King's Gambit

— Так какой сегодня день недели? — спросил Пьетро, пока его отец расчищал небольшой столик, нетерпеливо поглядывая на сына. — Четвёртый раз говорю: среда, — ответил Эрик. Он, наконец, освободил стол и начал доставать что-то из коробки. Присев, Эрик некоторое время пристально наблюдал за своим сыном, взволнованно расхаживавшим по комнате. — Сядь, — сказал он. Пьетро не сел. Даже не перестал мотаться по комнате. Двух дней-то не прошло, с тех пор как его посадили под домашний арест. Хотя казалось, будто прополз целый год. Понедельник, полный уборки и унизительных извинений, был не так уж и плох. Вторник подкрался незаметно и зловеще, а к среде уже прошло полгода. Не имея возможности сбежать из школы или сделать ежедневную пробежку за её пределами, Пьетро откровенно думал, что сойдёт с ума, если ему придётся провести таким образом ещё четыре адских дня. Голова порой кружилась, челюсть слегка пульсировала и ныла из-за того, что он недавно, бегая, врезался в грузовик. От этого можно было бы отвлечься, но обстоятельства сложились так, что он здесь, взаперти, раздражённый, истощённый и угрюмый уже третий день, готовый напиться или закинуться чем-нибудь, лишь бы избавиться от заточения и невообразимой скуки. Решив скоротать время с отцом, Пьетро вскоре пожалел об этом, увидев, как Эрик достаёт шкатулку с витиеватой резьбой. — Да ну, нет, — взвыл парень. — Шахматы? Серьёзно? Это же самая медленная игра в мире. — Умеешь играть? — спросил Эрик, не обращая внимания на недовольный тон и радуясь, что мальчишка наконец сел напротив него. — Мне чё, пятьдесят? Поскучнее ничего не придумал? Хотя, нет, не отвечай. Придумал, и я не хочу знать что. Эрик молчал, лишь аккуратно расставляя фигуры. Даже Пьетро признал, что этот набор был восхитителен: чёрные фигуры были из тёмной стали, а белые — из «какого-то металла», серебристого и блестящего. Он взял одну из светлых фигур и поднял её, чтобы тщательно изучить. — Палладий, — ответил Эрик. — Очень редкий, невероятно красивый. Я привёз его из России. — Так ты их сам сделал? — удивился Пьетро и положил фигуру обратно, но, как заметил Эрик, не на ту клетку. — Вау… — Я сам сделал всё: фигуры, доску, резьбу, — сказал он, нежно улыбнувшись и проведя рукой по доске. — В России больно делать было нечего, но я нашёл чем заняться. Снова глядя на своего сына, пристально разглядывавшего чёрные фигуры, Эрик не мог не заметить, сколь красивым парнем Пьетро растёт. Он вечно ёрзал и не давал отцу рассмотреть его, выросшего из подростка с нечёсаными длинными волосами, некогда радостно вызволявшего его из тюрьмы, в статного молодого человека, вот-вот готового стать взрослым. — Круто, конечно, но нет ничего позабавнее? Бакару*, может? — Шахматы — игра истинных джентльменов. Короли с помощью неё учили своих сыновей искусству войны и стратегии. Человек ещё не придумал более занимательного и умного способа провести своё время. Ты бы предпочёл поиграть с пластиковым осликом на пружине? — Шахматы медленные. Скучные. Для стариков. — Они учат терпению. — защищался Эрик, намертво остановив свой взгляд на сыне, словно призывая его поперечить отцу. — Уж терпению тебе точно не помешает научиться. — Это мул, — пролепетал Пьетро после долгой неловкой паузы. — В Бакару. Это мул, а не осёл. Разные вещи. Эрик не нашёл ответа и просто смотрел на парня, без конца елозившего на стуле и грызшего ноготь большого пальца. Затем он начал объяснять правила, и ему казалось, что Пьетро, по крайней мере, выглядел так, будто слушал отца, иной раз лишь на секунду отвлекаясь. Рассказав сыну основы игры, он сходил пешкой и стал