Та-дам!

Кьёко пребывала в глубоком раздумье. Сейчас, вот сейчас… Сейчас прозвучит что-то из: «Свет! Камера! Мотор!» и нужно будет играть. Играть Сачико. Играть влюбленную девушку. Влюбленную настолько, что сейчас она отдаться тому, кого любит и кто любит ее. Отдаться... Ох, у нее никак не поворачивалось это имя на языке! Разум повторял: Наоки, Наоки, Наоки, но душа кричала: нет! Тсуруге-сану, Тсуруге-сану, Тсуруге-сану… Ну почему в ней как будто засели и бушуют два человека?! Засели и не могут ужиться, хотя иногда и прекрасно существуют вместе. Один строго следует сценарию и не считает почти наступившую сцену неловкой; так должно быть, потому что все ждут этого, это ее работа. Но другой отчаянно не может с этим примириться и играть роль, при этом не чувствуя себя на месте героя. Халк, доктор Джекилл и мистер Хайд отдыхают… Чувства, обуревавшие Кьёко еще до щелканья дубля, означающего начало игры, были неописуемы. Почему она так нервничает? Ведь еще ничего такого не произошло. Ну вот, опять ее сердце вырывается из груди, хотя выражение лица девушки совершенно спокойно, и даже румянец не способен его пробить. Ну, если не считая того, что ей наложили в качестве грима. Она спокойна, лицо непробиваемо, ну так почему все тело бьется в судорогах? Мурашки неумолимо время от времени пробегают по ее телу. Это… страх? Верно, она боится. Кьёко боится снова почувствовать то, что испытала при поцелуе Тсуруги-сана; чувство, которое она не могла описать, а тем более назвать. Испытывала ли она такое раньше? Навряд ли. Что же это было? Сначала удивление. Да, она ужасно поразилась, ощутив на себе губы кого-то еще. Потом оцепенение оттого, что происходило. А когда уста Рена дошли до ее шеи, девушку обуял страх. Страх того, до чего может дойти дальше. И, черт возьми, всеми силами прогоняя подобную мысль прочь, но все же смущенно себе признаваясь, что со всеми этими чувствами Кьёко сопровождало, как это неловко признавать – блаженство. Да, черт всех и вся, но ей это было приятно. Не будь сейчас съёмок, и у нее было бы больше времени об этом подумать одной, девушка бы сейчас билась в истерике и долбила себя по голове, лишь бы все эти ужасные мысли не лезли ей в голову. И Кьёко бы лучше умерла, если бы другие узнали, о чем она думает и чего ей стоит сейчас сохранять ледяное хладнокровие. Но она ни за что и ни перед каким предлогом не догадалась бы, что сейчас снедает Рена. Он был если в не большей, то такой же истерике, но держался покруче Кьёко. Актер уверенно ждал хлопанье дубля, ни своим телом, ни своим лицом не показывая, что он чувствует. Внутри него все пылало, и сердце тоже отчаянно колотилось. Рену точно так же казалось, что в нем как будто находятся два абсолютно разных человека. Один сохраняет ледяное спокойствие: очередной фильм, очередная съёмка, очередной сценарий и очередное действие – все, как и всегда. Но в другом пылает страсть и нетерпение. Сейчас самая ответственная часть! Он будет любить ту, что вожделеет, сможет ласково касаться ее нежного тела и целовать, целовать, целовать… Ах, о чем же он думает?! Ну и пусть, что он ее любит! Ну и пусть, что он сдерживает свои чувства как может! Он не должен ее любить! Его как будто призывают к тому, чего он не может, но его заставляют, и как будто у него нет выбора… Но, с другой стороны, Рен об этом даже и мечтать не мог, и вот по счастливой случайности ему выпал такой шанс! И пусть он завладеет ей лишь понарошку, даже это заставляло его душу трепетать и ужасаться таким корыстным мыслям. Овладеть… Нет! Как он может о таком думать?! Ему нет прощенья! За это его должны наказать, арестовать, посадить… Но это же всего лишь фильм, а это – сцена из сценария, никуда от нее не деться. Ладно, наплевать на все, зачем врать самому себе? Его никто не заставлял, Рен согласился сам и знал, на что идет. Его не заставляют, и он никому ничего не обязан. Он делает это лишь потому, что хочет. Совершеннолетняя ли Кьёко или нет, восемнадцать ей лет или нет, но он любит эту девушку и в эту минуту ему наплевать на все свои предрассудки и принципы. На время игры надо о них забыть. Здесь – он Наоки, здесь – он любит Сачико и здесь овладеет ею, по сценарию. Если оправдываться, что он – это Наоки, а она – это Сачико и не задумываться об остальном… Думу актера прервал хлопок дубля. - Камера! Мотор! Все, отступать некуда. Рен должен собраться с мыслями. Ясность и свежая голова. Он же профессионал, в конце концов! Так, что там по сценарию? Ах да, поцелуи… Ох, но нет! Он не может представить Сачико! Перед ним Кьёко! Эта жизнерадостная и никогда не сдающаяся девушка, покорившая его сердце. Если он хочет хорошо сыграть, нужно найти самый удобный вариант. А самое разумное – играть с Кьёко, а не с Сачико. Рен забудет обо всем, о чем он думал. Забудет эти глупые предрассудки на момент игры. Сейчас перед ним та, кого он любит и будет он целовать именно ее, а не вымышленную героиню. Но об этом никто не узнает. Все это будет сном, от которого завтра ничего не останется… Один единственный миг игры, когда молодой человек сможет обнять и приласкать ту, которую не может желать. Это всего лишь мечта, ставшая на эту краткую секунду реальностью… И пусть Яширо думает что угодно! Рен приблизился к лицу Кьёко и прошептал так, что только она это заметила и краем ухом услышала, от чего по ее телу вновь пробежало электричество и сердце забилось так, что девушка испугалась, как бы Рен не услышал его биения. Холодное лицо будто растаяло от жара этого предложения: - Доверься мне, Кьёко-тян. Ничего не бойся, я буду нежным.