Диагност. Пациент

– Все готовы? – заглядывает в ординаторскую Гликемия Стюарт и, нервно взмахнув палочкой, сбивает со стола кувшин с родниковой водой. – Ой, я нечаянно, сейчас... – она порывается наклониться, чтобы собрать осколки, но Айрис О'Фланаган отпихивает ее: – Иди лучше в триажную, скоро поступать будут. Андромеда уже ловко скатывает заклинанием воду в прозрачный, чистый шар. Удивительно, насколько ловка Гликемия в хейрэргонии (1) и насколько неуклюжа в быту – обязательно то стопку книг сшибет, то дверью хлопнет так, что все отделение содрогнется, то что-то на пол уронит. Но целитель-практик из нее отличный, за это все простить можно. – Говорят, крови много, – тихо говорит Айрис. Андромеда крови не боится. Быть Блэком и бояться крови – нонсенс, столько ритуалов на ней завязано. Помнится, как-то тетушка Вальбурга целую ванную набрала, чтоб старшей племяннице амулет защитный сделать... – Пять человек погибло, пятнадцать ранено! – просовывает голову в щель приоткрытой двери Фрэнк Лонгботтом. Лицо у него сердитое, хмурое, как, впрочем, и всегда с тех самых пор, как всем стало понятно: с диагностическим даром для него покончено. Исчерпался, выгорел, как оно всегда и бывает. И ведь что пользуйся им часто, что редко – все равно не угадаешь, на ком сорвешься, какой случай вдруг станет последним. Все вокруг еще немного надеются, что Фрэнк восстановится, но Андромеде каким-то образом, непостижимым чутьем, ясно: все, конец. Фрэнку, наверное, ясно тоже. – Готова? – спрашивает ее Фрэнк, и Андромеда кивает, не глядя на него. Ей с ним теперь неудобно. – Уже у ворот! – кричит кто-то в коридоре. Перед входом выстраивается очередь. Эмерджеры (2) по двое левитируют пострадавших, укрытых золотистой, нарядной тканью, удерживающей тепло. Это сейчас особенно важно, ведь некоторые люди попали под обмораживающее заклинание. Инфериоры (3), быстро оглядывая пациентов, ловко разделяют поток входящих на четыре рукава, раздавая бирки: красные – неотложные случаи, желтые – могут и полчаса одождать, зеленые вообще могут долго в коридоре скучать... Четвертые, самые тяжелые, уже окружены младшими и старшими целителями. Андромеда, подвернув рукава мантии, определяет точки приложения у девицы с обморожением ног: мизинцы, эпигастриум, верхняя часть левой фибулы... – "Paralisis a frigore", – диагноз дается легко, пациентку уже перехватывают практики Гликемия и Рыжий Майкл. Андромеда бросается к следующему: мужчина средних лет с инеем на груди. Дышит. – То же самое? – нетерпеливо спрашивает Айрис. На первый взгляд и впрямь идентичные повреждения. Андромеда уже прицеливается к тем же точкам приложения для диагностики, но что-то ее сбивает... – Как? – она наклоняется к бледно-голубым, еле различимым разводам на шее пострадавшего, вверху, у самого уха, легко можно не заметить... Айрис озабоченно косится: – Слушай, не хочу мешать, но ты все-таки поторопись. Это пока только второй. Андромеда молчит. Губы кривятся в улыбке, только совсем не веселой. Точки приложения – трагус, левая маллеола и правая спина илиака антериор супериор... Бабушка показывала. – "Marmor glacies", – зло говорит Андромеда. Айрис издает негодующий вопль: – Ах, заразы! Это они что, каждого чем-то отдельным прокляли?! Вот уроды! Это ж пока снимем... Проваландаемся до вечера! Впрочем, все не так плохо. У следующей пациентки опять "Парализис а фригоре", а четвертый уже с обычным "Секо", его и без диагноста определить не сложно... Пятый, правда, заставляет снова напрячься, пока все проклятья не поддаются, наконец, распознанию. Андромеда глотает шоколадные конфеты, давясь сладкой слюной. Руки дрожат, колени подгибаются. – Все, отдыхать, – толкает ее прочь старший целитель Луриа, перехватывая эстафету. Опыта у него больше. – Сейчас, – бормочет Андромеда, еще