Трёхцветная жизнь Оливера Дэвиса

I

29 августа. Вторник — день семнадцатый. Хаяси-рёкан. Восемь часов утра.        Комнату Май на втором этаже старинной традиционной гостиницы давно залил солнечный свет. Ночь прошла немного мучительно. Как и полагал Нару, у Таниямы болел живот, она то и дело скрючивалась, страдая от конвульсий. Спазм резко бил в область желудка и там, где-то под рёбрами, как мокрую тряпку выжимал её внутренности. Дело секундное, но после каждого такого приступа Май бросало в пот, и рядом требовался тот, кто мог без лишней суеты помочь. Ещё две таблетки активированного угля, пол литровая бутылка негазированной воды, и под утро Танияма крепко уснула. Ночью она не задумывалась о причинах такого поведения Нару, его резкие страстные порывы днём вызывали в ней недоверие к его персоне, здесь же он показался ей искренним, таким мужчиной, перед которым она могла открыться. Предстать перед кем-то больной, если это, разумеется, не человек с лицензией доктора, значит довериться ему. Такими беззащитными люди бывают в случаях редчайших, например, в объятиях горячей воды в источнике или той же бане; попав на вооружение предвестникам смерти, будь то болезнь или жаждущий расправы дух — Нару видел множество масок её беззащитности, пожалуй, оставалась всего одна, о которой пока, она могла изредка помечтать, подловив себя на мысли безответственного распутства и чванного эгоизма. Представлять, пусть на краткий миг, Сибую в плену её женских чар — это заносчивость. Временами Май понимала и говорила себе:        Он другой… Он ищет чего-то мне неподвластного. Так нам никогда не быть вместе и чего бы он ни говорил, Нару держит всех, включая меня, на расстоянии пушечного выстрела.        Танияма слегка поправила себя, позволив выделить своё влияние на Нару, сократив расстояние пушечного выстрела до удара кортика, что, по правде говоря, не меняло её отношения к вопросу об их отношениях, возможно, только начинающих переходить из офисно-рабочих в дружески-любовные.        Мог ли Нару стать для неё другом? Таким же, как, например, Джон или Монах? Почему-то Май никогда не рассматривала Сибую в этом ракурсе. Ей всегда хотелось большего, а в реальности он был невыносимым боссом. Друзья себя так не ведут… Они не подставляют, не игнорируют и уж тем более не целуют с той страстностью, которую Нару внезапно решил продемонстрировать. Что-то происходило, и когда Май открыла глаза, увидев отвернувшегося к окну босса, на краешке её футона, то испытала болезненное разочарование. Сомнений в том, что Сибуя разыграл весь этот спектакль, практически не осталось, оставалось узнать: «Для чего он пошёл на такие меры?».        Директор Лаборатории Психических Исследований продрал глаза около девяти часов утра. О времени он узнал из наручных часов, те лежали всю ночь под подушкой как предохранитель, который сработал бы с ювелирной точностью, если бы в рёкане или ещё хуже – рядом с комнатой Май, объявился бы призрак.        Нару тяжело привстал, шея после вчерашних боёв с одержимой побаливала, впрочем, здесь понимал каждый, что жалоб от Сибуи никто и никогда не услышит, даже если речь пойдёт о жизни и смерти. Самонадеянность, в которой он обвинял чуть ли не каждого второго, была его любимейшим грехом, пусть он этого и не признавал.        Май к тому времени покинула его и вероятно давно — простыня успела остыть. Он ненадолго приковал взгляд к пустующему месту на футоне и, оперевшись на свою согнутую в колене ногу, поднялся. Как он и думал… Тело, словно свинцом налилось. Суставы только не скрипели, впрочем, иногда подавали неприятные щелчки.        На низеньком столике из акации кто-то оставил маленький дорожный термос с чёрным чаем и в тарелке под плоским блюдцем пышные, ещё даже тёплые булочки. Там же Нару обнаружил три баночки с джемом (их выдавали туристам, по размеру они были не больше спичечного коробка) на выбор: клубника, апельсин и инжир. Всё, как и полагалось, в собственном соку, без красителей и вредных добавок. Глоток цивилизации чутка окрасил утро не с той ноги, и Сибуя гордо подогнул колени. Подобный смешной набор ему могла оставить только Май, он бы не удивился, если бы где-нибудь среди этого «английского» завтрака завалялась бы записка с благодарностью и извинениями, но кажется, все эти слова Танияма вложила в сам набор продуктов.        В гордом одиночестве окончился его утренний чай, он сидел лицом к сёдзи, и сказать по правде, ждал, что Май вот-вот обрушится на его голову со всеми своими благодарностями, но как-то не срослось, завтракать до непривычности пришлось в тишине и покое.        Проснулся один, поел опять-таки в одиночестве и вот уже требовалось возвращаться к людям. Лина он отпустил около пяти часов утра, Хосё и Джона в тот же временной отрезок. Матсузаки наверняка отсыпалась после ночных занятий танцами. По идее, отдыхать должны были все, и куда пропала Май — это следовало уточнить, пожалуй, эту деятельность (поиск Май Таниямы) уже можно было назвать рефлексом, как только его сотрудница на неполный рабочий день пропадала, то обязательно что-то случалось и вот досада, хорошее происходило крайне редко.        Галереи усыпал янтарный солнечный свет. Тёплые лучи незатейливо миновали голубоватое стекло и отсвечивали от золотистых татами. На втором этаже воцарилась тишина. Комнаты пустовали, а в тех, в которых заселили исследователей, поселился нежный утренний сон – немного жаркий из-за конца лета, но как бесценная нега приятный.        Нару беззвучно спустился на первый этаж, кажется, оттуда доносились какие-то звуки: посвистывания — так обычно наигрывает ветер, когда воздух разрезают с грацией вееров и хлопки, как раз такие издавали деревянные основания опахал. Внимательность не подвела директора SPR. В одной из комнат, занимались Мари и Май. Окна заставили бамбуковыми решётками, и тень причудливо падала на их лица. Солнце слепило, а им следовало сосредоточиться. У входа стоял Монах. Он, как и Мари, был уже на ногах, а посему присоединился к девушкам.        Все нервничали. Вечером в школе при рёкане им следовало представлять интересы хозяев. Нару обещал разобраться с кашей, которую заварил Наоки, и ничего поделать остальные не могли. Начальник сказал — надо делать.        — Утром они в безопасности, — Сибуя подошёл к Хосё и, прикрыв глаза, повёл речь. — Вечер намечается утомительный. Я бы советовал отдохнуть.        — Для меня пятьдесят-семьдесят человек — это не беда. Мы собираем на наших концертах куда больше народа. Я останусь здесь. Думаю, Май спокойнее, когда кто-то рядом, — ответил он, посматривая на немного вспотевшую Танияму с веерами. Она стояла спиной к Мари и, стараясь иногда посматривать на неё через плечо, мило покручивала бежевые веера. — Как прошла ночь?        — Долго, — ответил Сибуя, задержав паузу в секунд пять. — У Май болел живот.        — Это из-за пожара, в который она попала?        — Полагаю, что так… — сказал он.        Говорить было особо не о чем, шутки вроде бы закончились. Все уже осознали уровень опасности и внутренне готовились к риску подобного изгнания.        Нару думая и без того долго, задержал свой взгляд на Май. Несмотря на недомогание ночью, этим утром она очень старалась. Он видел это по её раскрасневшемуся лицу, плавным движениям, дающиеся ей наверняка с немалым трудом, и прилипшим к щекам волосам, которые она время от времени, поправляла.        — Ты сегодня молчаливее обычного, — сказал Сибуя, так как был вынужден либо уйти, либо найти тему для разговора. Его заметила Май, из-за этого она отвлеклась и уронила веер, который только что подбросила в воздух.        — А ты ожидал расспросов о том, как вы с Май провели ночь? — хитро улыбнулся Монах. Нару ничего не ответил, долго посмотрел — в этом и состоял его ответ. — Скажем так, шутить сегодня, настроения нет. После того, что мы узнали о той женщине, мне как-то не по себе. Я не представляю, как изгнать призрака такого уровня, который к тому же покоя не сильно-то жаждет. Кроме того, если бы у вас с Май что-то и было, то она бы сегодня нежилась в постели рядом с тобой, а она по какой-то причине, утром прибежала к Мари и сказала, что непременно будет выступать. Я пытался её отговорить, но она была настроена решительно. Май вообще поразительная девушка. Она не зацикливается на своих проблемах, конечно, это может быть потому, что она зациклена на тебе, но мне по нраву считать её девушкой сильной и, несмотря на твои подколы, способной.        — Это новый способ открыть мне глаза? — Нару вздохнул, словно ему окружающие немного надоели. — Не теряй зря времени, я слишком занят…        — В том-то и дело, — перебил его Такигава. — Будь у тебя с Май что-то, заметили бы все. Изменилась бы твоя походка, осанка… А пока ты походишь на призрака, который каким-то чудом обзавёлся телом. Как не посмотри, а твоя жизнь сплошняком чёрно-белая. Май добавляет тебе цвета, и ты боишься его, а зря, она не кусается. Всем нам нужны такие люди, как Май. Кому-то она станет другом, кому-то девушкой, затем женой, матерью… Это жизненная цепочка, для которой прилагать много ума нет смысла. Твоё сердце должно говорить за тебя. А коли ты слушаешься мозга, то говорить с тобой на эту тему смысла нет. Ты же не телега с квадратными колёсами, чтобы тебя постоянно толкать. Дальше ты поймёшь всё сам. Но учти вот что, таким людям, как мы, вообще надо держаться тех, кому мы не безразличны. Наша деятельность, у тебя ещё и характер, да кто всё это будет терпеть?! Я бы Май пожал руку и повесил на шею медаль «Альтруист». Вот так-то.        — Отношения обязывают и привязывают людей к определённому месту. У меня же ещё множество дел, которые не требуют отлагательств. Кроме того, это моё последнее дело в Японии, — Нару предупредил, намереваясь перевести тему. — Девушки из школы, кажется, их здесь нет. Если они в другом здании, то проверь. Мне нет туда ходу. Я побуду здесь.        — Хорошо, ты присмотришь за Май. А что с Мичи? Нао сказал, её здоровью ничего не угрожает.        — Ничего, через час проверим её, а потом закроем.        — Ты что-то чересчур добрый! — счёл должным сказать Хосё. — Полицию вызвать надо бы! Из-за этой девушки погиб человек, а может быть, и не один!        — Ты ещё кошку припиши, — язвительно ответил Сибуя.        — Что ты хочешь этим сказать?        — А то, что полиции нужен мотив и орудие преступления. Чем, по-твоему, нокаи могла убить Хэруми Мори, или как столкнула со второго этажа Иоко Тамуру? Ответ на этот вопрос очевиден — никак, потому как сама она этого не делала. Или ты намерен сказать полиции, что во всём виноваты призраки? Мы закроем её. Необходимо изолировать нокаи. Думаю, этого хватит…        — Что ж, босс ты, решать тебе, — ушёл Хосё разочарованным.        Мне в последнее время решения даются очень непросто… — Нару скрестил руки у груди и застыл в дверях, назло или без какого-либо умысла, гипнотизируя долгим взглядом танец Май.

II

       Мичи проспала в кабинете Нао всю ночь. Амулеты Аяко сработали, а может, Нару был прав — после разоблачения личной помощницей хозяйки уже бы никто не заинтересовался, результат уже был бы не тот, всё же для нападения важен элемент неожиданности.        — Май, ты не идёшь! — Сибуя обернулся перед тем, как раздвинуть двери, огорошив тем самым напористую сотрудницу.        А? — заявление Нару ударило Танияме в голову, как красный знак STOP.        — Матсузаки побудет с тобой, — добавил он безэмоционально, заручившись командой мужчин.        — И я не могу пойти с вами? — к ним присоединилась Мари, её щёки немного горели, видимо, она торопилась, даже оставила девушек на попечение гейши и личных горничных. — Мне бы хотелось с ней поговорить…        — Присутствие человека небезразличного может помочь, — согласился Сибуя. — Проходите, но сами ни во что не влезайте, — предупредил он, и Май, открыв рот, почувствовала себя прокажённой.        — Это к лучшему, — уняла её негодование Аяко. — Передохнём хоть немного!        — Да, но я бы не прочь побыть там… — Танияма с огорчением узрела закрытые светло-коричневые сёдзи и, как и Матсузаки, присела на круглое кресло за журнальным столом.        В медицинском кабинете, за белой хлопковой ширмой, на застеленной койке, сидела Мичи и слепо смотрела в окно. Она смотрела вот так бесцельно уже не первый час. Вначале солнце билось в окна, слепя и жаря её, затем ушло к югу и в кабинете сына хозяйки загулял лёгкий холодок кондиционера. Девушка была неподвижна, с виду покорна. Сомнений не было — она ждала посетителей и была готова к разговору с ними.        Нао задерживался, но опасений по поводу здоровья Мичи он не высказал, а посему, Сибуя решил не откладывать разговор до времени, когда от полученной информации толка не будет. Он стальным взглядом обдал Монаха и Джона, после чего Такигава кивнул и начал разговор.        — Погода сегодня отличная! — затрещал его голос. — Вашим девушкам ничего не помешает, чувствую, вечером представление будет ещё то! — он посмотрел на Нару, пожав при этом плечами. Требовалось с чего-то начать, так как в лоб Сибуя почему-то задавать вопросы не пожелал.        Мичи ответила Монаху молчанием. Её посетители не приближались, и это несказанно радовало её. Окружающие вдруг возомнили, что она может быть опасна и если не для них, то для себя, оттого-то улыбка окрасила её бледное сухое лицо.        — Двадцать девятое августа… — она заговорила хрипло, и Мари от боли переживаний за подругу закрыла глаза. — В этот день не бывает дождя. У нас никогда… — сказала она и переместила руки с колен на кровать. Нынче её движения не походили на те былые, плавные, они выглядели скованными, как у старцев, которых в силу изношенности организма не слушаются суставы.        — Выйдем, — шепнул Хосё коллегам, после чего окружающие вышли из кабинета. Нару ненадолго приковал взгляд к койке и девушке, которая сидела к ним спиной и с выражением недовольным, вышел последним.        — Попробуем гипноз, — выдал он, когда Такигава открыл рот, желая выразить недоумение в их дальнейших действиях. — Лин, принеси моё оборудование, — отдал Сибуя приказ, после чего высокий мужчина в чёрном костюме ушёл.        — Вы быстро… — подошла Май поближе. — Что-то пошло не так?.. — она попеременно посматривала на окружающих, где каждый находился в своих мыслях.        — Одержимый духом страдает от недостатка энергии, — любезно заговорил Джон. — Сильный дух берёт много, поэтому после контакта недомогание — это естественно.        — Да, это так, — согласился Хосё. — Но, Нару, ты же утверждал, что гипноз опасен?        — Она не скажет нам ничего, придётся рисковать. Если пройдёт всё гладко, то вреда не будет. Пока я бы хотел узнать, какая её часть была одержима, а какая действовала целенаправленно, — дал пояснения он.        — Как это? — напугалась Мари. — Вы хотите сказать, что она могла действовать сама? Она могла кому-то причинить вред?.. Убить… — после этих слов её рук коснулась дрожь. Она говорила тихо, в противном случае окружающие увидели бы все оттенки её страха.        — Мы это узнаем, когда проведём эксперимент, — ответил ей Сибуя, после чего раздвинул двери для своего ассистента. Лин прошёл с чёрным чемоданом в кабинет, и Нару перекрыл собой вход. — Никому не беспокоить нас! Я скажу, когда можно войти. Май, — он строго посмотрел на Танияму, и от неожиданности она зардела. — Для тебя особые указания. Иди в центр и подготовь все мои записи по делу. Встретимся там. Матсузаки, ты с ней.        — Нет, ты специально гонишь меня! Чего именно ты задумал? — воспротивилась Май, но громко кричать не стала, Нару был каким-то чересчур напряжённым.        — Мне надо напоминать обязанности секретаря? — проигнорировал он. — Чай — это не единственная твоя работа. Мне нужны эти бумаги и быстро.        — Хорошо, хорошо, — потопала Май прочь. — Всё равно потом всё расскажешь, чего такую секретность вокруг этого выстраивать?! Не понимаю…        Аяко лишь посмотрела вопросительно на мужчин, согласившись с лёгким кивком головы Такигавы. Мичи могла под гипнозом закричать или позвать на помощь, услышав это, Май бы весь коридор разнесла.        С её уходом подошёл Нао, но с Сибуей он уже не столкнулся, учёный был по другую сторону от команды и хозяев этого дома.        Лин закрыл окна. В комнате сделалось совсем тускло, и красный огонёк в метре от девушки замигал.        — Не беспокойтесь, — сказал Нару, серьёзно глядя на девушку в больничной одежде. — Сконцентрируйтесь на этом свете, дышите в ритм с ним, расслабьтесь… — его слова и лампа растворялись в подсознании Мичи. — Вы слышите собственное дыхание… Считайте его! Один, — сказал Нару громко. — Два, — уже тише. — Три. Четыре. Пять…        На пять Мичи уронила голову. Сибуя приказал отключить лампу, после чего он переключился на девушку. Ночью её переодели в розовую юкату и сейчас она была не крепче обычного пациента неврологического отделения. Длинные волосы рассыпались, прикрыв всё её лицо, открыв мужчинам лишь затылочную часть головы и шеи. Лин хотел уложить Мичи на койку, но Сибуя остановил его знаком своей руки. Ассистент отошёл, и Нару степенно заговорил.        — Мичи, вы слышите меня? — спросил он, и та кивнула. — Я бы хотел с вами поговорить, вы не против? — она помотала головой, и Нару продолжил. — Хорошо, скажите, это вы похитили Май? — Мичи перестала отвечать. — Мичи, вы можете говорить, вам никто этого не запрещает. Говорите… — настаивал Сибуя по-своему. Ответов не следовало, как и реакции. — Тогда вы можете сказать нам, почему нападали на девушек? Это из-за правил? — ответов не последовало, и Нару продолжил задавать вопросы. — Мичи, скажите, кто нападал на них? Это были вы, или… — Сибуя не смог закончить вопроса, его отвлекли слабые, а оттого до возмутительности противные усмешки.        Личная помощница хозяйки или как её называли в рёкане — нокаи, сидела и болезненно посмеивалась, посматривая хитрыми глазами на Нару из-за густых каштановых волос. Смех её нарастал, пока не стал таким громким, что оставшиеся за дверьми люди нарушили приказ Нару и вбежали в кабинет.        — Вы ещё такой молодой и наивный, — отдышалась она и расправила волосы. — На меня ваш гипноз не подействует. Можете не трудиться, я не стану отвечать на ваши вопросы, — после этого Мичи легла на кровать, прикрыла глаза и вытянула ноги. Коленные чашечки слегка хрустнули, и Нару передёрнуло от злости. Он примерно предполагал такой исход, но, несмотря на типичную ему осмотрительность, немного обрадовался её первоначальной реакции.        — Мичи, что же ты делаешь… — у сестры Нао не выдержали нервы и она сама попыталась достучаться до подруги и помощницы. — Расскажи этим людям всё, нам нужна их помощь! — она подбежала к кровати и обхватила прохладную руку девушки. Мари ужаснулась, насколько сильно изменилась её кожа, но чтобы не травмировать подругу, проглотила слёзы жалости.        — Мы выйдем… — Такигава вышел вместе с Джоном, оставив место для семейных драм.        — В том-то и дело, — Мичи в ответ открыла глаза и привстала, — их помощь лишняя. Вашей матери о них всё известно. Она была недовольна.        — Мичи, для чего ты ей рассказала? — встрял Нао и повысил голос. Мари кинула в его сторону недобрый взгляд, ведь разговаривать с человеком больным в таком тоне — это, по меньшей мере, грубо. — Я не упоминал об этом, и тебе тем более следовало помалкивать. Я просил не распыляться перед матерью.        — Чтобы вам всё сошло с рук? — ухмыльнулась она и легла на кровать со спокойной душой. — Этого не будет. Вы же сами понимаете насколько загубили семейное дело. О вашей профанации хозяйке всё известно. Опошлили и осквернили — вот название всему этому. Так она велела передать.        — Я не понимаю, было всё не так плохо… — Мари говорила от шока. — Этот несчастный случай многое изменил, но мы вышли из этого положения достойно, хозяйка не может этого не учесть…        — Дело не в смерти — это часть жизненного цикла. Какая разница, здесь или где-то ещё, — выдала Мичи тщедушно. — Куда важнее то, что ты не справилась со своими обязанностями, и ты знаешь почему. Хозяйкой этого дома не может быть женщина слабая, ищущая защиты у мужчины. Твоя задача получать от него всё, не показав слабости, а что сделала ты? Подпустила его настолько близко, что он стал решать всё за тебя. И дело тут в твоей нерешительности. Я тебе не судья. Хозяйку выпишут к началу следующей недели, вот тогда вы и будете решать эти вопросы…        Слова Мичи выбили почву из-под ног Мари. Ей и в голову не приходило, что на самом деле недовольны ей, а не братом. Головой она это понимала, но в отношении окружающих никогда такого негатива не чувствовала.        — Это будет не сегодня, — Нао вынудил Мари подняться и последовать за ним на выход. — Сегодня мы проведём замечательный приём, люди будут непременно довольны. Остальное для нас — излишки.        — А что до вас, — Мичи окликнула Сибую, и тот повернулся лицом к ширме, через которую с ним говорили. — Вами заинтересовались. А Май такая глупышка, она захотела уехать с вами из этой страны, забыть о своих корнях ради любви… Но ей повезло… С ней говорили лично… Теперь это место не отпустит её.        — Май моя сотрудница, — со всей серьёзностью выдал Сибуя. — И она пойдёт туда, куда я сочту нужным, пока её фигура значится в моих документах. Отдыхайте. Больше за вами никто не придёт…

III

       «Моя сотрудница» — Нару сказал эти слова из чувства собственности, однако отрицать он не мог, когда личная помощница хозяйки назвала причину его вчерашнего провала, то его одолело разочарование. «Такая же, как и все…» — эти мысли одурманили Сибую. Он невольно спроецировал поведение Май на себя и разозлился. В его голове не укладывалось, как можно из-за глупой влюблённости, которая наверняка в её жизни ещё и первая, бросать всё? Учёба, дом, друзья, будущее… У него перед глазами закрутилось сразу столько всего, что он глубоко пожалел о разыгравшемся между ним и Май флирте. А ведь было и то, чего его ум не учёл, поддавшись эмоциям и эмоциям не любовным — перемена ролей, он позабыл о прошлом Май. В отличие от него, у Май не было дома, куда бы она могла вернуться; родственников и чёткой цели, она была открыта как для него, так и для всего мира, оставалось лишь набраться храбрости и протянуть руку.        — Ну что там? — в гостиной (ныне их исследовательском центре) его встретили с вопросами. — Она призналась?        — Нет, — ответил Нару, не поднимая ни на кого глаз. Так он дошёл до своего стола и начал что-то искать в своих бумагах. — Её признание косвенное, но многое стало понятно, — с этими словами Сибуя прикрепил к белой доске два листа размером А4, и полукруги на них образовали единый круг. — Смотрите, образно то здание можно взять за круг. Каждый год, в течение целого месяца, живые подражают образу жизни мёртвых. У нас есть двенадцать учениц, личная помощница хозяйки, гейша и молодая хозяйка этой школы. Единственное отличие в том, что прежних девушек учила хозяйка, а не нанятый учитель. Прийти к такому выводу нам позволяют правила школы — учителем может быть только гейша, и гейша успешная — прообраз нашего главного призрака. Ситуация перед нами такая: сегодняшний праздник должен пройти гладко, то есть мы не имеем права допустить, чтобы здесь разгуливало двенадцать одержимых девушек.        — Ты думаешь, что во время выступления их телами воспользуются души умерших? — спросил Такигава.        — Вполне могут… — Нару зажал пальцами переносицу и задумался.        — Мне вот что показалось, — повёл речь Джон. — Та девушка, личная помощница Мари, скорее всего, она сама пустила призрака. Здесь кругом защитные заклинания, а тут так просто…        — Я согласен! — поддержал его Хосё. — Дух очень быстро овладел ей, будь с её стороны сопротивления, то мы бы без труда распознали в ней одержимость. Думаю, она действовала от лица матери Нао, а дух вселился в неё той ночью, когда ты спровоцировал их.        — Это похоже на правду, — кивнул Джон и посмотрел на думающего Нару. — Будь эта женщина немного дольше в её теле, она бы убила тебя, а заодно и свой сосуд. Ты же видел некоторых духов. Я изгнал женщину не молодую, это личная помощница хозяйки?        — Да, — дал ответ он. — Синяками бы я не отделался, будь в ней наша мёртвая хозяйка, но как я уже и сказал, для неё идеальный сосуд — это Мари или госпожа Окада — наша уважаемая гейша. Так вот вопрос, почему же она не пользуется ситуацией? Меня практически не покидает мысль о том, что она желает пережить дни своей былой славы, гордости за своё дело. Каждый год её этим подкупают, так почему же?..        — Потому что мои права на школу ничтожны, — выступила Мари, гордо поднявшись. — Право наследования не подтверждено. Формально я там не больше, чем лицо, временно исполняющее обязанности хозяйки. Делайте, что должны. Я не хочу, чтобы на сцене махали веерами двенадцать марионеток, кроме того одной из них буду я… Работайте, я не стану вас отвлекать… — на этом она удалилась.        Нару пытались убить? — Май не влезала в разговор, пока такой возможности не было. Она смотрела на жуткий круг на магнитной доске и красные отметины, которыми Нару выделил всех участников дела.        — Сделайте, пожалуйста, всё, что в ваших силах, — Нао поднялся следом. — Мари никогда не была высокомерной или грубой, такие изменения произошли по вине моей матери. Я рассчитывал, что Мари сможет расслабиться, когда пообщается со своими сверстниками, и это помогло. Благодаря Май она ожила, я не хочу, чтобы она была несчастной. Владельцы этой школы не могут быть счастливы. Моя мать тому яркое подтверждение. Она уже лишилась отца, мужа, да и детей скоро потеряет, если всё будет действительно так, как сказала Мичи. Я рассчитываю на вас, — он согнул спину в поклоне и гордым ушёл. Вечером его ожидал ужасный скандал и сейчас он готовил хоть какую-то почву.        — Вы слышали его, — окинул всех взором Нару. — Вечером мы войдём в круг гостей. Этим днём территория сада и сцена летнего театра, где будет проходить выступление, должны быть защищены. Матсузаки, я хочу, чтобы ты прочитала молитву перед выступлением девушек. Я обещал сгладить конфликт. Норито* поспособствует этому.        — Как ни крути, а придётся лезть на сцену, — вздохнула она. — Ладно, с жезлом и талисманами я справлюсь. Это лучше, чем веерами махать.        — Вечер будет насыщенным. У кого-нибудь ещё есть вопросы? — уточнил Сибуя.        — Да, — сказала Май осторожно, — что вчера произошло? Почему тебя чуть не убили?        — Май, вчера Нару пытался выманить Мичи, — начал объяснять Монах, так как Сибуя, нахмурив лицо, проигнорировал её вопрос. — План частично провалился. Нару хотел поймать призрака, а на деле не удалось даже изгнать, показалось, будто она покинула тело Мичи по своей воле. В любом случае мы подоспели вовремя. Она не успела утопить или задушить его, хотя весьма настойчиво пыталась это сделать.        И ты промолчал?.. — Май посмотрела на игнорирующего её Нару беспокойно и примерно поняла в чём вчера было дело. — Он дразнил её! Все эти ухаживания были для того, чтобы разозлить её. Никто не усомнился бы в моей чистоте, но Нару винили в заманивании меня в грех, стало быть, я бы сидела в его комнате, в безопасности, а он бы в это время рисковал жизнью? Но отчего-то меня вчера тоже выкрали, неужели для того, чтобы пресечь нашу встречу? — Танияма не заметила, как подошла к боссу и загнула его чёрную водолазку. Красно-синие следы от пальцев горели яркими пятнами на его шее, и ей почти сделалось дурно.        — Страшного ничего нет, провалы случаются, — Нару убрал её руки и, продолжая игнорировать, обошёл свой письменный стол. — Ещё одно, — он вспомнил то, о чём хотел уточнить, — ты сказала, что хозяйка прогнала свою дочь, а остальных сожгла?        — Да, — опустила Май глаза, — её личная помощница опоила девушек, думаю, так же Мичи поступила со мной. Пока чай не подействовал, та женщина выгнала свою приёмную дочь за ворота, а затем убила кинжалом нокаи. Я помню свечи на столе, она чем-то полила учениц и стала ждать конца. И, Нару, мне кажется, что она заметила меня, она говорила о былых временах и говорила это мне.        — Нару, не думаешь ли ты, что это было предупреждением? — Монах шёл по следу мыслей Сибуи, и вот уже в который раз, наступал ему этим на пятки. — Похоже, что Май помогли войти в транс…        — Да, очень похоже на предупреждение… — согласился он, продолжая мять подбородок пальцами.        — Если это предупреждение, — заговорила Аяко, — тогда как нам его понимать?        — Она поступит так же, как и век тому назад, если нынешние хозяева посмеют от неё отказаться, — дал ответ он. — Май, что делала твоя прошлая сущность? Она умоляла о помощи? Просила прощения?        — Да… — ответила она горько. — Для чего ты это спрашиваешь?.. Это больно вспоминать…        — Меня беспокоит её способ убивать, — сказал он. — Она вешает людей. Это своеобразно…        — Да чего же тут своеобразного?! — Май ненароком повысила голос, разочаровавшись в своём поступке вскоре. — Это ужасно…        — Май, повешение — это казнь предателей, — сказал Такигава.        — Был такой Иуда Искариотский, — пояснил Джон. — Один из двенадцати апостолов. Согласно Евангелию он был казначеем, после предательства своего учителя, раскаялся и удавился. Эта страшная смерть…        — Именно, и для женщины несвойственная, — сказала Аяко. — В таких случаях чаще всего женщины сбрасываются в море. А здесь…        — Если проследить за первыми её жертвами, то мы видим кару, которая постигла предателей. Себя же она наказала подобным образом. Её поступок лишил будущего целую общину, — объяснил Сибуя.        — Ты думаешь, что у неё есть осознание справедливости? — спросил Хосё.        — Думаю, оно было… Сейчас она нападает бесцельно. Полагаю, изгнание призраков на территории рёкана сможет развеять её гнев, тогда у нас есть шанс.        Нару думал о дзюрее… Значит, есть шанс, что она уйдёт с миром… — Май от видимой правды зажала рот ладонью, губы задрожали от осознания того, что Нару думал об этом деле постоянно, ища самый безобидный для всех исход.        — Других новостей нет. Вы все свободны. Займитесь защитой сада. Май, тебя ждут. Мари просила не задерживать тебя надолго, кажется, у вас там часы тяжёлой подготовки, — он не захотел выслушивать дифирамбы в свою честь, поэтому зашуршал бумагами на столе.        — Нару, — Танияма позвала его перед уходом.        — Чего? — поднял он глаза.        — Спасибо, — улыбка Май приказала бесстрастному исследователю переключиться от пагубных мыслей на реальность. Одно маленькое слово благодарности, чистое, светлое, и Нару осудил себя за все те мысли, которые пришли ему в голову утром. Да, Май навлекала на свою голову беды, заодно и на его, но её чувства к нему были искренними, как и все те, которые она выказывала этому миру.

