Политика по-Анк-Морпоркски

- Ты говорил, будет чем поживиться. - Здесь одни руины. - Чего? Чего он сказал? - Говорит, здесь только руины! - Не ной, как девица-весталка в субботу вечером. Сказал – есть чем, найдем. - Чего? - Но три дня никого не встречаем. Ни жрецов каких-нибудь, ни представителей право….првпор…ни стражника местного, ни бабы! - Зато волков много. Разминка считай. - Чего? Чего он сказал? С чем заминка? Предводитель «Серебряной Орды» и сотоварищи, все как один, вернее сказать, все кроме одного, догоняющего суть разговора человечка в подобии кресла-каталки, сделанном под мини-копию военизированного полигонного транспорта, воззрились на возвышающуюся до самого неба башню белого камня. Строение сие видало и лучшие времена, что сразу бросалось в глаза, да и не так уж неправ был Малыш Вилли, когда подметил особый архитектурный стиль местности - руины обыкновенные, заросшие, заброшенные. Коэн скрипнул зубами. Звук, раздавшийся тотчас эхом по всей долине, наводил на мысли о нетерпении и злости причины своей. Коэн не злился. Но назвать его состояние разочарованием также язык не поворачивался. По всей видимости потому как если бы повернулся, то больше бы вы пользовать органом вербального общения не смогли в силу его отсутствия. - Идем. Рано или поздно, эта груда нам пригодится, - кинул легендарный воин собратьям по оружию, ремеслу и опыту, направляясь в узкий проход пещеры, либо ведущей наверх, в полуразрушенную крепость, либо выводящей к логову какой-нибудь твари, животного, безумного жреца или оккультиста – подойдут все варианты, ибо Коэну осточертело разочаровываться в местных пейзажах, диких по флоре, отнюдь не диких по фауне. Какой-то умник назвал их Дикими Землями. Какому-то умнику явно стоило выйти разок да подышать свежим воздухом. В конце концов, даже простые бывшие учителя не брезговали подобным, а варвару…. А что варвару? Настоящий варвар - профессия такая, что слово «покой» - худшее во всей вселенской вселенной ругательство. Хуже даже того самого слова из четырех букв и метафорически означающего столь множество различных вещей и ситуаций. Колесики крутились, винтики вертелись, механизм работал. Гильдии подавали каждый год заявки, отчетность, проценты на поддержание казны за право делать то, что им предназначается делать. Прошения не копились грудой на столе, не собирались в кучу до самого потолка, а рассматривались по мере важности, по мере срочности, в общем, как обычно, по мере того, на что у патриция есть свой взгляд и мнение; прочее отправлялось в топку. Анк-Морпорк существовал, жил и, здесь следовало бы добавить - процветал, однако лукавить не станем, назовем вещи своими именами – сосиськи Себя-Режу-Без-Ножа Достабля все также пользовались популярностью у тех, кто их никогда прежде не пробовал. Колесики крутятся. Ваймс закурил, словив на себе краткий взгляд секретаря патриция. Винтики вертятся. Ваймс отправил самокрутку из одного уголка рта в другой, сжал кончик зубами, излишки дешевого табака посыпались на язык. Вот и завтрак. Он мог бы позавтракать и дома – не было времени. Он мог позволить себе уже покупать более качественное курево – не то, все равно что променять пару добротных сапог, через подошву которых протекает вода из луж и грязь, но согревающих круглый год и легких на носку, на шелковые туфельки маленькой феи. Простите, на новый писк моды у аристократии. Механизм работает. - Хм, - процедил Ваймс. - Хм, - отозвался со своего места Стукпостук, не отрываясь от работы. Диалог завершился. Что в будни Ночной Стражи, что будучи приглашенным в качестве герцога Анкского, Ваймсу не нравилось посещать дворец. Витала здесь странная атмосфера, как однажды выразился Моркоу, абсолютизма, будто Витинари стоит у вас за спиной каждую секунду, пусть вы понимаете - за спиной у вас окно, стена или, вообще, спинка стула, прислоненного к стене, за толщей которой ничего, кроме свободного падения с нескольких метров. Самое странное, сейчас Ваймс данной атмосферы не ощущал ни одним из своих чувств, натренированных за долгую службу. Словно делалась видимость, ибо порядок сохранялся, но чего-то важного, существенного не хватало. - Хм. - Хм. Самюэль Ваймс поднялся со скамьи, прошел от одного угла приемной до другого, затем повторил действие, остановился напротив стола Стукпостука, усердно играющего в занятость. - Так я пойду? – осведомился