18 день месяца земли 1837 года.
Говорят, что чума пришла с материка, но никто не называет корабль, привезший в порт первых зараженных крыс. Говорят, что это «подарок Пандуссии», но так ли он полезен и приятен, если болезнь пожирает твоих соседей, родных и детей? Когда зараза только наведалась в дома бедствующих обывателей, никто и помыслить не мог, что каких-то несколько месяцев спустя она прогрессирует, волной накрывая все новые и новые районы. Сейчас Дануолл медленно, но верно обращается в могильник, равняя под одну гребенку и бедняков, и промышленников, и аристократов. По улицам кучами шныряют голодные, крупные грызуны, а фасады домов в переполненных кварталах все чаще сверкают рисунком двух перечеркнутых алых линий: «тут живут чумные». Индустриально-развитый город, столица Островной Империи, погибает на моих глазах, и сердце мое обливается кровью, сжимаясь от боли и беспомощности! Корво, мой дорогой лорд-защитник, как бы мне хотелось оставить тебя тогда здесь, рядом со мной и Эмили, но я больше никому не доверяю. Глава тайной службы был прав: только в твоих силах найти правильное решение, ведущее к искоренению крысиной заразы. Она отняла так много жизней и с каждым днем отнимает все больше. Дануолл, закрытый теперь на карантин, стал оплотом страданий и мук… Корво, где ты сейчас? Последняя весть приходила больше недели назад. Ты обещал, ты дал слово, что через два месяца вернешься живым и здоровым, привезешь с собой лекарство от чумы! Но вот срок клятвы истекает, а тебя все нет. Где ты? Эмили плакала сегодня ночью, звала тебя, у нее поднялся жар. Ей снился окутанный лилово-чернильным мраком человек с черными глазами, он улыбался и молчал. Что это может быть, Корво? Неужели это новый, ранее неизвестный симптом болезни? Или проклятый Чужой заигрывает с детским воображением, взывая к силам Бездны? Мне страшно, Корво, и это, кажется, не закончится теперь никогда. Знаешь, Корво, в тот месяц тьмы, когда умер отец, и я приняла его корону. Я – новопровозглашенная Императрица Джессамина Колдуин I. Меня била мелкая дрожь. Тысячи глаз смотрели на молодую темноволосую девушку на огромном троне, и народ, ликуя, кричал ее имя. Мне было двадцать, Корво, и я готова была перевернуть мир, переполненная юношеским энтузиазмом. Сейчас мне тридцать два и мое творение, моя индустриальная утопия, трещит по швам, тяжелыми блоками осыпаясь в холодные воды Ренхевена. Зубастые миноги утаскивают своих неудачливых жертв под сень утонувших каменных опор, а бело-серые люди с кровью из глаз тенями шатаются по некогда многолюдным улицам, копаясь в гнилом мусоре и не замечая стай трупных мух, роящихся кругом. Что стало с этим миром, Корво, как так получилось? Каких Духов я прогневала, что они прокляли меня и моих горожан? Я не знаю, но хочу понять. Печально проигрывать ненастью, томясь в неведении, даже если несчастье это особенно сильно. Сегодня утром заходил Соколов, он дал Эмили красную пилюлю, заставив проглотить, не разжевывая, и, одолжив на кухне полупустой графин сидра, ушел во двор, сжимая под мышкой коробку с красками – Верховный смотритель Кэмпбелл заказал свой портрет. Забавно, как в одном человеке, главе Академии Натурфилософии, умещается и Королевский лекарь, и успешный художник, и талантливый скульптор, и гениальный изобретатель, и ярый распутник. Да, Антон Соколов – чужеземец. Он выглядит и ведет себя, как тивианский свинопас. Но он гений, Корво! Он настоящий гений! В свое время он сделал многое, чтобы направить меня по верному пути. Благодаря ему Дануолл купался в роскоши и свете, я благодарна его великому уму. И сегодня же он вскользь обмолвился, что экспериментирует с крысиной чумой, размышляя над лекарством. Это чудесная новость, воистину чудесная. Ты согласен? Теперь, Корво, даже если ты привезешь дурные вести, даже если от нас отвернутся другие острова, - у города все равно будет надежда! Соколов не посмеет меня разочаровать, он слишком дорожит своим статусом и тем, как много вложил в всеобщий прогресс. Он будет стараться, Корво, я знаю. А ты – скорей возвращайся.С любовью, твоя Джессамина.
P.S. Глава тайной службы – Хайрем Берроуз – подозрительно нервный в последнее время. За месяц до твоего отплытия, помнишь я говорила, я поручила ему расследовать корни эпидемии? Все ресурсы тайной канцелярии в его руках, а результата все нет. Отчеты, которые он мне еженедельно присылает, полны воды и не содержат в себе ни доли смысла. И еще, Корво, Берроуз попросил аудиенции сегодня, мы встретимся в беседке в полдень. Он разочаровывает и темнит, но я хочу послушать, что он скажет, быть может, я ошиблась и еще не все потеряно… P.P.S. Я скучаю, Корво, я безумно скучаю. Ни разу в жизни ты не был от меня так далеко и так долго. Ты всегда и везде прикрывал мою спину. С клинком в одной руке и пистолетом в другой, ты был моей преданной тенью – единственным мужчиной, которого я любила и люблю. Где ты, Корво, как ты? Вкус вина и еды кажется пресными, когда тебя нет рядом, а звон клинков во внутреннем дворе, когда ты, тренируясь погожим днем, вставал против тройки рядовых стражников, уже начал забываться, возвращаясь разве что в кошмарах. Когда ты вернешься, Корво? Ведь, когда ты со мной, мое сердце спокойно. [Приписка внизу наискосок и более тусклыми чернилами] Только что матрос-посыльный доставил от тебя весточку: ты уже близко от Даннуола и будешь в Башне уже к обеду. Я рада и спокойна, наконец-то! Вечером ты сам прочтешь это письмо, сидя со мной у камина, мой лорд-защитник, а Эмили будет звонко хохотать, играя рядом со своей куклой. Так что до встречи, милый, до скорой встречи.***
В Башне Даннуола, в тайной комнатке за камином уже который месяц не было ни души, с тех пор как умерла Императрица. Лорду-регенту Берроузу, предателю и организатору заговора против законной правительницы Островов, не было дел до этого закутка, он о нем даже не слышал. Аудиограф с последними словами погибшей венценосной особы весь зарос пылью, полупустая чернильница с пересохший пером и стопка бумаги глазели на обшарпанные стены угловой комнаты из пасти распахнутого секретера. Но внимание притягивали не они: мужчина с темной шевелюрой и в черном мундире забился, точно дикий зверь, в дальний угол комнаты и, уткнувшись лицом в колени, глухо рыдал. На полу рядом, по соседству с ужасной, пугающей маской мстителя, рассыпавшись веером, валялись исписанные Ее почерком чуть желтоватые листы. Ни печати, ни почтовых штампов. Это письмо, скрепленное лишь алой нитью в левом верхнем уголке, так и не было отправлено в тот день. И лишь сейчас, спустя чуть меньше года, Корво наконец-то его прочел, с Ее любовью, в последний раз запечатленной на бумаге.