IV

       День напоминал ад цирковой труппы. Для Нару, как самого настоящего мизантропа, подобное скопище людей можно назвать губительным. С каждым пролетевшим бесцельным часом он мог сказать, сколько с точностью перед его глазами клеток головного мозга разложились на молекулы.        С самого утра сотрудники рёкана вычищали все дорожки, косили траву у кромки леса, выставляли вместо разметок на парковке тяжёлые ограждения из стальных золотистых столбиков с натянутыми красными канатами. Внутри, за стенами, всё было ещё хуже. Персонала оказалось больше тридцати человек: десять личных горничных у девушек, с десяток для гостей и целая серая масса подсобного персонала. Флористы часами украшали сцену, откуда-то достали декорации, в садовых фонарях заменили все лампы, чтобы не дай бог, где-нибудь, в самый не подходящий момент, не погас свет. Как оказалось, оградить сад защитными заклинаниями — нереально, эти гости могли в любой момент разбежаться подобно букашкам и не известно в какую щель их занесёт. Посему решили запечатать само здание. Лин с помощью Нао начертил под домом большую пентаграмму сэман, превратив тем самым дом, в большую ловушку для призраков, а Аяко занялась амулетами.        Бумажные красочные фонарики, красные ветки клёнов и золотые хризантемы… Подобных атрибутов навезли из посёлка целый фургон, а то и два. Нару в каждом пролёте наталкивался то на икебану, то на причудливый в глиняном горшке куст. Пёстрость не утихала, а, напротив, с каждым часом подобно снежному кому нарастала. Представление, если демонстрацию товара можно так назвать, должно было начаться в девять часов вечера, с наступлением сумерек. Свет играл важную роль, по этой причине это занятие было распланировано не на один час. Сама программа предполагала два действия (гостям требовался перерыв), затем прогулка по саду, при желании семья жениха могла попросить о проведении чайной церемонии и сами торги, после этого, часам к одиннадцати-двенадцати все должны были разъехаться.        Час, предшествующий представлению, предполагал знакомство, посему гости начали съезжаться уже к восьми часам. Уговаривать Нару и Лина прибегнуть к традиционной одежде никто не стал, впрочем, на это Сибуя дал отказ ещё в тот день, когда обговорил с Наоки все планы, связанные с изгнанием духов. Костюмы им привёз курьер где-то в районе шести. Мадока уладила эти дела в Токио, однако посылку Нару попросил передать через компанию, меньше всего ему хотелось делиться последними своими впечатлениями о личной жизни и о нынешнем деле со своим бывшим учителем.        Что происходило с Май и её новой компанией Сибуя представлял смутно, в сущности, он понимал, чем могут заниматься девушки на выданье или уж чего приукрашивать, на продажу: они накладывали на лица, шею и руки белила оширои; красили губы ярко-красной помадой и покрывали их тёплой карамелью, придавая им форму бантика или цветка; рисовали угольные стрелки и подводили брови, а ещё с их волосами бился ценнейший сотрудник индустрии красоты, теряя от своей жизни от часа до четырёх, в зависимости от задуманной шоу-программы.        К восьми часам вечера, с северо-восточной стороны двухэтажного домика, где девушки обучались чуть меньше месяца, команда SPR столкнулась с тем самым обществом, коего всеми силами избегал Нару. Директор Лаборатории Психических Исследований редко делал из своей личности сенсацию или брался за работу, в которой были задействованы люди из высшего общества — это ставило его под угрозу разоблачения. Этим вечером он сделал величайшее одолжение, как, если будет позволено сказать, и во многих делах нынешних заказчиков.        Собравшиеся возле летнего театра люди, гуляли вдоль шарообразных кустарников, о чём-то глаголили у круглых столиков с закусками и напитками, а другие заняли свои места в ротанговых креслах.        Солнце спряталось за кромками леса где-то с западной стороны, как раз где Нару велел запечатать ворота. Их не просто запечатали амулетами от нежелательных духов, их наглухо забили, чтобы какой-нибудь сильно любопытный гость не пожелал прогуляться по лесу тихой августовской ночью.        Сам человеческий контраст разделился: на людей в одежде традиционного типа — преимущественно женщины в чёрных кимоно томесоде* со всевозможными золотыми, серебряными и медными рисунками и мужчин в строгих деловых костюмах, в традиционном одеянии Нару заметил троих, пятерых от силы, с чем ядовито в душе усмехнулся, как он и думал, местные хозяева часто либо утрировали, либо недоговаривали важных в его деле «НО».        Такигава в своём чёрно-белом убранстве монаха, Джон в чёрной рясе и Аяко в красно-белом одеянии мико — их, как и самого Сибую с Лином, хозяин дома в своём серо-чёрном праздничном кимоно попросил выйти на сцену, где он их со всеми почестями представил гостям.        Нежно-золотая сцена, сделанная, по всей видимости, из сосны, блестела от чистоты, а из-под развёрнутой, со слегка приподнятыми краями крыши, на гостей падали желтоватые световые лучи. Позади них, на задней стене сцены, красовалось могучее хвойное дерево, а справа тянулась крытая, но не имеющая стен со стороны зрителей, дорожка. Она пристраивалась к небольшому домику, откуда виднелись две комбинированные лёгкие шторки: хвойного зелёного и снежно-белого цвета. Этот вход предназначался для девушек, а своих почётных гостей Нао же заставил взбираться будто бы напролом — по двум широким ступеням, которые расположились по центру от главной площадки сцены.        В конце своей речи Нао пообещал всем благословение от мико, поделился впечатлениями от силы её очищающего ритуала и на искрящейся ноте радушия, попросил всех занять свои места. Матсузаки он проводил в крытый домик за сценой, где происходили чудеса подготовок, а сам поймал себя на идее, что обязательно должен найти оставшимся товарищам эффективное применение. Его меркантильная, неплохо разбирающаяся в людях сущность, быстренько определила Джона в компанию уже немолодых женщин и их ещё незрелых внуков и племянников. Такигаву же он отправил в общество уважаемых директоров, где те в компании немолодых жён скучали. Нару же достался политик. Сибуя пропустил мимо ушей все хвалебные песни, которые распевал Наоки со сцены, его беспокоили вещи насущные: где выход, как ведёт себя персонал, который имел контакт с девушками и запечатанным домом — они хорошо просматривались с высоты сцены, поэтому глаза Нару внимали всё то, что могло принести пользу.        — Удовлетворить слух этого человека очень важно, — Наоки нашёптывал советы, в то время как кивал приветствующим его гостям. — Он бывал у нас в том году, от его мнения во многом зависит мнение окружающих. Мари особенно переживает из-за него, да и у Май с его дочерью были проблемы. Тэкеши Кобаяси — отец Норико, эту девушку вы спасли от нашей кошки, думаю, она многое успела поведать отцу, иначе он бы приехал с женой, но он здесь с братом, и я бы посоветовал быть особенно осторожным с ним. Господин Хиро Кобаяси человек к себе располагающий, а такие вывернут вас наизнанку, чего вы не заметите, а когда спохватитесь, то посчитаете это за счастье, однако в каких целях он будет использовать полученные знания — это ведомо одному богу и, разумеется, господину Хиро.        — Тоже политик? — спросил Сибуя, следуя вместе с Лином за Нао. Обозначенные им господа сидели в третьем ряду ровно посередине массы свободных плетёных кресел с белыми подушками.        — Нет, к нашему несчастью. Он кинорежиссёр и на всём сверхъестественном помешан. Узнай он, что здесь есть Дзасики-боко, то весь этот дом арендовали бы до конца года. Я слышал о его новом фильме… Наше желание прогнать духов во многом может отразиться на его расположении. Он бы заплатил за их наличие, а не за ещё тёплые истории о них.        Нару недолго посмотрел на хозяина нынешнего приёма и не скрыл своего понимания обрисовавшихся мотивов. Наоки оказался дальновиднее, чем ему показалось на первый взгляд, он не рассчитывал снять немного сливок в виде лёгкой доплаты за учениц, он планировал продать аренду на этот дом по баснословной цене. Вот здесь сомнений не возникло — Нао мошенник не мелкого размена, уж скорее цепкий управляющий, который может эффектно прикрыться честью, при этом не брезгуя марать ноги в тени, если этого требует проповедуемое им дело. Эту семейную черту Сибуя отметил с незавидной лёгкостью, сколько ему пришлось покопаться в чужих делах, прежде чем всё встало на свои места. У одной Мари он этого нисколько не замечал. Она старалась, подражала своей учительнице и наставнице и сохраняла неподдельную гордость.        — Ваша сестра не проводит вечер сама, — Нару остановился перед креслами ради последних слов хозяину. — Это не доставит ей проблем?        Услышав эти вопросы, Нао огорчился. Его чёлка немного накрыла глаза, а голос прозвучал не живее заупокойного.        — Её танец первый. Макияж и причёска одни из самых сложных. Я заменю её в приветственных делах. Этого требует ситуация… — он бы сказал, что это его способ замолить грехи, но остерёгся сильных слов. — Удачи, — в его голосе послышался вздох, и Нару, безмолвно перекинувшись с Лином взглядами, двинулся к своему призовому креслу.

