Пьяный дикарь, храпящий...

      В то утро Анда была возбуждена и все время норовила куда-нибудь сорваться и побежать. То проверить, готово ли платье, то – ах, забыла про ленту, должна быть синей, непременно синей. Или голубой? Как я ей посоветую?       Я посоветовала ей посидеть смирно хоть немного. Я не волшебница, на вертлявой голове красивую прическу не сделаю.       - Как это не волшебница? Ты же наша семейная фея, наша любимая фея.       И она снова дернула головой, порываясь меня обнять, вот прямо так, сидя. Тонкие светлые волосы просыпались на спину. Я вздохнула и начала сначала. Вот что у меня волшебное, так это терпение, здесь такого не делают.       Окно было открыто, только занавешено белой легкой, как слепой дождь, занавеской. В комнату влетали порывы свежего ветра и чириканье птиц. Солнце играло огоньками во всех стеклянных поверхностях, гоняя их туда-сюда, как шкодливых котят.       - Марея… - вдруг задумчиво проговорила Анда совсем другим голосом. – А если бы я, например, однажды вышла замуж, ты пошла бы со мной в дом моего мужа или осталась тут?       Расческа выпала у меня из рук. Ах вот оно что! Вот почему столько беспокойства сегодня. Младшая дочь семейства Нерий ждет особенных гостей. Предчувствует скорое счастье. Неужели пора? А давно ли я помогала ей забираться на качели и мазала ссадины на коленях пахучими лекарствами верхнего мира.       Пока я нагибалась и поднимала расческу, привела в порядок лицо, не выдала удивления. Улыбнулась только её отражению в тусклом неровном зеркале.       - Не говори глупостей, малышка. Очень я буду нужна тебе в доме твоего мужа!       Девушка закусила пухлую губку, скорчила печальную гримаску, но долго притворяться грустной не могла, не такой сегодня был день.       - Ну и ладно. Остаться тут – тоже хорошо, ты нужна тут. Ты везде нужна, Марея! Хотела бы я быть такой нужной, как ты.       Я вздохнула. Мое бесконечное терпение мало помогало мне причесать эту непоседу.       - Подожди тут, посиди. Я схожу принесу…       - То волшебное зелье с запахом травы и меда?       - Да, принесу то зелье, посиди. ***       Они правда думали, что я волшебница, считая волшебными гели для волос, жидкости для снятия лака с ногтей и макияжа с глаз. Когда я воспользовалась при них зажигалкой, они вообразили, что огонь я добыла, лишь щелкнув пальцами. Я не стала их разубеждать. Быть волшебницей в нижнем мире очень приятно и безопасно. Никакой ответственности. Пока ты удивляешь этих простых милых людей, справляясь с трудностями, что кажутся им непреодолимыми, они восхищаются. Если ты с чем-то справиться не можешь, проблема признается очень, очень серьезной, но твой статус не рушится. А если за долгое время не случается никаких проблем, то это тоже относят на твой счет – вот какая у нас хранительница! Нас не очень много в нижнем мире, таких вот волшебников и волшебниц из верхнего. Живем мы не кучно, общаться друг с другом не рвемся. Не для того мы уходили сюда.       Быть может, тут не так комфортно, как дома, не всегда приятно пахнет, еда не так изысканна, а развлечения не так разнообразны, но мне нравится тут. В нижнем мире живут простые добрые люди, трудолюбивые и мудрые. Их дни полны забот и трудов и начинаются рано. Их руки мозолисты, голоса грубы. Они обрабатывают землю, выращивая хлеб и овощи, добывают руду, ловят рыбу. Они постоянно заняты и вместе с тем часто беззаботны. Быть может, два дня из десяти отводят они на отдых, и считают, что им довольно. Плодами своего труда они делятся с богами, относя на капища излишки. Богам хватает, благо излишков немало. Взамен те помогают трудягам с погодой, излечивают их от болезней и не очень докучают своими капризами, великодушные, щедрые боги из верхнего мира.       