I've destroyed us.

Т/И ненавидит свои холодные пальцы почти также сильно, как ненавидит Глэйд или же воспоминания о прошлой жизни, где девушка была счастлива. Она чувствует себя разбитой. Она чувствует, как рушится ее мир, как распадается ее жизнь прямо у всех на глазах. А еще Т/И ненавидит мотыльков, которые сгорают под потолком каждую ночь или чувства, засевшие в ее мыслях, потому что засыпать по ночам со слезами на глазах уже привычка. Как и пить один лишь чай из трав, которые Ньют приносит Фрайпану каждый день. Он был ее космосом. Она была просто девчонкой, случайным образом, попавшим в Глэйд. Она случайно стала бегуньей, случайно изучила все повороты, и случайно сделала свою работу. Она была одинока. В глазах парней она была странной и отстраненной, но она любила общаться с людьми. Девушка просто избегала шумные компании. Ведь общаться вдвоем всегда лучше, чем быть поглощенным глупым весельем? Т/И ненавидит этот новый мир, который проводит в окружении стен и парней подростков. Ненавидит каждый элемент в ее жизни, потому что слишком несправедливо — когда ты влюбляешься в человека, а он общается с тобой, как со знакомой. Окруженное пространство. Место, где все работают, а некоторые вещи привозит лифт. Место, окруженное Лабиринтом. Лабиринт, где за каждым поворотом тупик. Выхода нет. Тупик. Бывшая бегунья клянется медакам, что все в порядке, но это далеко не так. Все ее мысли забиты парнем, что спрыгнул со стены, отчаявшись. И только его глаза и взъерошенные волосы создают иллюзию, что она еще существует. Т/И ненавидит себя. Ненавидит чувства, которые испытывает к нему, но Ньюту все равно. Ненавидит недосказанность, которая вечно летает в воздухе. Ненавидит Ньюта, который уделяет ей внимание, а затем резко игнорирует, обрывая все связи. Он словно берет ее на руки, делает из нее королеву, а потом опускает руки и ее бросает в грязь. И это невыносимо. Весь ее мир превращается в пепел. Боль, которую испытывает девушка, увеличивается с каждым днем. Удар молотком по пальцу не сравнится с мучительной болью. Душу словно пилят тупым ножом. Т/И лежит на земле перед входом в спальни, наблюдая за тем, как громыхает небо. Свечи почти догорели, а воск постепенно стекал по металлу подсвечника. Глаза девушки закрываются. Вдох, а затем выдох. Впадая в состояние эйфории, Т/И смотрит на небо. Тучи медленно сгущаются, образуют темную пелену, закрывающую звезды и луну. — Ты почему не спишь? Не поворачивая голову, Т/И словно видела всё перед глазами. Заспанные глаза, взлохмаченные блондинистые волосы. Он присел на край кровати, которую выделили ему, как только он стал помощником Алби. — Не хочу. — Это насилие над своим организмом. — Ты не знаешь и половины всего насилия. Молчание. Недосказанность занимает все пространство, а вакуум поглощает воздух. Маленький дождик начинает капать на ее лицо. От внезапного порыва ветра огонь затух. Белый дымок занимал почти всю спальню, выходя через окно вместе с оседающим пеплом. — Ты промокнешь. — И что? Разговор — это бег в Лабиринте от ужасного металлического чудища. Завернешь не туда и всё. Выхода не найти. Ступор. В тупике. Просто не тот поворот. Как легко ошибиться. — Ты заболеешь. У нас мало лекарств, Т/И. Оправдание — самый глупый способ поддержать разговор. — А если не будет лекарств, я умру? Слишком громкий смешок, слетевший с уст Ньюта, заставил перевернуться на другой бок какого-то парня. — Нужно быть потише, — отвечает он тихо, снова проводя по своим волосам, а потом опрокидывает свое тело на скрипучую кровать. — Если не будет лекарств, я умру? — словно принуждает к положительному ответу. Она повторяет, словно учит маленького ребенка говорить слово «мама». А что за слово такое «мама»? Глэйдеры не знают его. Вернее, они знали, но их заставили забыть. — Да. Т/И замолчала. Просто закрыла глаза и начала думать о днях, когда ещё не была одинока. Будет думать о днях, когда мама звала ее на кухню завтракать с утра, а папа лениво читал газету в очках. Младший брат спал в своей колыбельке, иногда двигая маленькими ручками и ножками. Из нее выкачали всю память, но это клеймо, которое никогда не стереть. Семья. Восход. Парни начинают просыпаться, лениво подтягиваться на кровати, заворачиваясь в одеяло. Но медаки принялись за работу раньше остальных. — Мы всего лишь будем контролировать твое здоровье, Т/И, — отвечает один из медаков каждый день. Медицинский осмотр. Слова всплывают из глубин памяти, выныривая и снова пропадая в темных и светлых мыслях. Возможно, что кто-то из ее родителей был медаком? Или врачом, как подсказывает ее память? — Как ты себя чувствуешь, Т/И? Молчание. Девушка думает, ведь сказав что-то не так, парни доложат это Алби и будет только хуже. — Все хорошо. Я работаю на