V

       К девяти часам вечера с северо-восточной стороны здания стало достаточно темно. Зажгли ещё садовых огней. Нару приблизился к своей цели и уважительно, хотя и не слишком (поклон не был глубоким, скорее поверхностным) согнул спину.        — Доброго вечера, Хаяси-сан сообщил, что вы выразили желание переговорить со мной, — заговорил он, когда мужчины переключили на него свои взоры. Ближний, который сидел к нему, вне всякого сомнения, был Хиро Кобаяси — его выдал деловой коричневый костюм. Второй же восседал более гордо, скрестив руки у груди в кимоно такой же цветовой палитры. Лица у мужчин можно назвать типично японскими: вытянутые, с широкими скулами, прячущимися за немного обвисшими веками карими глазами и широкими носовыми крыльями. Тэкеши Кобаяси (отец Норико) выглядел бесцветным на фоне младшего брата. Можно сказать, что более иссушенным. Светлая и вдобавок ко всему, сухая кожа, самую малость желтоватая, но не более чем было присуще его национальности. Глубокие морщины в области щёк, превращающиеся в складки и чёрные волосы с частой сединой, которые ему тщательно зачесали при помощи геля. Он, в отличие от брата, посмотрел на поклон гостей и тут же отвернулся к пустой сцене. Каждый его жест говорил о том, что он человек очень занятой и здесь исключительно ради дочери или, быть может, из-за предстоящей сделки семей.        — Присаживайтесь, — в его голосе было нечто повелительное и по-военному строгое. Нару не стал бы спорить с таким человеком, его и в обычные дни не привлекали конфликты, поэтому он занял своё место и, устроившись, поступил по образу этого мужчины. Правда, долго любоваться пустой сценой Нару никто не позволил.        — С вами желал говорить мой брат, — сообщил отец Норико. — Хиро, — обратился он к брату, — наслаждайся обществом и, пожалуйста, так, чтобы я более обо всех твоих глупостях не слышал в дороге.        Глаза второго мужчины хитро сверкали. Он каким-то чудом придерживал тон, выдвигая статус брата с его первыми словами, видимо потому, что в последующие его реплики было бы проблематично включить даже несколько слов.        — Хаяси-сан порадовал меня даже больше, чем обещал, — этот деловой человек переместил вес своего тела на левое бедро и немного развернулся к Нару с тем, чтобы пожать ему руку. Сибуя равнодушно потряс его крепкую кисть в ответ и взглянул в бегающие глаза. Этот рефлекс говорил о том, что в голове этого человека сейчас происходит миллиард мыслительных процессов, среди которых наверняка найдётся нечто неприятное или опасное для него, Нару, или того хуже, Оливера Дэвиса. — Знаете, я большой знаток всего того, что связано с паранормальным, в общем-то, правильнее будет сказать огромный любитель, наверняка вы даже не догадываетесь насколько…        Любитель — это, без всякого сомнения, самое верное определение. Вечер предстоит долгим… Надо терпеть, — Нару сделал вид, что внимательно слушает, немного нервничая оттого, что опасения сбылись.        — Я стараюсь следовать по пути фактов. Но догадки — это первое с чем мы имеем дело. Вы абсолютно правы, о ваших вкусах мне ничего не известно. В последнее время я мало уделял внимания кинематографу. Могу предположить, что вы будете любезны и расскажете мне обо всём подробнее, — Нару присмотрелся к широкому, лоснящемуся от жары лицу мужчины, и пришёл к выводу, что он ему не особо приятен, радовало то, что голос его оказался весьма поэтичен, то есть, тягуч, как глина пластичен и, как и полагается мужчине с харизмой, немного хрипловат. По правде, и на вид мужчина не был дурён. Слегка за сорок лет, с ещё нетронутыми сединой волосами, небольшой бородкой и раскосыми с зеленцой глазами.        — Как же тут душно… — Хиро прекратил улыбаться, поменял положение в кресле и, откинувшись на плетёную спинку, немного ослабил бардовый шарф-галстук. — Я вроде бы не на съёмочной площадке, а по факту здесь пекло. А вы хорошо держитесь, весь в чёрном, да ещё рубашка с удлинённым воротом, — он провёл в воздухе пальцем, указав на воротник Нару, в котором насчитывалось вместо одной-двух пуговиц, целых пять. — Хорошо быть юным и красивым, с моей шеей уже и галстук прибережёшь в лучшем случае для похорон, а в худшем, вот на такие встречи, — последнюю часть предложения он прошептал и со смешком на губах посмотрел в шею брату, к тому подсели будущие родственники, и он счёл нужным всё ещё раз обсудить. — Так в чём же подвох? Эта дань моде или издержки дела? — через секунд тридцать он вернулся к Нару и показал часть своей наблюдательности.        — Костюмами занималась моя сотрудница, — ответил Сибуя невозмутимо. — Я не изъязвил особых пожеланий, за исключением цвета, должно быть, она отдала предпочтение моде.        — Нелегко нам простым руководителям, когда вокруг люди со своими домыслами и верными решениями, — Хиро счёл допустимым потянуться. Когда он вытянул свои длинные руки за головой и его мышцы в плечах хрустнули, то Нару заметил больше подтянутость мужчины, нежели обычную плотность тела. Так Сибуя распознал лесть. Моде тут следовал не Казуя Сибуя, ему было не до этого, а тот, кто был частенько на виду, да и богатырским здоровьем скорее хвастался так же его собеседник.        — Так над каким фильмом вы работаете? — Нару прикрыл глаза, мысленно проглотил наживку этого якобы специалиста в человеческой психологии и продолжил беседу.        — «Эта психованная любовь» — выдал он название фильма. — Триллер, немного мистики, развратной любви и прочих ярких эксцессов. Для этих целей я арендовал дом. Его уже оборудовали, правда, возникли трудности. В западном крыле творится нечто необъяснимое, хотя необъяснимое — это я вновь неверно выразился. Всё более чем объяснимо, там живут призраки, когда я арендовал дом, то мне сказали, что в этом доме застрелился один коллекционер, он влез в долги и с горя пустил себе пулю в висок. Как вы понимаете, лучшего места для моего фильма просто и быть не могло.        — Люди часто лгут, процент существования в таких домах настоящих субстанций весьма скудный, — рассказал Нару о том, как люди дискредитируют собственные слова. — Я бы не стал утверждать о наличии духов, пока не были проведены должные исследования.        — Ваш скептицизм мне понятен, — вздохнул Хиро и скрестил руки у груди. — Я и сам не особо верю людям. Ничего не мотивирует лучше фактов. Тут бы мне не помешало мнение специалиста, но тот кого я хотел заполучить сейчас никаких дел не берёт. Есть одна Ассоциация, я спонсирую её деятельность уже много лет, её видный представитель, которого я желал нанять обладатель редкой способности — психокинез и экстрасенсорное восприятие… Жаль, что он по какой-то причине забросил работу в Ассоциации…        — Полагаю, у него появились срочные дела, только полные болваны ставят крест на своей карьере в наши-то дни, — Нару задрал свой нос, показав по привычке любовь к себе неповторимому.        Так и знал, что когда-нибудь это произойдёт! Будь эта идея неладна, если сейчас всё вскроется!.. — щёки Нару пульсировали, он не мог сдержать гнева, тем более, когда его скрыто шантажировали. Манипулировать им… Это интересно, впрочем, что он мог простить слабой девушке, то не мог проглотить глядя на этого щёголя.        — Да, вы правы… — Хиро с видом человека, у которого куча козырей на руках, чуть зримо улыбнулся. — Так вот, мы выставили декорации, но не проходит и ночи, как все они валятся. Вы можете себе такое представить? Шкафы, картины, да и диваны — всё вверх дном! Картины валяются на полу, диваны перевёрнуты, комоды распластаны на паркете. Мне показалась эта история с коллекционером правдивой. Все картины — это подделки. «Голубые танцовщицы» — Эдгара Дега; «Три грации» — Сандро Боттичелли; «Танец под музыку времени» — Никола Пуссен; «Танец» — Анри Матисс и другие полотна. Мы подбирали каждый предмет под суть фильма. Делать такие копии — это накладно, я слегка разочарован. А наши изумительные шкафы с яркой турецкой росписью, несчётное количество ваз… Каждое пришествие призрака накладывает свои издержки. Я было решил сам всё это дело проверить. Купил от анонимного лица две специальные камеры — термочувствительную и инфракрасную, беда в том, что пользоваться ими никто особо не умеет. С термочувствительной мы, конечно, справились. Температура в крыле перед каждым актом вандализма падает до минус одного-двух градусов, а вот что делать дальше — я в тупике, поэтому когда Наоки сказал, что у него появилось такое сокровище, как целая команда специалистов в области паранормального, то я решил непременно приехать на эту церемонию.        — Да, и именно поэтому моя жена осталась дома, — заговорил Кобаяси старший. — Ввиду сложности ситуации Хаяси-сан посоветовался со мной, и мы пришли к выводу, что будет разумным, позволить на этот раз приехать лишь двоим представителям из семьи. Помолчите вы оба. Сейчас мико прочтёт норито и мы увидим танец хозяйки этого вечера.        — Я полагал, что танец будет совместным, — Нару переглянулся с Лином и решил уточнить, двенадцать танцев могли затянуться. — В программе произошли изменения?        — Этот год иной, — гордо заявил Тэкеши Кобаяси. — В том году они выступали совместно. Я остался недоволен. Норико следует выделяться, это её день…        — Ты поскромничал, брат, — перебил того Хиро. — Всем здесь важно показать то, на что они способны, поэтому…        — Поэтому я внёс коррективы в договор, — гордый отец вновь взял верховенство в разговоре. — В том году её помолвка сорвалась. Жених оказался негодным. Его семья обанкротилась. На сей раз, мы подготовились лучше.        — Ну если претендент на её руку после этих курсов экстравагантных жён не обанкротится, то мы погуляем на свадьбе, — Хиро нашептал это Нару с очередной усмешкой, и погас свет.        Сцена, вместе с коридором к ней, ярко выделилась. По проходу шла Матсузаки, она размахивала деревянным жезлом с множеством бумажных амулетов и, шурша ими, читала норито.        — Исполняя этот ритуал, я взываю к богам. Я молю их сойти с небес в это безбожное место, чтобы очистить его и прекратить страдания. Пожалуйста, примите нашу мольбу ради мира и спокойствия. Сделаем же это место подобно небесной равнине. Соберитесь же здесь боги!        Пока всё очень тихо… — Нару оглядел публику — все занимали свои места и молча слушали. Женщины редко помахивали веерами, а мужчины терпели неудобства своих костюмов.        Когда Аяко закончила читать молитву, то свет вновь погас. Сибуя в темноте разглядел, как она спускается по ступенькам и в первом ряду присаживается рядом с Такигавой и Джоном. Нару лично дал указания, чтобы они были как можно ближе к сцене.        Скользнули тени декораций и зажёгся белый свет. Тусклый, едва пробивающий сумрак сада, он открыл зрителям валы пенящихся волн. Они были изготовлены из фанеры, окрашены и выставлены перед стеной с изображением могучего хвойного дерева. Первые дёргающие звуки сямисэна и гейша в пёстром кимоно тоскливо, подобно плачущей мелодии поплыла по длинному проходу. Сегодня её наряд был молочно-белым с частым мелким и крупным узором. Журавли, похожие на райских птиц. Зелёные перья и чёрные шеи, красные крылья и золотые длинные клювы. Огненные ветви клёнов и широкие оби с яркими узорами. Волосы были заделаны в высокую причёску с коралловым красным гребнем на затылке и длинными золотыми украшениями на макушке. Лицо белее полотна, яркие губы и выведенные стрелки на глазах. Не знай Нару, что это Мари, то вероятно, встретившись в саду, не обратил бы должного внимания в виде хладнокровного приветствия.        Мари проплыла до середины сцены и медленно, с наклоном спины, вынула свои ножки в белых носочках из лакированных сандалий окобо. Их чёрная платформа была настолько высокой, что неудивительно, почему её движения были такими приземлёнными. Вскоре её стан изогнулся, и вместе с сямисэном послышались хлопки раскрывшихся вееров. Сине-золотые веера с крупными цветами заиграли в её руках, то, оказываясь в воздухе, то, приземляясь в её маленькие руки. И с каждым разом танец усложнялся, а музыка становилась громче и напряжённее.        — Принц Ямато Такэру был одним из величайших воинов старой Японии. Во всех странствиях его сопровождала верная жена Ототатибана, — в темноте Нару услышал чей-то мелодичный шёпот. Его прежний собеседник не мог не прокомментировать. — Эта женщина в юности была очень хороша собой, но муж из-за своих забот не замечал её. Время шло, и она утратила свою красоту, — на этом его слоге музыка резко оборвалась, Мари упала на пол и свет приглушили. Несколько секунд она не двигалась, а затем подобно ожившему мертвецу, раскорячила руки, выдернула из волос гребень и рывками начала подниматься. Её волосы растрепались, наряд немного покосился, теперь её несчастье выразилось даже в одежде. — Она страдала, но продолжала любить супруга. И как-то её муж столкнулся с силами природы. В море он попал в шторм, — декорации задвигались, и Мари упала в глубоком поклоне перед ними. — Ототатибана обратилась с молитвой к морскому владыке Рюдзину и отдала свою жизнь морю, — после этих слов музыка словно сошла с ума, послышался щемящий душу треск струн, и тело Мари исчезло со сцены, провалившись за раскрывшиеся перед ней волны. — Её муж сильно горевал, раскаявшись позднее, и так он хранил ей верность до самой смерти… — рассказчик прекратил шептать, глядя на Нару с замиранием сердца. Его интересовала реакция Сибуи, последние пять минут он и рта не открыл, мимика его не изменилась, разве что, глаза прищурились, когда Мари бросилась в сторону волн и более не появлялась на сцене.        — Я не заметил, как она миновала декорации, я пошлю кого-нибудь проверить, — Нару встревожил тот факт, что после игры самоубийства, фигура Мари не проскользнула мимо раздвинувшихся декораций, она словно провалилась на ровном месте.        — В этом нет нужды, она спрыгнула в люк под сцену. Сейчас выйдет, — сказал Хиро Кобаяси, закинув ногу на ногу. И так и вышло, уже через минуту Мари появилась на сцене из того же входа, откуда пришла и поклонилась гостям под свои заслуженные аплодисменты. — Прекрасная девушка, жаль, что за неё нельзя дать цены, это было бы очень интересно — выкупить саму хозяйку вечера, — мужчина щурил глаза и покусывал край большого пальца, глядя на сцену. Нару бы сказал, что этому мужчине всё запретное было бы всласть, но проронил иные слова.        — Работа в индустрии кино сделала вас настолько проницательным, что вы разглядели сюжет легенды в её танце?        — Вы узрели «Жертву», да это одна из трогательнейших легенд о любви, полагаю, мы увидим ещё одиннадцать. Я буду вашим гидом, вы не пожалеете, немного японского романтизма вашей сдержанной натуре совсем не повредит.        Когда Нару повернул голову, то Хиро Кобаяси пронзительно смотрел на него. В его глазах ликовала победа, а нервно подёргивающимся пальцам явно не хватало сигаретки.        — Если вы не замолчите, то я попрошу вас вывести, — дерзко шикнул им старший Кобаяси. — Дай своему новому другу буклет и на этом закроем тему, — отец Норико хлопнул брата по плечу красочными глянцевыми бумагами и гордо устремил взгляд на сцену.        — Что ж, можно и так, — разочарованно сказал Хиро, передав Нару красивую программу. — Не так душевно, как мне кажется, но вы можете ознакомиться…        Сибуя пробежал глазами по двенадцати буклетам, где на каждом была указана легенда, имя исполнительницы и краткое содержание истории. Надпись «Белая бабочка» исполнительница — Май Танияма, встревожила его. Выступление Мари показалось сложным, где-то опасным. Последовательности в пёстрых бумажках не оказалось, требовалось подождать.        Следующий час Нару наблюдал множество дорогих нарядов, странных мелодий сямисэна, барабанов и кото. Здесь он узрел «Любовь Асагао». Прекрасная девушка по имени Миюки пленила летним вечером слугу одного известного феодала Комагаву Мияги. По легенде она ловила в своей лодочке светлячков, а на сцене стан девушки грациозно покачивался, будто её декорация лодки играет на волнах. Её прекрасный веер с вьюнками ко второй половине танца изменился, ведь по легенде возлюбленные обменялись веерами, а прекрасному цветку Миюки посвятил стихотворение. Вскоре возлюбленные расстались, и пришло время слёз. Нару терпеливо выжидал, но некоторые выступления были долгими. В той же «Любви Асагао» девушка, прежде чем встретиться с возлюбленным пела. Она пела в чайных домах, позабыв отчий дом, и спустя время, встретилась с возлюбленным.        Встречались номера и попроще. Легенда «Возлюбленные под соснами» оказалась пленительной, хотя и не такой оборудованной. Девушка танцевала с зонтом и веерами под изображением могучей сосны — этих декораций ей хватило, чтобы передать вечность любви Мацуэ и Тэё, которые повстречались при тяжелейших обстоятельствах под сосной и прожили до глубокой старости рука об руку. Боги благословили их и позволили их душам встречаться лунной ночью под соснами и собирать опавшие иголки под песни прибоя.        Трогательная легенда «Жена-ива», где девушка по имени Хиго умерла после того, как в деревне срубили старую иву. Она оставила мужа Хэйтаро в печали и сына Тиёдо.        Была там и легенда «Рубщике бамбука и Лунной деве», притча о «Любви гейши Усуюки», «Звёздные Влюбленные» (в честь этой легенды устраивали праздник Танабаты), «Утренняя роса» и ещё несколько других. С непривычки Нару немного устал. Музыка и свет… Это тревожило нервную систему, но более всего душу снедало нетерпение. Выступили десять учениц. Май не показали, и обещанного перерыва не наступало.        Когда свет погас вновь и загорелся голубоватым свечением, то Сибуя хотел увидеть свою сотрудницу дабы убедиться в её безопасности, но это была дочь господина Кобаяси — Норико. Она выступала с легендой «Юки-онна» или «Снежная дева». История о духе, ёкае… Могущественная женщина с красотой льда. История повествовала о двух дровосеках — Мосаку и Минокичи. Мосаку был старым человеком, а Минокичи красивым юношей. Как-то они попали в пургу и, оставшись без возможной переправы через реку, укрылись в шалаше. Ночью Минокичи увидел в их промёрзшем укрытии прекрасную женщину, она дула в лицо его наставника и медленно убивала. В это время на сцене пошёл искусственный снег. Норико в белом кимоно с красными вставками и кровавыми оби была действительно величава и сильна. Её зонт разбивал падающий снег, словно у неё в руках силы природы. Юки-онна пожалела юношу и не убила его, но взяла слово, что он будет молчать о том, что увидел этой ночью. Время шло, и Минокичи повстречал девушку на лесной тропе, она представилась О-Юки. Молодые разговорились, полюбили другу друга и поженились. О-Юки родила своему мужу десятерых детей, но не состарилась и на миг, Минокичи очень любил свою жену, но однажды ночью проговорился и нарушил давнюю клятву. Женщина разозлилась, закричала и рассказала мужу правду о том, кто она. Но не смогла Юки-онна убить мужа из-за детей, в ту ночь она оставила и дом, и семью.        На этой легенде садовые фонари озарили место летнего театра. Был объявлен перерыв.

