся взором, как последние клочки дыма испаряются в вентиляции. Она умерла с чувством выполненного долга. Ушла из этого, ненавидящего её, мира с мыслями, что она лучше своих подруг, которые отдали себя во власть других людей, навсегда заключив себя в тюрьму под названием "семья"...

***

Машина скорой помощи приехала через пятнадцать минут после вызова с другого конца города. Полиция и мчс давно уже были тут, выясняя у жильцов причину смерти и того, как давно оказалась затоплена квартира соседей снизу. Он прекрасно знал, что эта волокита продлится ещё долго... Надо же, люди так часто кончают жизнь самоубийством, а никто до сих пор не может смириться с тем, что это не убийство. Мужчина покачал головой и печально улыбнулся. Подозвав напарника жестом и подхватив вместе носилки, он, расталкивая зевак, направился к квартире жертвы. Пятый этаж, сто восьмая квартира. Когда увидел в подъезде, на входе в дом и в самой ванной эти ненавистные жёлтые таблички с цифрами, его охватила дрожь. Он никогда не любил работу криминалистов, но они уже выполнили свою работу, теперь ему нужно сделать свою. Вытащив холодный окровавленный труп на носилки, мужчина со скорбью в сердце закрыл чёрный мешок на молнию. И только хотел было взять носили за ручки, как к нему подбежал второй помощник и предложил помочь. Они вместе вытащили труп на лестничную клетку и осторожно начали спускаться вниз по лестнице. А он остался стоять в ванной, по лодыжку утопая в горячей воде. Благо, сапоги на нём были прочные, и ноги не намокли. — Маленькая розоволосая дурочка, — вслух усмехнулся он. Даже не смотря на то, что она была далеко не маленькой, для него она оставалась такой. — Если б ты тогда знала, что с Карин так ничего и не получилось. Если б только я сказал... — Простите, сэр, вы что-то сказали? — рядом, словно из ниоткуда, возник полицейский. А Саске только отрицательно помотал головой и вышел из квартиры. Какая разница теперь, что он сказал? Главное то, чего он когда-то не смог сказать...