Несуществующие

Купер кладет телефон на стол и закрывает глаза. Спустя одиннадцать лет мама хочет, чтобы он переехал к ней. Когда она их бросила. С отцом, с малюткой сестрой, которой не было и года на тот момент. А сейчас она осталась одна-одинёшенька в своем далеком холодном штате Орегона. Купу пятнадцать, он почти каждый день спасает мир от надоедливого кота-пришельца, достающего его регулярно. Даже сейчас Кот что-то задумал, протискивая в его комнату неясный аппарат. Но Куп лениво обводит взглядом бесполезные потуги котяры и усмехается, возвращаясь к справочникам, лежащим на его столе по подготовке к поступлению в колледж. — Мяу-мяу! Мя-я-я! — раздается позади. Кот недоумевает: «Какого черта этот человек не пытается ему помешать?!» Кот живет здесь больше двух лет и ни разу не было такого, чтобы Куп не обратил на него внимание, не попытался узнать что тот задумал, остановить в конце-концов. — Да-да, Кот. Может быть позже. От Купера слово «может быть», несущее в себе смысл «давай попозже, сейчас мне слишком хреново», слышать сложно и нереально. Кот кашляет от удивления, чувствует, как комок короткой шерстки (хотя, он вроде бы лыс) застревает в горле, а вскоре некрасивым комком вырывается на синий ковер. Но Купер молчит, свесив голову над учебниками. — Мяу? Кот моргает, чувствуя в своем голосе нотки беспокойства, фыркает, а затем удаляется под урчание желудка, напоследок нацелив пушку аппарата на Купа. Тот не реагирует даже на это. Бросив на него последний взгляд, Кот уходит вниз, в очередной раз морально себя подготавливая к выходкам двенадцатилетней Милли. Когда Кот ушел, Куп встает с насиженного места и достает с полки книжного шкафа карту США, разворачивает её на полу не замечая кусков разбросанной шерсти. Пальцем он проводит линию от Орегона до Техаса. Далеко, даже очень. На севере Техаса еще тепло, а в Орегоне значительно холоднее. Еще и ехать долго. Но зато в Орегоне есть замечательные колледжи, не будет кота, рядом будет мама, которую он так давно не видел, которая забывала поздравлять его с днем рождения, из-за которой приходилось врать Милли, что подарки на новый год и день благодарения от неё, лишаясь карманных денег. Милли всегда искренне радовалась, верила, а Куп чувствовал себя лжецом. Большим прогнившим лжецом… Кот хрустит подушечками с рыбой, не замечая того, как напряжена вся семья. Краем глаза он поглядывает на них, замечает серьезное лицо главы семейства и Милли, что смотрит в тарелку, но совсем не ест. Кончики ушей улавливают звенящее молчание. Никто не хочет начинать разговор, но Куп все же решается первым: — Мама звонила сегодня. Отец роняет вилку, Милли поднимает взгляд. Оба они обеспокоены. Сначала Куп говорит, что хочет обсудить кое-что важное за семейным ужином, а затем не реагирует на то, как Кот поцарапал ему руку. И сейчас объявляет о звонке матери. — С ней всё в порядке? — скорее из вежливости, чем из-за искреннего волнения спрашивает Барт. — Она хочет приехать? — ковыряясь вилкой в лазанье уточняет Милли. Купер на её словах вдыхает побольше воздуха. Кот замирает в ожидании его слов, даже ему любопытно. — Она хочет, чтобы я приехал к ней я… Мама осталась совершенно одна и теперь ждет, когда я перееду к ней. Я думаю согласиться, потому что и без того хотел уехать учиться в Орегон. Кот выплевывает корм и с глазами по два блюдца пристально смотрит на Купа. Тот сосредоточен, сжимает кулаки на коленках и смотрит вперед, не отводя взгляда полного решимости. «Куп уезжает? Серьезно, он свалит из этого пыльного городишки?», — кричит разум Кота. — Я поддержу любое твое решение, сынок. — Тупой братец съедет и теперь у Мистера Кэта появится собственная комната! Вот здорово! Их голоса звучат приторно-жизнерадостно. Купер делает вид, что обижается на эту искусственную радость и шутливую поддержку, типа, «ах, дорогой, как мы рады, что наконец избавились от тебя!», но и сам слышит, что голос у сестры надломлен, а отец украдкой утирает слезинки салфеткой. — Спасибо. Куп уходит наверх, чтобы начать собирать вещи.

