Три возраста

Темная ночь опустилась на Тевинтер. Поэт бы сказал, что она вторглась в земли величайшей Империи Тедаса, словно армии варваров Андрасте, и подобно им же изгнала день, как свет культуры и цивилизации. И если как и в древние времена Минратос, сверкающая жемчужина севера, не сдавался тьме, озаряемый тысячами магических огней, то в расположенном за городской стеной и утопающем в садах старом поместье ночь властвовала безраздельно. Не горело ни единого фонаря, ни единой свечи или лучины. Даже звезды и луна, словно предчувствуя то, что неминуемо должно свершиться, скрылись за плотной пеленой тяжелых туч. Листва тревожно шелестела под усиливающимися порывами ветра, и казалось, что деревья перешептываются меж собой, готовясь к грядущей буре. С моря Нокен надвигалась гроза. В покоях на втором этаже поместья скрипнула дверь. И хотя этот скрип едва ли могло различить человеческое ухо, выскользнувший из комнаты мальчик испуганно замер на месте, не смея даже вдохнуть. Мальчик знал – ОН слышал. ОН слышит все. В какой-то полный отчаянья миг мальчик даже хотел отказаться от задуманного, смирившись с собственным бессилием, но, сжав маленькие кулачки так сильно, что на внутренней стороне ладоней остались багровые полумесяцы от обкусанных ногтей, шагнул прочь из комнатки, что служила его спальней. Он осторожно притворил за собой дверь, чтобы скрыть следы побега, и привалился к шероховатой каменной стене. Пути назад не было. Постояв у стены, настороженно вслушиваясь в полную зловещих шорохов ночь, мальчик крадучись двинулся вперед. Два шага вперед, один влево, чтобы не потревожить шаткую половицу, еще три шага вперед, снова влево, коснуться рукой стены – в каменной облицовке ясно прощупываются четыре царапины, словно от чьих-то острых и крепких когтей – значит пора пригнуться, чтобы не задеть свисающие с потолка серебряные колокольчики. Обычное, казалось бы, украшение, но мальчик знал, что будет, если задеть хоть один из них. Не успеет стихнуть нежный, щемящий сердце перезвон, как явится ОН. Мальчик судорожно сглотнул и неуверенно оглянулся на едва различимые во тьме массивные двери покинутой спальни. Возможно он сумеет вернуться... Нет. Не бывать этому. Сейчас или никогда. Мальчик решительно нахмурил брови и двинулся дальше. Десять шагов вперед, полшага вправо, снова вперед и тут же в влево, пригнуться под колокольчиками, вперед, влево... СКРИП Мальчик замер на месте, чувствуя как разом взмокшей спины касаются острые коготки отбирающего способность ясно мыслить страха. Он заозирался, с ужасом вглядываясь в темноту и ожидая, что еще чуть-чуть и ЕГО длинные костлявые пальцы сомкнутся на тонком детском запястье и поволокут прочь, во тьму, к неизбежной каре за дерзкий побег. Но все было спокойно. Лишь шумел за стенами усиливающийся ветер. Мальчик выдохнул, только теперь поняв, что не дышал все это время. Обошлось. Но впредь надо быть осторожней. Иначе... Нет, не думать об этом. Вперед, влево, вперед, снова влево, пригнуться, быстрее перенести вес с пятки на носок, вперед, вперед... Дальше пути не было. Темная лестницы манила мнимой безопасностью, но мальчик знал – нет ни единой ступени, ни единого резного завитка перил, что не отзовутся оглушительным скрипом и скрежетом на малейшее прикосновение. Если весь дом был покорен ЕГО воле, то эта лестница была с НИМ в сговоре. Мальчик нетерпеливо прислушался. Ну же, ну! Не подведи... За окном полыхнуло ослепительное сияние. КРАК-КРАК-КРАК Еще никогда гром не был так желанен. Мальчик бросился по ступеням вниз. Лестница взвизгнула как живая, но гневный скрежет рассохшегося дерева утонул в буйстве стихии. Мальчик оказался на первом этаже в тот же миг, как стихли последние раскаты. Он обернулся. Лестница вздымалась позади него мрачной громадой. От нее веяло разочарованием и затаенной угрозой. Мальчик перевел взгляд на окно. Молнии вспарывали небо одна за другой, раскаты грома, становясь все громче, сотрясали стены старого поместья. Буря, грозившая разразиться последние два дня, наконец-то обрушилась на иссохшую землю проливным дождем. Надо было спешить. Хоть стихия и помогла преодолеть зловещую лестницу, скрыв шум шагов, вскоре она станет помехой. ОН не любил грозы. Грозы мешали ЕМУ спать. До цели оставалось немного. Теперь, когда не приходилось выверять каждый шаг, мальчик стремительной тенью скользил по коридорам, ловко избегая специально – он в этом не сомневался – расставленных препятствий. Хрупкая ваза в человеческий рост времен Тидариона, массивный резной столик, вытесанный гномами из цельного куска мрамора, неварранская статуя атакующего виверна, антиванский ковер, поглощающий звуки, но норовящий сбиться в складки и уйти из-под ног. Мальчик знал все уловки. Знание это было оплачено горечью и болью многих поражений. ОН всегда был умнее. Но не сегодня, нет. Сегодня мальчик наконец выйдет победителем из этого затянувшегося противостояния. Осталось совсем чуть-чуть. Дрожа от нетерпения мальчик вошел в комнату, в которой суждено было окончиться его путешествию, его борьбе с НИМ. Чуткие пальцы едва заметно подрагивали от предвкушения. Миновав угрюмый силуэт стола, мальчик приблизился к окну и выглянул наружу. Гроза ярилась, словно разделяя с ним триумф победы. Удалось. Мальчик протянул руку и... с нарастающей злостью понял, что его роста не хватает, чтобы дотянуться до заветной Цели. Между кончиками пальцев и прохладным стеклом, таящим в своих глубинах символ свободы от НЕГО, было каких-то пару дюймов. Между ними была бесконечность. Мальчик заметался по комнате, пытаясь найти выход, исправить, перебороть... Нет, нет, нет! Все не могло быть напрасно. План был идеален, время было идеально! И тут застланный пеленой непрошеных слез взгляд мальчика наткнулся на то, что могло спасти его: приземистый, потемневший от времени и истертый до блеска табурет. Не помня себя от ликования, мальчик перенес свою находку ближе к Цели, взобрался на него, протянул руку и... ХРЯСЬ С умопомрачительно громким хрустом ножки табурета подломились, оставив испуганно взвизгнувшего мальчика висеть, вцепившись обеими руками в и без того хлипкую полку, уставленную разнообразной утварью. ХРЯСЬ Вторя стулу, полка оторвалась от стены, увлекая на пол и мальчика, и все свое содержимое. Звон бьющихся банок и горшков, дребезжание железных кастрюль, и треск рассыпаемых круп сотряс дом не хуже громового раската. В установившейся вслед за этим тишине приближающиеся шаги прозвучали грохотом боевых барабанов. Пространство разоренной кухни залило ослепительное сияние магического фонаря. – Крассиус Сервис! Чем это ты тут занят?! Мальчик обреченно прикрыл глаза. ОН все-таки проснулся.