ждать. Удивительно, но первые несколько ходов Пьетро хорошо держался. Мальчик внезапно спросил: — Что ты делал в России? Эрик не знал, как ответить. Он упорно смотрел на доску, притворяясь, будто обдумывает ход, но на самом деле он решал, многое ли можно рассказать сыну. — Я искал кое-кого, — сказал он в итоге. — Человека, причинившего мне ужасную боль. Я долго путешествовал, ища тех людей, которые привели бы меня к нему. — И… — Убивал их, — мгновенно завершил Эрик и посмотрел сыну в глаза. Он не нашёл в них страха, и это ему понравилось. — Они были военными преступниками. Нацисты и их сторонники. Я получал от них нужную информацию — и убивал их. Пьетро кивнул. Переваривал это пару минут. Мама однажды сказала, что отец не был хорошим человеком — он был убийцей, хладнокровным охотником на людей, но она никогда не говорила, почему он на них охотился. Качество, которое немногие видели в мальчике, — ему никогда не хватало той информации, что ему давали, он всегда хотел узнать почему, когда и где; хотя его мать не сильно разглагольствовала об отце, Пьетро чувствовал, что, раз его папа был убийцей, у него была на то достойная причина. Пьетро не был жестким и не строил в голове планы кровавых расправ, но всё же был уверен, что этот мир был бы лучше без некоторых людей. — Быстро? — тихо спросил мальчишка. — Ты хоть быстро их убивал? — Некоторых, — признался Эрик, — но далеко не всех. — Наверное, они того заслужили, — сказал Пьетро, взглянул на отца и сразу отвёл взгляд. Чёрный туман воспоминаний окружил их обоих. — Ну, раз они были нацистами, они, должно быть, делали кошмарные вещи. Профессор говорит, что мы не должны опускаться до уровня людей, и, если они плохо относятся к нам, мы должны отплачивать им отношением лучшим. Не думаю, что это похоже на мои убеждения. Просто… Ну, знаешь… Некоторые вещи непростительны. Эрик был удивлён. Он полагал, что в его сыне не было и частички злопамятности, что его тёплое сердце способно прощать всё и вся. В его молодости это было бы нормально, но теперь всё по-другому. Он видел ужасы войны, лицезрел, что люди делают с другими людьми и мутантами. Наверное, за прошедший год Пьетро немного стал похож на своего отца. Эта мысль нагоняла на Эрика тоску, потому что он не хотел, чтобы в сердце его сына погас свет всепрощения — но, как бы то ни было, толика реализма не помешает. — Он во многом прав, Пьетро, — уверил его Эрик. — Глаз за глаз — и все в мире останутся слепыми. Но тогда я был очень молод, почти твоего возраста, и очень зол. То, что я делал, не было правильным или справедливым, но порой это казалось и тем, и другим. Парнишка довольно долго изучал шахматное поле. Думал о своих чувствах, о том, станет ли он когда-нибудь злым. Он пришёл к заключению, что с радостью навредил бы тому, кто навредил бы его семье, но это было бы неверно. Не то, чтобы Магда вырастила из него слабовольного человека, хотя она делала всё ради него. Даже ходила с ним в школу и наезжала на учителя физкультуры, чтобы тот вернул Пьетро в команду по лёгкой атлетике, а порой угрожала неизвестным людям, которые, лишь казалось, могли навредить её милому мальчику. И всё же Пьетро понимал, что порой лучше быть умным, чем сильным. Порой нужно просто высидеть эту злобу, пока она не пропадёт. Он желал, чтобы его отец тоже умел так делать. А теперь Эрику придётся всю жизнь нести на плечах бремя всего того, что он натворил в порывах злобы. Ему даже было как-то жалко своего папу, но он был рад, что Ксавьер принял Эрика и помог ему немного успокоиться. — Не очень-то вы сдружились, — заметил среброголовый парень, кротко улыбаясь. — Вы с профессором