командор Стражи. - Конечно, - не поднимая головы, ответил секретарь и совсем не удивился, когда его светлость герцог прошел не к выходу, а к дверям в залу, распахнул их, прошел вперед и остановился. Ваймс внимательно оглядел помещение. Как мог внимательно. О множестве потайных ходов и укрытий во дворце он знал не понаслышке. - Я же вам говорил, его светлость Патриций принимает редко в связи с болезнью. Ваймс не обернулся на голос секретаря, лишь сильнее сжал зубами тлеющую сигарету. Болезнь. Как же. Многие ждут не дождутся смерти Витинари. Вначале даже ставки делали. И, чего греха таить, Самюэль сам поставил на «будет жить» - живет, как видно, точнее, слышно, а самого патриция не видно. Но – механизм работает. - Кстати, милорд, - Ваймс поморщился от обращения. – Его светлость просили передать, если вы их не застанете. Принимая запечатанный сверток из рук Стукпостука, Ваймс совсем не думал о том, что тем же вечером, развернув его, будет так громко и неистово смеяться, что смех испугает не только Сибиллу, но даже драконов и Сэма-младшего. Матушка Ветровоск скрестила на груди руки и хмуро уставилась на то, что возникло нежданно-негаданно в сарае у коз. Существо левитировало над полом буквально в дюйме-полтора, расставив руки в сторону, окутав часть фигуры темной дымкой, бесстыдно выставив на обозрение то, что у порядочной женщины должно скрывать, по матушкиному мнению, как минимум, кофты три. -Я чувствую твою тревогу, твое волнение. Ты жаждешь большего. Матушка чуть повела бровью, продолжая оглядывать «нечто». Ну, если это снова шутки Гиты, то при встрече она больше не будет щадить «маленького котеночка» ее. Кошки сами по себе существа коварные, отдельно же взятый Гриббо был не просто коварен – опасен для всего окружающего его шевелящегося и подающего признаки пола и жизни мира. - Ты можешь стать большим. Ты можешь добиться всего. С моей помощью… - Ну, и что ты такое? – бесцеремонно оборвала речь демона Матушка. - Я - все. Я – воплощение твоих желаний. Я – возможность их воплощения, - сладкие речи, приправленные шепотом Тени, изливались из уст демона. Желтые глаза с вертикальными узкими зрачками внимательно следили за старухой, представшей перед демоном. - В таком случае, милочка, - Эсме Ветровоск прищурилась. Демону отчего-то стало неуютно под этим взглядом. – Буду рада, если ты прикроешься и вскипятишь воды, раз подняла меня посреди ночи. Демон Желания на мгновение замерла. - Как твое имя, существо? – понимая, что говорит с созданием явно слишком низким в низких планах (уж простите за тавтологию, однако иерархию не перепишешь), четко произнесла каждый слог ведьма. - Сааргатанас, - улыбнулась демона, принимая вопрос за согласие сотрудничать. Старуха слаба. Ничего. Сначала она, потом тело более подходящее. - При выдаче оригинальных имен ты явно стояла в последних рядах? - беспристрастным голосом спросила Матушка. Демон зашипела. - Так. Нет у меня времени на вас, Тварей всяких. Именем этой, - Матушка огляделась, взяла первое попавшее под руку. – Именем этой плошки, изгоняю тебя. Сгинь, короче. У меня важных дел с самого утра и без вас, чертей, хватает. Повесив плошку для подачи каши козам обратно на крючок, ведьма вышла из сарая, оставив демона парить там, где она и возникла. Долго Сааргатанас смотрела в одну точку, в направлении, куда ушла старуха, пока с первыми лучами солнца не поторопилась исчезнуть. Сьюзен полчаса гипнотизировала конфету. Или, вернее сказать, конфета гипнотизировала ее? Не так-то просто сопротивляться восхитительному соблазну стать на секунду счастливее, от вкуса разливающейся по языку и небу приторности. Один укус, всего один, ничего больше. Девушка пригладила начавшие ерошиться волосы. Отчего-то они подобно той сказке, про женщину со змеиными волосами, любили жить своей жизнью, достаточно причиняя проблем своей хозяйке до недавнего времени. Времени. Времени. Времени… Времени? Девушка резко поднялась из-за стола, подошла к окну, распахнула ставни. Что-то было явно не так, но отчего же… Отчего же ни единого намека, ни просьбы, ни принуждения. Сьюзен улыбнулась собственным мыслям о том, что скучает, когда ее просто ЗАСТАВЛЯЛИ делать то, что должно. Лучше пусть заставляют, чем то, что она стоит у открытого окна, смотрит прямо и старается разглядеть и выгадать то, чего по определению нормальности логики быть не должно.