***

Стоя в углу веранды и потирая зад, который отец, не скупясь, отстегал ремнем, Крассиус вполуха слушал гневную отповедь. – Сколько, ну, сколько раз тебе повторять, что есть столько печенья вредно? Ты когда-нибудь видел толстых членов Магистериума? Для сладкого отведено свое время и это время – дневное чаепитие. Мне надоело ловить тебя на воровстве! Мне надоело думать, что мой собственный сын растет бездарным преступником! Неужели так сложно было проверить, целы ли ножки табурета? И это мой наследник? Крассиус вздохнул. Это да, не проверять, не подпилены ли ножки стульев, пожив под одной крышей с магистром Сервисом, верх неосторожности. С другой стороны это был любимый мамин табурет и за его порчу папе должно было порядком влететь. Мама вообще не одобряла партизанскую школу, в которую было переоборудовано загородное поместье ее предков, но папа был непоколебим в желании воспитать самого хитрого и осторожного магистра в истории Тевинтера. Не то чтобы он в этом не преуспел. Улучив момент, когда отец, видимо выдохшись, пойдет к стойке с вином, а следовательно выпустит сына из поля зрения, Крассиус быстро вынул из кармана горсть сушеных ягод, сдул с них налипшую соринку и отправил в рот. В конце концов, нападение на кухню затевалось вовсе не ради печенья.