Ксавьером. Я имею в виду… У вас много разногласий? — Не так много, как ты думаешь, — улыбнулся Эрик в ответ, и Пьетро был рад видеть искренность в этой улыбке. — И не очень-то полезно окружать себя людьми с мнениями, идентичными твоим. Никто так никогда и ничему не научится. Чтобы развиться, нужно сталкиваться с испытаниями. — Например, сидеть с тобой и играть в шахматы, — озорная ухмылка осветила лицо мальчишки. — Ну честно, это мука, а не испытание. Но у меня есть идея: я побеждаю три раза и освобождаюсь от ареста. Эрик рассмеялся и одарил сына самодовольной усмешкой, но задумался над предложением. Да в жизни парень, только что научившийся играть, не смог бы победить его, игравшего в шахматы с детства и считавшего себя мастером. — По рукам, — заключил он, — но до конца недели ты питаешься нормально. — О, ну пап, серьёзно? Обязательно? Я люблю обедать с тобой, но следующий раз при виде овоща меня вырвет. — Витамины никогда не помешают. А арест я сниму, победи ты хотя бы дважды. — Да не нужны мне витамины! — протестовал Пьетро, понимая, что вряд ли он победит, поэтому он сконцентрировался. Парень поклялся, что если победит, то сразу же побежит до ближайшего фастфуда. Ему правда нравилось, когда Эрик присоединялся к нему во время обеда, но правила питания, установленные отцом, сводили его с ума, хотя Хэнк убеждал, что пищевые добавки не принесут ему вреда. И самое худшее — если совсем невмоготу, то отец мог послабить запрет на фастфуд, а под пристальным присмотром доктора Пьетро приходилось есть только раздражающе здоровую пищу. Мальчик проиграл первую партию, поймав довольную улыбку на лице отца, пока тот расставлял фигуры для реванша. Эрик позволил сыну сделать пару кругов вокруг школы, чтобы перестать ёрзать на стуле. Вернувшись, Пьетро настроился на лёгкую победу. Пара минут тишины, и Эрик спросил: — А какая, кстати, разница между мулом и ослом? — Так откуда ж мне знать, — пожал плечами Пьетро, — но я точно знаю, что они разные. В следующий раз играем в Бакару. Там-то фигурки из пластика, не смухлюешь. — Я бы никогда не посмел! — засмеялся отец. — Это по твоей части. — Я не мухлюю!.. в основном, — отпирался сын, признавая, что порой он использовал свою скорость в азартных играх, но, когда что-нибудь было на кону, он этого ни в коем случае не делал. Раздражать других своими победами было одним, а оставлять других без единого шанса на победу — совсем другое. Никакого мухлежа, даже если в покер на шоколадку. Сделав пару неплохих ходов, он взглянул на озадаченного отца, пытающегося продумать всё на несколько ходов вперёд и избежать грозящего ему шаха. — А маме ты рассказал? — тихо спросил сын. — Ну, про этот случай. Эрик помотал головой, что вызвало улыбку и облегчение на лице Пьетро. — Ей и не надо об этом знать. Она только волноваться будет. — А ты волновался? — Конечно. Хотя Хэнк убеждает меня, что столкновение не привело к серьёзным повреждениям, довольно жутко слышать, что твой сын свихнулся. Учитывая, насколько ты чувствителен к кофеину, я, естественно, волновался. Со странной улыбкой Пьетро поставил шах и откинулся на спинку стула. — Ты обо мне так сильно печёшься? — сказал он. — Не стоит. Я, конечно, это ценю. Да чёрт возьми, будь я моим сыном, я бы себе волосы на голове повыдирал. Но на самом деле, пап, в основном, я в полном порядке. Эрик едва выбрался из-под шаха только ради того, чтобы через три хода сын поставил ему шах и мат. С отцовской любовью взглянув на него, он понимал, что Пьетро стал гораздо лучше, обустроившись в этой школе и найдя людей, которые могли бы с ним справиться. В то же время Эрик понимал, что значит