плантациях и помогаю остальным глэйдерам. Иногда я хожу к Фрайпану и помогаю с приготовлением пищи. Неубедительный кивок еле заметен, а ухмылка виднеется на лице Ньюта, ждущего своей очереди. — Я осмотрю тебя. — Будешь брать кровь из вены? Все же всплыло. — Что, прости? Тупик. — Нет, ничего, просто читала в романе, который привез Лифт в прошлом месяце. Прищуренные глаза Ньюта смотрят на девушку, ведь никакого романа не привозили в прошлом месяце. Она врет. Как и всегда, впрочем. И снова тишина. Молчание. Никто не говорит, ведь не хочется сделать обстановку накаленной. Медаку не хочется заговаривать со странной девочкой. С сумасшедшей девчонкой. — Т/И, поможешь мне на Плантациях сегодня? — Ньют расплывается в милой наигранной улыбке, а кислород медленно покидает легкие. Словно нечем дышать. Словно весь кислород пропал и углекислый газ захватил планету, заставляя задыхаться в муках. Но задыхалась лишь она. — Да, я помогу, — утвердительный кивок, а после ухмылка появляется на ее лице. — Отлично, — снова эта улыбка. — Отлично. Закончив осмотр, медак все же отпустил девушку. Сколько времени она прождала Ньюта? Может час, может всего пятнадцать минут? Время проходит быстро, когда голова занята другими мыслями. Лишь бы не думать о времени. Только не думать о времени. Она почти слетела с обрыва, в последний момент зацепившись о плющ. Это была случайность, как все думали, но, к великому сожалению, только он знал, что это был способ избавиться от мыслей, что постепенно поглощают ее разум. Он спрыгнул со стены, когда был бегуном. Он суицидник. Безвыходная ситуация. Он считал, что суицид — единственный выход из Лабиринта. Она считала, что выхода нет. Он был заботливым и спокойным в любой ситуации. Она была странной и сумасшедшей. Он тот парень, кого эта странность притягивала. — Почему ты такая странная? Ты не общаешься ни с кем, сидишь в стороне, — Ньют почесал затылок, прикрыв глаза. Даже так он выглядел красивым. — Я странная, вот и все. Снова не тот поворот. Тупик. — Ты почти никогда не отвечаешь на вопросы, но хочешь, чтобы все отвечали на твои. Так не бывает, Т/И. Никакой отдачи. — Я не хочу отвечать на обычные вопросы. В голосе девушки полное безразличие. На лице парня удивление. — Что ты помнишь о своей прошлой жизни? — Родителей, младшего брата. — Это всё? — Нет. — Расскажи мне, Т/И. Перестань быть закрытой. — Дай мне задание. Ты позвал меня на Плантации помочь тебе, но как я могу быть полезной, если ты не разрешаешь делать мне что-то? Она раздражительна. Она неспокойна. Она слишком эмоциональна. И она помнит его. Он может посмеяться над ней, потому что она влюбилась в него. — Успокойся, Т/И. Я просто хочу… Она не дает ему договорить. Она делает все, лишь бы не проболтаться. — Если ты позвал меня на Плантации только для того, чтобы расспросить о моих воспоминаниях, то это была плохая идея. Потому что я не хочу говорить об этом. У меня нет настроения, Ньют. Тупик. — Я так и думала. Он не засмеял бы ее. Он видел ее в своих воспоминаниях. — Я видел тебя в… — Ты видишь меня каждый день с момента моего появления здесь, — она не дает договорить. Она снова перебивает. — Нет, Т/И, ты должна меня выслушать, — парень резко хватает ее запястье, но девушка вырывает его, как будто обожглась и прижимает к груди. — Я услышала достаточно. Тупик. Они снова в Лабиринте, где нет выхода. За каждым поворотом тупик и никуда от этого не деться. Плющ и лианы на стенах. Обыденность. Они снова сделали ситуацию безвыходной. Любой разговор имеет начало и конец. Любой разговор приводит к тупику. У любого поворота в Лабиринте есть тупик. — Иди обработай цветы. Никто не обрабатывал их уже очень давно, — Ньют быстро сменил тему, чтобы снова не разозлить Т/И. — А за ними нужен должный уход. И верни прежнюю Т/И. — Ничего не будет как раньше. — Опять ты со своими загадками. — Констатация факта, Ньют. Нет никаких загадок. Зачем нужны цветы на Плантациях? Ради красоты? Если он не может ухаживать даже за этими цветами, то как он обработает цветы Т/И? — Ты словно ручная граната. Твои мысли — оружие. — Ты тоже можешь стать ручной гранатой, если захочешь этого. — Я знаю, Т/И. Я знаю. Ее мысли забиты его волосами, голосом и улыбкой. Его мысли забиты ее глазами. — Ты красивая, Т/И, — вдруг выпалил парень. Поняв, какую глупость он совершил, быстро начал оправдываться. — Просто взгляд со стороны. Смешок, смущенная улыбка и светящиеся глаза. — Спасибо, Ньют. Ты тоже довольно привлекателен. Скрип и громкая сирена заставили всех отложить работу и побежать к Лифту. Когда он остановился, «двери» Ящика открыл Галли. Снова разрушился мир какого-то парня. Снова вопросы: «Кто я?», «Почему я ничего не помню?», «Что это за место?».Снова объяснять все заново. — Это девчонка.