* * *

Коту на самом деле было совершенно всё равно, уедет ли Купер или останется и дальше с ним воевать. Но когда входная дверь захлопнулась, а дом опустел (Милли ушла на прогулку, а Барт решил отвезти сына и встретиться с бывшей женой), на Кота навалилась неведомая ему грусть и тоска. Словно из сердца вырвали что-то важное. Кот обошел весь дом. Неожиданно врывался в комнаты, отгоняя надежду, что там будет Куп, подпиливал доски кровати, на которую Куп больше никогда не ляжет. Купер уехал к матери и больше не вернется! Это же здорово! Я смогу делать всё что захочу! Мне больше никто не мешает! Вот о чем думал Кот, но внутри все равно зияла пустота. Ну что за глупый человек…

* * *

Сначала было здорово и весело. Милли приводила домой подружек, которые теперь не мешали Коту отдыхать в комнате Купа, Кот продолжал строить чертежи и различные диковинные вещицы себе во благо, делать подлянки жителям Бутствеля, но со временем это опротивело и надоело. Не было того, кто мог бы ему помешать, «наставить на путь истинный» дать пинка под зад и хорошенько подраться. Без Купера стало совсем скучно. Словно они никогда и не были врагами, что друг друга ненавидели до рези в животе. На Кошачьей планете царил какой-то хаос всвязи с переездом на другую планету, не Землю. Мистера Кэта оставили в покое, пусть и оторванного от семьи и любимой кошки. Хотя его семья уже давно не та. Хотя его семья сейчас не полная. Хотя сейчас кое-кого не хватает.

* * *

Кот был одинок, и он это признавал. Милли было уже семнадцать, она приводила домой парней, многие из которых Коту были противны. Из её комнаты доносились приглушенные звуки, похожие на смех и стоны. Кот в такие моменты гордо удалялся в комнату Купа и смотрел на свои лапы, вспоминал веселые деньки. Пять лет прошло, как Купер уехал к матери. Несмотря на то, что он часто звонил, высылал подарки (даже Коту он присылал какие-то безделушки вроде клубка пряжи и заводной мышки!) и улыбался на камеру, он никогда не приезжал домой. Кот хотел его увидеть, снова расцарапать лицо, сделать грязное дельце для Купера с очередной подставой, а потом слушать на весь дом ор «КО-О-О-ОТ» и обвинения в сторону безобидного животного. Но не все желания исполняются со скоростью звука, да и Кот со своей кошачьей гордостью не прикладывал сил к их осуществлению. Кот чах от тоски, но никто этого не замечал.

* * *

Как-то раз к ним зашел Дэнис. Когда уехал Купер, у парня нашлись дела поважнее, чем спасать мир от сошедшего с ума Кота, поэтому его Кот видел тоже очень-очень редко. К Дэнису Кот не проникся особенными чувствами, поэтому не страдал. Но по иронии судьбы именно соседский мальчишка, сейчас возмужавший, ставший совершенно взрослым, заметил, что Коту скучно. Не играет, не ест, не пьет. Только спит сутки напролет, да иногда вылезает бродить по городу, когда одиночество совсем задушит. Дэнис тогда впервые в своей жизни погладил Кота, почесал тому за ухом. А потом заторопился дальше по делам. Кот соврал бы, если бы сказал, что не благодарен ему.

* * *

Купер приехал не подростком, а взрослым красивым мужчиной. По человеческим меркам Куперу было около двадцати трех лет. Кот чувствовал себя стариком по-сравнению с ним, таким молодым и сильным. — Да, Мистер Кэт, ты определенно растерял форму. — Кот едва ли почувствовал, как его берут на руки. «Вызов к борьбе? А, неважно», — отозвалось в нем ослабшее ленивое естество. Драться не хотелось. Однако пришлось всё же вздыбиться. Кот чувствовал, что его ласково обнимают. — Мрау! — фыркнул Кот, что с его языка переводилось бы как «Ты совсем сдурел что-ли? Идиота кусок!» Но Купер продолжал обнимать Кота, ничего не говорить и дышать тому между ушей. — Эх ты, лысая крыска. Соскучился я по тебе! Сколько мы с тобой не виделись? Семь? Восемь лет? Ты постарел. И даже не захватил мир. Я прям расстроен! Кот расправил когти. Они всё еще сохранили свою остроту и гибкость доставать в самых далеких местах. Это не было предупреждением, скорее так, неким своеобразным ритуалом приветствия, к которому он готовился с момента, как Купер покинул стены родного дома. — Мря-я-я! — клич звучал несколько воинственно, но потонул в неоткуда взявшемся глубоко из груди мурлыканья. Коту захотелось удобно лечь на коленях и ощущать эту ненавязчивую ласку вечно, убивающую одиночество одним метким попаданием в висок. Они были несуществующими друзьями. Слишком рано, неожиданно выросшими, расставшимися без прощания. Они были врагами. Такими злейшими врагами, что никогда бы не были друзьями. Поэтому они и несуществующие. Парадоксальный парадокс, который, кстати, тоже не может существовать.