Анда едва не побежала за мной, мы столкнулись в дверях.       - Я же сказала, посиди. Вот я рассержусь!       Анда скорчила дурашливую рожицу. Волшебница Марея не умеет сердиться. Хах, это они так думают!       Я выдавила из тюбика немного геля и растерла в ладонях. Анда едва не запищала от предвкушения. Нечасто я балую маленькую Нерий. Запах этого геля навсегда теперь обещает ей праздник. Пусть так и будет. Тем более, что праздник ей обещает не только моя маленькая хитрость.       На самом деле, я думаю, что волшебники – это они. Мои чудеса – просто продукты цивилизации. Где-то наука, где-то косметология, где-то просто умение применить необычный для их мира опыт. Пока я жила у них, Анда выросла, а её мать состарилась, а я осталась почти прежней, но это совсем не магия.       Но вот они – настоящие маги. Они чуют перемены погоды, немного предвидят будущее и умеют говорить с растениями и животными. Прежде мне думалось – суеверия. Нет, правда, говорят. И понимают все, что те отвечают им. О чем они говорят – мне не дано знать. Я как-то спросила Анду, та рассмеялась – да о пустяках.       Запах средства для волос подействовал, Анда притихла, и я смогла заплести ей причудливую косу вокруг головы, отчего лицо моей воспитанницы стало взрослее, круглее и, кажется, милее.       Она задумчиво подперла подбородок рукой и смотрела в зеркало, как зачарованная, такая милая, в своей простой сорочке. Уже не ребенок, еще не женщина. Потом перевела взгляд на меня.       - Я думаю, хорошо, что ты не пойдешь со мной, Марея. Если ты останешься здесь, то можешь быть очень счастлива. Ты ведь не хочешь покинуть мою семью?       Я покачала головой и поспешила уйти. Мне было не по себе, когда они заглядывали в будущее. ***       Анда не ошиблась - за ней пришли. Правда, я надеялась, что по обычаю посольство будет попредставительнее. Родичи, сваха, богатые дары. Но гостей было двое. Молодой охотник Ринен, что жил в лесу, и его товарищ. А дары хоть и щедрые были, да не денежные. Беличьи шкурки, корзины с грибами и малиной, янтарные бусы, рога, лечебные травы… Что же, если жених и небогат, то и не беден, нрава легкого и веселого и грамоте учен. Анда его любит, а отец против её любви не пойдет, отдаст девочку. И будет его младшенькая жить в лесной чаще, в темном доме, до половины закопанном в землю на манер звериных нор. Как же славно, что я не пообещала пойти с ней. Вот бы занятно я смотрелась посреди леса с лаком для волос!       Жених и отец невесты пошли в дальнюю комнату потолковать, а домашние стали накрывать на стол. Нравы тут простые, ждать понапрасну не любят. Сегодня же справят свадьбу, если сговорятся, сегодня же невеста покинет отчий дом.       Мне было немного жаль её, и я тихонько вздохнула.       - Всем радость, а фее грусть, - услышала я насмешливый голос позади себя. И оборачиваться не надо, чтоб узнать. Злой Элга, острый язык. Работник семейства Нерий. – Ну, обернись, гордячка, голова не отвалится.       Я не обернулась. В другую сторону посмотрела. Он рассмеялся, будто мешок ножом вспорол.       - Пойдем-ка, фея Марея, разговор есть. Тут без нас сегодня обойдутся.       Элга взял меня за руку крепко, но осторожно. И вырваться не могла, и не больно было. Да и хотела ли я вырываться? Что он мог мне сделать, простой работник из нижнего мира?       Мы прошли через опустевший двор, обогнули пристройки и вышли к реке. Я уже знала, тут принято говорить о важном у воды. Мы сели на поваленный ствол, на котором часто сидели влюбленные, но никогда еще не он и не я. Повисло неловкое молчание.       - Ты говорить со мной хотел, - напомнила я Элге.       - Я и говорю, - ответил он, немного удивленный. – Я говорю, - повторил он, - да ты не слышишь. Как мне сказать, чтоб услышала? Ты ведь не пойдешь за своей любимицей? Не пойдешь ведь с ней в лес?       