порываясь чем-то помочь Айрис, но голова кружится и приходится присесть на скамью у стенки. Рядом, как назло, еще одни носилки. Светлые локоны, бледная кожа... И алая аврорская мантия. Андромеда через силу поднимается. Всего пара шагов, но дается с неимоверным трудом. Хорошо, что все коллеги заняты делом и не видят, что она снова на ногах. Андромеда отодвигает золотистую ткань, чтобы лучше видеть. – Под "пресс" попал, потом головой приложило, эти гады заклятиями только так сыпали, – с готовностью докладывает юный эмерджер, который понятия не имеет, что по всем правилам диагносту сейчас положено только отдыхать и восстанавливаться. – Состояние тяжелое, но стабильное, пульс слабый, я дал ему атропиновую настойку восемь капель, потом еще камфору, – продолжает старательный эмерджер. Андромеда, не отрываясь, смотрит на тонкий профиль пострадавшего. Глаза закрыты, губы синие, венки на висках проступают. – Кровотечение мы остановили, – не успокаивается эмерджер. – Ага, – говорит Андромеда. Аврорская мантия смотрится невыносимо фальшиво, рукава слишком широкие, не по размеру, из них выглядывают рваные, грязные кружева с перламутровыми пуговицами. От фальши начинает тошнить, но, кажется, никто, кроме Андромеды, ничего не замечает. Юный эмерджер – тот аж из себя выходит, пытаясь хоть чем-то помочь пострадавшему "аврору": – Когда эти паразиты метку выпустили, то вообще здание подорвали, вот его и засыпало немного... – Ага, – снова говорит Андромеда. Под тонкими веками – голубые глаза, зрачки расширены. "Они с Нарциссой так похожи", – мысль привычная, знакомая, очень домашняя... Мама любила это повторять, тогда, в прошлой андромединой жизни, в большом особняке Блэков. Эмерджер, видимо, решив, что своей болтовней отвлекает "госпожу диагноста", тихонько отходит. Андромеда медлит. В ушах шумит, перед глазами темнеет, конфеты плохо помогают. Если закатать рукав аврорской мантии и отодвинуть кружева, то на обнажившемся предплечье с белой – как у Нарциссы – кожей можно увидеть отвратительный рисунок. Андромеда старается не думать о том, где он взял эту проклятую мантию. "Эпигастриум, пятое интеркостальное пространство по аксиллярной линии, назион, калканеум... Еще процессус мамиллярис... Слишком много, этих точек слишком много!" Она еле их удерживает, поток силы хлещет, контроль слабеет. – Ты, сволочь, только попробуй оказаться моим "последним", я тебя лично придушу, – сквозь отчаянные слезы шепчет Андромеда. – Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу... Всех вас ненавижу! На этот раз обходится – дар остается там, внутри, только свернулся усталым котенком. Андромеда достает палочку, заклятия слетают с губ легко, но стоят последних сил. Хорошо, что стул рядом. Этот, ненавистный и, к несчастью, родной, теперь порозовел лицом, дыхание выровнялось. Андромеда ненавидит и себя. Лучше бы она помогла вон той старушке со сломанной ногой... – Спит, – с благоговением смотрит на Андромеду вновь подошедший эмерджер. – Здорово у вас получилось. Андромеда закрывает глаза, а открывает их уже на кровати в дежурной комнате. Инфериор Лукас протягивает ей чашку сладкого, густого горячего шоколада с корицей. Этот, в аврорской мантии, разумеется, уже очухался и смылся. Может даже сидит сейчас за ужином у Блэков: "Прекрасная погода сегодня, тетя... А ваши булочки с изюмом просто божественны". Андромеда решительно поднимается. Пора дальше работать. 1 – хейрэргония – это я так извратилась с греческой "хирургией", которая для меня слишком приземленное слово ))) 2 – эмерджеры – от emergency/emergency physician, они же врачи скорой ))) 3 – инфериоры – неврачебный медперсонал. В реальной жизни их, конечно, инфериорами ("низшими") не назовут, но маги не очень заморачиваются всякой этикой и уважительным обращением.