скрывать сильную мутацию. Он всегда надеялся лишь на себя, и ему не нужен был кто-то, кто позаботился бы о нём. Пьетро был другим. Ему нужен был кто-то терпеливый, способный утешить его и уверить, что он не совсем уж такой невыносимый. Найдя таких людей здесь, он изменился к лучшему. Первый раз в своей жизни он нашёл настоящих друзей, кого-то за пределами своей любящей семьи, друзей, по-настоящему желающих провести с ним время. Даже девушку, смогшую взять под контроль его ураганный характер и желание постоянно быть занятым. В то же время отец понимал, что выработанная за годы одиночества стойкость кроет за собой боль и несчастье. Без этого Пьетро был бы другим. Эрик вдумчиво изучил поле перед тем, как признал своё поражение и начал расставлять фигуры для финальной игры. — Новичкам везёт? — съязвил Пьетро с нахальной улыбкой и бесовским огоньком в глазах. — Ты просто быстро учишься, — ответил с улыбкой Эрик. — Знаешь, учился бы так в школе, был бы лучшим учеником. — Ба, да кому сдался этот диплом? — замахал руками Пьетро, но сразу приобрёл серьёзный вид. — Я не собираюсь куда-то уходить. Можно же остаться в школе? Учить детишек, помогать им, как профессор помог мне. — Учить чему? Как воровать скейтборды и есть то, что больших их собственных голов? — Эти навыки жизненно важные, Папането, — заявил он, смотря на первый ход отца. — Ну нет. Учить их и тренировать. Как-нибудь пригожусь. — Я надеюсь на это, — мягко ответил Эрик. — Это, конечно, твой выбор. Но ты не думал присоединиться к другой команде? К твоей сестре, например. — Ну уж нет! — засмеялся он. — Я бы, несомненно, хотел быть с ней, но более одного Максимофф команда не выдержит. И вообще, ты видел этого Старка? Высокомерный баран, затычка в каждой бочке, серьёзно, ходячая масса эгоизма. — Звучит… знакомо, — подмигнул Эрик, а Пьетро оскалился в ответ. — Вот именно. Он бы не выдержал конкуренции, — сказал парень и снова поставил отцу шах, пока тот в смятении оглядывал доску. — Моё место теперь здесь. С тобой, Анджелой и Людьми-икс. Эрик после каждого хода оказывался под шахом. Мальчишка был неплох, стоило признать. В конце концов Эрик прилично оплошал и Пьетро поставил ему шах и мат. Эрик снова пристально изучил поле перед тем как учтиво протянуть руку сыну. — Значит, два-один в твою пользу, Пьетро, — сказал он. — Я очень впечатлён. — Значит… Арест отменяется? — Таков был уговор. — А он останется отменённым, если я скажу, что Лорна обожает шахматы и мы постоянно играли? С минуту Эрик смотрел на сына, понимая, что тот в принципе никогда и не говорил, что играть не умеет. Проклиная жуликоватость сына, он улыбнулся и ответил: — Останется. Пьетро спрыгнул со стула и обхватил отца руками, начав танцевать с ним непристойный танец победы, который только рассмешил Эрика. Даже понимая, что сын победил путём обмана, он был рад видеть его счастливым. — Теперь рванёшь в город? — спросил Эрик. Пьетро прекратил свою пляску счастья, подумал — и помотал головой. — Может я ненадолго ещё останусь? Сыграем ещё? — Конечно. Значит, я расставляю фигуры? — Ага, конечно, — лыбился Пьетро. — Бакару. Ты практически обещал! Хотя раньше он никогда не играл в неё, Эрик послал Пьетро вниз за этой детской игрой. Хэнк, желавший проконсультироваться с Эриком, завис перед дверью, улыбаясь весёлой болтовне, которую он услышал за дверью. Решив, что дела подождут, он пошёл обратно в лабораторию, но тут же остановился и, озадаченный и хмурящийся, повернулся к двери, услышав за ней крики, если он не ошибался, Эрика: — Нет, не шляпу! Нет, нет, НЕТ, НЕТ. КЛАДИ ТЕПЕРЬ ВЕРЁВКУ! Хэнк даже не хотел знать и ушёл прочь.