Я покачала головой. А он, хоть и не смотрел на меня, как-то услышал, как-то понял.       - Но и тут не останешься, - добавил он поблекшим голосом.       - Да с чего же ты взял?       - Вижу. Не уходи, Марея.       У него худые жилистые руки с мозолями и ссадинами. Под ногтями грязь. Над кистью шрам от старой раны, я же когда-то помогала заживлять. А он так же зубоскалил, обзывал гордячкой и говорил загадками. Если бы я слышала его, он бы понял это, он бы обнял меня, чтоб удержать. Но я не слышу его… не знаю, как слушать.       - Или возьми меня с собой. Туда, откуда пришла, или туда, куда уйдешь. Но лучше – останься. Твое мертвое сердце научится слушать. Или моё умрет и достучится до твоего. Отчего нам не быть вместе, фея? Чем я плох для тебя?       Он не может меня обнять, но я могу обнять его. Это разные объятия. Его было бы - навсегда вместе. А мое – никогда. Я обняла, и он вздрогнул от моего касания. Мои руки показались мне ледяными, а он был теплым и живым, я чувствовала это даже через грубую рубаху.       - Ты не плох, Элга. Но я не принадлежу ни этому миру, ни себе.       - Кому же ты тогда принадлежишь? Где твое сердце, фея?       Мы встретились взглядами. У него такие же темные глаза, как у меня. Кажется, мы с ним немного похожи. Разница лишь в том, что он живой, а меня тут быть не должно. Исчезни я отовсюду – ничего не изменится в равновесии мира. Но он – живой. Это пронзило меня, как длинная спица, какими тут вяжут грубые носки долгими зимними вечерами. Пронзило и засело то ли в мыслях, то ли в сердце. Откликнулось эхом нежности, отчаяния, страха потерять. Я услышала. Но что я могла ответить? Ведь не правду же.       Мы просидели так довольно долго. Он молчал, но я, кажется, слышала его смутным ощущением. Он благодарил меня. За залеченные раны, за то, что разминала когда-то его усталую спину. За вынесенную воду, за доброе утро и доброй ночи, Элга. За то, за что и вовсе не надо было благодарить – за смех, за сны, за счастье просыпаться. Он молчал о том, как рвется на кусочки его сердце, предчувствуя скорую разлуку, и он ничего не может с этим сделать. К сердцу ладонь не приложишь, не остановишь его крови, не вытрешь его слез. Но он не сдастся теперь, не умрет от горя, он будет жить.       - Ты теперь немного слышишь, но я повторю словами, фея. Я буду ждать тебя. Даже если ты никогда не вернешься. Я буду тебя ждать.       - Да никуда я не собираюсь уходить, дурак ты этакий! – в сердцах бросила я, вскочив и выдернув из его ладоней свою руку. И зашептала, уходя: - Дурак, дурак…       Он не обиделся на грубость, а рассмеялся. И не стал догонять, когда я побежала. И правильно сделал. ***       Свадьбу играли шумно и до рассвета. Я танцевала, пока не развалились туфли, сработанные местными мастерами. Пила кислое вино, бросала в молодых головки цветов, кричала им благословения. Анда и Ринен смущались и улыбались. И верили – пожелания феи непременно сбудутся.       Элга не танцевал. Сидел в стороне, много пил, смотрел живыми глазами. Когда я на рассвете пошла к себе, пошел следом. У моих дверей сел, карауля, чтоб не ушла, да так и уснул, раньше, чем ноги вытянул.       В комнате меня ждали. Мой старший брат Сей собственной важной персоной возлежал на моей кровати и даже не удосужился подняться, когда я вошла.       - Горазда ты выплясывать, сестрица! Думал, усну, пока дождусь тебя.       - А если бы я пришла не одна?       - Да ладно! – сморщился он. – С дикарем?       - Дурак, - буркнула я, вспомнив Элгу. – Ну! Зачем пришел? Я спать хочу.       - В дороге выспишься, - усмехнулся Сей, в одно текучее движение поднимаясь на ноги. – И переоденешься тоже в дороге. Тебя обыскались. Ты нужна семье. Хм… На самом деле, тебя требует Машина.       - Нет! – я села на кровать, с которой только что поднялся Сей. – Нет, - помотала головой, отгоняя хмель. – Нет, милый, - проговорила я ласково. – Давайте уж теперь без меня. Найдете среди всех женщин мира кого-то, кто подходит больше.       - Марея, нет, не в этот раз. – брат склонился ко мне, положил на плечо руку. - Я знаю, через что ты прошла. Я сочувствую. Но сейчас все иначе. Совпадение сто процентов, понимаешь. Это твой мужчина. Только твой.       Я оттолкнула его.       Подумала - дурак! А потом поняла – зову зачем-то. И он ведь услышит этой своей неведомой мне магией нижнего мира. Услышит, проснется, выбьет дверь. Я закусила губу и заставила себя не звать, не думать о нем вовсе, будто его нет. Но тогда я снова вспомнила Арано… ***       Теперь его черты расплывались. Быть может, потому, что в последний раз я видела его сквозь слезы. А как я его увидела его в первый раз, уже и не помню. Кажется, он был всегда. Дружил с моим братом еще со школы, приходил к нам в гости – ну, друг и друг. Брату друг и мне тоже – друг. А когда мне исполнилось четырнадцать лет, и Машина просканировала мою голову, то обнаружилось, что совсем не случайно нам так легко было вместе. Говорили об одном, мечтали о похожем, играли в одни игры. Могли не сговариваясь, сделать похожие глупости, отвечали в унисон, пели в лад. Соответствие друг другу девяносто три процента. Пара, редкая пара. Даже у моих родителей восемьдесят. У большинства пар семьдесят пять – уже хорошо.       Мы так одинаково удивились, так одинаково не поверили. Так недоверчиво косились друг на друга. Потом привыкали. Свидания – как испытания: совпало, годится, подходит! Ну надо же! Потом вдруг оказалось – никого, кроме него, и нет на свете, никого и не может быть, кроме него. Целовались на скамейках вечерами, через коммуникаторы переписывались на занятиях и ночами, когда не могли быть вместе никак.       Соответствие выявляют с четырнадцати лет, а союзы заключать лишь с восемнадцати лет можно. И пока не будет заключен союз, данные сканирования лежат в памяти Машины, в базе. А после свадьбы переносят в архив, все. Мне семнадцать было, а Арано двадцать, когда Машина отменила нашу помолвку. Нашлась другая. Девяносто пять процентов. И все. И мне не имени не нужно, ни где живет. Достаточно только цифры – девяносто пять. Она не красивее, не умнее, не смелее меня. Она не лучше. Она просто больше ему подходит.       Память стерла его лицо, но сердце помнит, как было больно. Как я шепотом звала его по имени, а он только смотрел молча и будто растворялся в темноте, хотя я знала, что лето, полдень, парк, и где-то недалеко играют дети.       - Арано, - ловила я его руки. – Мы можем не послушаться. Мы можем убежать.       - И перечеркнуть свое будущее?       - И построить его самим, крепкое, наше.       Он отвел взгляд. Ему было больно. Нужно было просто уйти. Ему по одной дорожке парка, мне – по другой. И тогда у каждого будет свой кусочек боли, который будет намного легче нести.       - Мы можем остаться друзьями, Марея.       - Будто ничего не было? – усмехнулась я.       - Да, нелепо, - откликнулся он.       Мы не остались друзьями. Мы больше не виделись. Я даже не спрашивала о нем. И вообще ушла из верхнего мира. Мне не было в нем места. Я проиграла с нелепым унизительным счетом. Я ушла, чтоб построить какое-то другое будущее. С начала, с пустого места. Одна.       И вот теперь все снова… ***       - Сколько ему лет? Четырнадцать? И это мой мужчина? Не смеши меня!       - У наших родителей разница даже больше! Живут душа в душу. Что за глупости? Сто процентов – это бывает раз в сто лет. И это навсегда, понимаешь? Больше ста не может быть…       Я махнула рукой, чтоб он умолк, но он не сразу услышал. Он не умел слышать так, как слушают здесь.       - Сей, нет. Послушай. Когда меня сканировали, мне было четырнадцать. Теперь мне почти тридцать. Я изменилась. Быть может, сейчас Машина не показала бы сто процентов, если бы в базе была настоящая я.       Сей прищурился и ответил не сразу. На миг мне показалось, я услышу сейчас что-то такое, что говорят не словами. Но он произнес устало, прикрыв глаза, будто врал.       - Хорошо, поедем домой и пройдешь проверку снова.       - Ты хотел сказать что-то другое!       - Откуда ты знаешь?       - Говори!       - Я хотел спросить тебя – что ты так яростно защищаешь? Отчего ты свое одиночество оберегаешь сейчас больше, чем тогда – свою любовь? Или это не одиночество? Или тот пьяный дикарь, храпящий под твоими дверями – это он твой мужчина?       Ему пришлось перехватить мою руку, а то бы я ударила его.       - Ты немного одичала в нижнем мире, сестра. Хорошо. Я скажу больше, чем собирался. Ему не четырнадцать. Он вдовец. Он чиновник высокого ранга. Именно потому его просканировали заново. Сто процентов соответствия. Чем ты рискуешь? Если ты изменилась с тех пор, Машина внесет коррективы. Идем?       В самом деле, чем я рисковала? ***       Я все-таки переобулась в сапожки. Это было лучше, чем идти по мокрой траве босиком, хотя ноги очень потели, и я подумала – лучше бы от росы. Роса хотя бы не пахнет.       Тихо-тихо мы покинули спящую деревню. Не шевельнулись даже сторожевые псы, не так уж ревностно они сторожили… а может, просто привыкли ко мне.       Мы прошли до капища, украшенного лентами и беличьими хвостами, вошли в священную пещеру, куда простым смертным из нижнего мира вход был категорически под страхом смерти воспрещен. Сей открыл потайную дверь и включил эскалатор. Темная лестница загудела и поползла вверх. Ползти было долго, до самой вершины горы, где на небольшой площадке нас ждала авиетка.       Сей молчал и улыбался, глядя вверх, будто видел что-то очень хорошее.       - Чему ты улыбаешься?       - Просто. Просто рад за тебя.       - И ты так уверен, что можно радоваться? Не рано?       Он пожал плечами. Он врал. Откуда-то я это знала. Как будто бы научилась той странной магии нижнего мира.       - А ну отвечай мне, глядя в глаза! Стой. Свяжись с диспетчером, скажи, чтоб остановили. Отвечай мне!       Мы оба покачнулись, когда эскалатор замер, схватились за поручни.       - Отвечай! Тот чиновник высокого ранга – это Арано?       - Догадалась!       - Скалиться не надо было!       Я посмотрела вниз. Потом на Сея. Потом взяла его за воротник и притянула к себе.       - Скажи ему, пожалуйста, такую вещь, брат. Скажи, что предать любовь можно только один раз. Нет, лучше скажи ему, что я умерла. Нет… скажи ему, что тот пьяный дикарь… да, именно это ему и скажи. А родителям скажи, что я тут одичала и счастлива.       Потом я чмокнула Сея в щечку и побежала вниз. Он не окликал.       Внизу я снова запустила эскалатор - вверх. И помахала невидимому уже брату рукой. ***       Когда я вышла из пещеры, солнце уже наполнило низину и грело деревню в своих нежно-розовых ладонях. Я сняла сапоги и побежала босиком по мокрой от росы траве. Домой.       На окраине деревни, прислонившись к воротам, меня ждал Элга.       - Так ты не спал! – возмутилась я.       Он широко улыбнулся.       - Ты все слышал?       - Ну да. Только ничего не понял. Что означает «паны дикар крапаши»?       Я едва узнала слова родного языка, а когда сообразила, о чем это он, рассмеялась.       - Мы сказали друг другу много слов, почему ты запомнил именно эти?       - После них ты будто обняла меня. Вот так. – Он приобнял меня и выставил вперед руку, защищая. – Как я мог не запомнить?       - Эти слова означают «тот, кто нагло украл твое сердце».       - А, как верно. Мне нравится. Фейский язык очень красивый.