"Я все еще не могу вспомнить, кем ты была в прошлой жизни для меня".

— Ты довольно привлекателен, Ньют. Ты мне нравишься. — Тереза, я… Она закричала и все зеркала разбились в ее маленьком мире с высохшими цветами. С теми цветами, которые он посадил, а потом оставил умирать под палящим солнцем. Но сейчас она стоит как вкопанная, ведь человек, которого та обожает, встречает девушку прямо перед ее глазами. — Я не хочу чувствовать боль больше. Всё внимание обратили на девушку, что стояла со слезами на глазах. Парочка повернулась тоже. Поняв, в каком положении находится она сама, Т/И рванула с места, убегая в чащу леса. Разве это нормально, задыхаться от переизбытка эмоций? И грустить от недосказанности и одиночества? И биться о стены от нахлынувших воспоминаний, рассыпаясь на кусочки атомов? Это нормально. И выкидывать таблетки обезболивающего, которые дают медики тоже нормально, как и заболевать, падать и плакать. Все это нормально. — Т/И? — Уходи, Минхо. Тебе нечего здесь делать, — она утирает слезы руками, а истерика захлестнула ее с головой. — Кричи, Т/И. И послушав появившегося Минхо, она кричит. Протяжно, вкладывая всю боль и горечь одиночества. Птицы слетают с веток деревьев, оставляя свои дома позади. Но им некуда лететь, поэтому они перелетают на ветки, что расположены дальше. Тупик. — Молодец. Так и нужно. Ты молодец, Т/И. Ты крепкий орешек. Гладит по спине, но останавливается, когда хруст веток становится все ближе и выходит Ньют. Он видит всю картину, что сделал и какие последствия от этого. — Т/И, прости меня. — Ты не должен извиняться. И даже если ты с другой, то я рада, что ты счастлив. — Она сама повисла на мне, Т/И, я прошу тебя, выслушай. — Ньют, оставь меня. И он оставил. Просто развернулся и ушел, отодвигая руками назойливые ветви, лезущие прямо в лицо. Слезы медленно скатывались по ее щекам, оставляя едва заметные следы. — Т/И… — Заткнись, Минхо, я прошу тебя. Оставь меня. И он повиновался, оставил ее одну в темной гуще деревьев, которая постепенно разъедала ее разум. Она больше не была той странной Т/И, которую никто не воспринимал. Она была другой, готовой на всё. Она начала находиться в большой компании, хотя не любила их. Она изменилась. Она надевала лишь кофты с длинным рукавом, ведь Т/И начала часто болеть. Она стала худее. А по ночам она думала лишь о Ньюте, который лежал бы сейчас с ней, если бы несколько месяцев назад она выслушала бы его. Но она не сделала этого, а теперь жалеет. Ньют изменился также. Он стал держаться подальше от шумных компаний, в том числе и от Т/И. Больше его не привлекала мысль о том, как хорошо в Глэйде. Они изменились. Паническая атака. Слезы медленно стекали по его щекам. Вакуум поглотил воздух. Она променяла его на них. На шумную компанию. Нехватка воздуха. — Дыши, Ньют. Он не слышал. Он был погружен в свои мысли. Истерика. — Дыши, Ньют. Ты слышишь меня? Дыши. Дышать не удавалось. Воздух словно пропал. Кислород исчез. — Ньют, хватит. Медленные удары по щекам переросли в быстрые и грубые. Истерика поглотила их двоих. Они одни. Никто не придет на помощь. — Проснись. Ничего не оставалось делать, только поцеловать его. Поцелуи не сладки, как сообщают романы о взаимной любви. Они соленые. Он задержал дыхание. Все хорошо. — Прости меня, Т/И. Я разрушил нас.