Мы ведь гангстеры, детка

Харли Квинн равнодушно следит за тем, как кофе наполняет крохотную чашку, прилагавшуюся к кофе-машине. Она тоже прилагалась к кое-кому. Не так давно, а может, уже прошло много времени? В этой тюрьме нет часов, нет календаря, и лишь окно в потолке дает понять, какое сейчас время суток, отчего девушке кажется, что она еще больше сходит с ума, если такое вообще возможно. Любовный роман, который ей с трудом протащили охранники, оказался на редкость скучным и пресным, хотя, может, теперь любые отношения кажутся ей пресными, после мистера Джея? Безумная улыбка освещает лицо девушки, пока та, прикрыв глаза, погружается в поток воспоминаний, оставляя пальцы на автомате переворачивать страницы бестолковой истории, претендующей на звание «романа». Роман… Ха! Да что они понимают! В воспоминаниях она все еще с ним. Танцует в клубе, призывно крутя бедрами, чувствуя лишь его взгляд, зная, что через пару мгновений он не выдержит и подзовет к себе, одарит голодным взглядом и прикажет не отходить ни на шаг. И она послушно сделает так, как он просит. Ведь он король, а она королева этого порочного мира. Все еще свежи воспоминания, от которых больно. Квинн зажмуривается, будто испытывая физическую боль, вспоминая, как воздух в клубе пропах порохом и металлическим привкусом крови, пока она целовала мистера Джея, менее чем десять секунд назад пристрелившего лидера какой-то группировки за то, что тот слишком уж пристально рассматривал ее новое золотое платье.  — Хватит мечтать, Харли! — нервно прикрикивает кто-то из новых охранников, и она открывает глаза, погружаясь из прошлого в неоновом свете, в блеклое настоящее, где ее мистера Джея нет. И в этом вся трагедия — его нет, но она все еще тут, потерянная королева без своего короля. Квинн вновь принимается за чтение романа, но все же не удерживается и погружается в мысли, на этот раз воспроизводя в голове то причудливое видение, что показала ей Чаровница: несбыточное будущее, двое детей и Джей — живой, без устрашающих татуировок и с естественным цветом волос. Кажется, все же какая-то часть нормальности осталась от Харлин Квинзель — улыбка вновь освещает бледное лицо, на этот раз искренняя и счастливая. Видение настолько яркое, что Харли кажется, что она чувствует под пальцами бьющееся крошечное сердце дочери, пока губы горят от поцелуя ее, теперь уже темноволосого, Джея. Вот же они — счастливая и нормальная семья, каких в Готэме, да и по всей Америке пруд пруди. Но нет. Она должна была догадаться еще тогда — такой сюжетный поворот явно не создан для них. Кто такая была эта Харлин? Глупышка, влюбившаяся в психа? Харли смеется в голос, когда вспоминает, как заливалась слезами, цепляясь за рукав Джокера там, на автостраде, как умоляла, унижалась, совершенно даже не представляя, что она может ему дать. А вот Харли знает, она совершенно точно знает себе и ему цену. И, может быть, все это «идеальное семейство» ей так же противно, сколько и желанно. Но нет, детка, не мечтай об этом, это же слишком банально, предсказуемо и… Скучно? Точно, это просто ужасно скучно и вовсе не подходит им — ну как гангстерам воспитывать детей, тем более, если оба родителя еще и поехавшие крышей психи, которым самое место в изоляторе или на дне социальной лестницы. Харли вновь выныривает из раздумий, в который раз оглядываясь по сторонам, словно бы в надежде вместо решеток и уже осточертевших пустых стен увидеть дом.  — Ничего, скоро все равно отправят на новое задание, — подбадривает она себя, залпом выпивая уже остывший эспрессо, отмечая, что пролистала уже почти половину дурацкой книжки, оказавшись в самом эпицентре каких-то бразильских страстей. Фыркнув, она опять откладывает чтение в сторону, поднимаясь с койки, направляясь к автомату за новой порцией кофе. Не то, чтобы ей нужна подзарядка, просто здесь совершенно, абсолютно и вконец скучно. Но дойти она не успевает. Мощный взрыв сотрясает помещение, и пока Квинн падает на пол, закрывая руками голову, попутно пытаясь выловить из помутившегося сознания, что же это может быть, кто-то одним ударом открывает решетку ее камеры. Слышны автоматные очереди и беготня, кто-то, кажется, с улыбкой понимает она, охранник, падает на пол с глухим стуком, но все внимание направлено на громкие шаги по полу камеры, на щелчок затвора на автомате. Харли быстро поднимается на ноги, окидывая фигуру вошедшего недоумевающим взглядом. Кто… Но незнакомец стягивает закрывающую лицо маску, подставляя под яркое освещение ламп ярко-зеленые волосы и бледное лицо, на котором играет такая родная безумная улыбка во весь рот.  — Пудинг! — она бросается ему на шею, чувствуя, как будто за спиной вырастают крылья, обвивает руками шею, прижимаясь настолько крепко, насколько может, переполненная самым настоящим счастьем.  — Мы идем домой, — произносит он уверенно, так, как говорил в последний раз, пока чертов вертолет не потерпел крушение. Крепче, насколько возможно из-за амуниции, обнимая Квинн, Джокер добавляет, — обхвати меня за шею покрепче, милая.  — Слушаюсь, мистер Джей, — хохочет Харли, взвизгивая, когда он подхватывает ее на руки, вынося за порог клетки, словно невесту. Другие люди все так же находятся в помещении, но безумная парочка их не замечает, поглощенная лишь ощущением тепла друг друга, абсолютным спокойствием и ощущением того, что все наконец встало на свои места: да здравствуют король и королева! Снаружи льет дождь. Странно, вроде только же светило солнце, но Харли плевать. Она лишь утыкается носом в шею своего «Пудинга», попутно, словно невзначай, вспоминая о детях, так похожих на них обоих.  — Ты о чем-то задумалась, крошка, — широко улыбается Джей, опуская ее на землю перед новеньким «Lamborghini». Харли наивно хлопает ресницами, вглядываясь в голубые глаза с оттенком безумия, и, выдержав пару секунд, спрашивает:  — Откуда ты достал эту форму? Джей сначала недоуменно смотрит на нее, возможно, пытаясь найти во взгляде своей королевы истинные мысли, но быстро сдавшись и, вновь притягивая ее к себе, попутно открывая дверь, отвечает, срываясь на резковатый, но знакомый до дрожи в коленках смех:  — Мы же гангстеры, детка. Мы можем все. Она кивает, вновь обвивая руками его шею, целуя родные губы, все еще растянутые в улыбке, и Харли знает, что с магией или без, они уже семья, даже если немного не такая как все. И пока они едут в машине, отмечая сбитые костяшки пальцев обожаемого, Харли криво усмехается, собственнически запуская пальцы в немного отросшие за это время ярко-зеленые волосы. Кроме них тут никого нет, и Джокер нежится под прикосновением, урча, словно кот. Он мог быть жестоким, безумным психопатом, держащим в страхе весь Готэм, но лишь Харли Квинн знает, что если попадёт в беду — её Пудинг убьет все живое, но достанет её. Пусть даже и из самого адского пламени. Но это уже история на другой раз.