VI

       Свет ослепил Нару белой завесой, последнее, что он помнил — это красный зонт Норико, падающий на него искусственный снег и её удаляющийся силуэт. Когда он прозрел, прогнав чёрные, прыгающие перед глазами пятна, то люди уже покидали свои нагретые за час места. Он со сбитой координацией оценил их траекторию и, прокашляв ком в горле, невозмутимо поднялся.        Лин ожидал его в стороне, тот успел покинуть своё место, но внимание на Нару обратил не сразу. Сибуя машинально сказал о том, что они уходят, физически застряв в своём зрительском кресле.        — Вы покидаете нас так рано? Пропустите продолжение, — Нару боковым зрением покосился на прицепившийся к нему мелодичный недуг и, стерпев, был вынужден дать ответ.        — Я присоединюсь к вам позже.        — Не задерживайтесь ни на минуту. Вы очень пожалеете, если пропустите финал, — Хиро Кобаяси прикрикивал, чтобы нетерпеливый собеседник смог услышать его старательные предупреждения.        Будь моя воля, я бы провёл этот вечер с чашкой чая и бумагами по этому делу, — Нару на секунду сжал зубы и нервно пошевелил нижней челюстью.        — Нару, ты же понял, что этот мужчина тебя узнал? — Лин негромко спросил, его интересовали детали их дальнейшей работы. — Ты поедешь на место съёмок?        — Нет, у нас ещё много работы здесь, — дал он свой ответ.        Кодзё не сказал своему ученику более и слова. Он лишь смотрел. Нару был недоволен и серьёзен. Шантаж свалился на его шею неожиданно, и если Масако можно посчитать безобидной с её мелкими просьбами, то этот человек задумал какую-то мерзкую игру, от которой Сибуя собирался отнекиваться любыми, даже самыми постыдными способами.        — Сибуя-сан… — его увидела Мари и с удивлением, нагнув голову, вышла из домика, где ещё переводили дух её ученицы, выпроводив тем самым настырного гостя.        Нару одурманил свежий воздух, и он без отчёта в своих действиях направился проверять, как идут дела, успев миновать порог, где и столкнулся с хозяйкой вечера. Она, по всей видимости, небезосновательно охраняла вход.        — Вам здесь не надо быть, — тихо сказала она, отстранив его рукой, и притом без лишних касаний.        — Мне требуется проверить, — дал он своё объяснение, вынув из кармана компас. — Это не займёт много времени.        — Сейчас не самое удачное время, — не позволила она.        — Тогда передайте компас Май, она знает, что необходимо делать, — Нару протянул круглый прибор с вращающейся стрелкой.        — Май здесь нет, — сказала на это Мари. — Все гости сейчас переместятся дальше по саду. Не отставайте от других, — после этих слов дверь одноэтажного домика закрылась перед самым носом Нару и Лина. Сибуя со спрятанной от окружающих тревогой посмотрел на своего ассистента и, не смея настаивать (стрелка на компасе выровнялась), вернулся в компанию жаждущего его внимания любителя паранормального.        Где-то между тем, Май ждала своего часа. Прошло чуть больше сорока минут, как её попросили подождать в компании горничной в одном из чайных домиков. Волнение сводило её со всякого ума. В итоге она так вымоталась, что уснула на полу у светло-бежевой стеночки.        В минуты смятения ей часто снились необычные сны. Сейчас же пределы её сна обрамляли чёрные и серые могильные плиты. Она бродила по кладбищу. Чистому, светлому… За зелёными бугорками с виднеющимися светлыми тропками выглядывал красно-коричневый храм. Кто-то в храме дёрнул за канат, и зазвонил колокол. Он приглашал богов послушать молитву, принять подношение…        Несмотря на печаль этого места, мне так спокойно на душе, — Май закрыла глаза и, раскрыв руки, сомкнула ладони в одном хлопке. Она поклонилась в сторону храма, где чья-то молитва взывала к милости богов и, выпрямившись, побрела по каменной серой дорожке.        Это место мне знакомо, — Танияма остановилась возле двух надгробий и присела на корточки. — Мама… Папа… Давно я не была здесь… — её глаза не тронули слёзы, и голос, уже давно преследующий её, прервал уединённую молитву.        — Ты успокоилась? — юноша в чёрном костюме остановился в шаге от неё.        — Да, — кротко ответила она. — Мне не хватало уверенности. Знаешь, классовая разница ничуть не обижала меня, однако с приходом этого дня, я почувствовала себя лишней. Мой номер и тот отделили от остальных…        — Но не по причине отсутствия родных, — юноша поддержал Май тихой улыбкой, и она свободно поднялась с колен.        — Да, этот Нао не упустит сделать шума из ничего, — посмеялась она, принимая руку своего провожатого. Нару помог ей сделать первые шаги и заговорил.        — Не волнуйся. Я молился о тебе. Твоё выступление не оставит окружающих равнодушными.        Единственного кого бы я хотела впечатлить — это тебя… — Май посмотрела на свои маленькие пальцы, она так гармонично помещались в руку Нару, что ей захотелось обсудить то немногое, что происходило между ними.        — Нару…        — Тебе пора, — юноша добродушно улыбнулся и согнул спину. — И мне уже давно пора на покой. Спасибо тебе, Май, присмотришь ещё немного за мной настоящим, — он поцеловал её руку, а после этого Танияма не заметила, как и очнулась.

VII

       — Май! Май… Наконец-то ты проснулась, — её теребил Нао, а как только она открыла глаза, он отошёл, предоставив девушке место для по-человечески цельной ориентации в пространстве.        Танияма смутно окинула взглядом домик для чайных церемоний. На стене висел свиток с нынешней темой для разговора, как и всегда, канзи толковали о чём-то относительном, прекрасном и долговечном. В полу алел тёплый очаг, готовый преподнести гостям горячий чай, а сбоку, на тёмно-коричневой циновке, стоял накрытый белой салфеткой полный чайный набор.        — Что случилось? Я пропустила свой выход?! — Май почудилось, что опасения провала сбылись, причём самым ужасным для неё образом.        — Нет, нет, — Нао покачал головой и придержал девушку за плечи. — Твой выход через двадцать минут. Я пришёл проверить тебя и предупредить.        — Извини, я не хотела так вот взять и уснуть, — Май опустила голову и забегала глазами по татами. Сон, где она просила помощи у родителей и желающий ей удачи Нару — всё было слишком прекрасно для повседневной действительности.        — Ты перенервничала. Не бойся, ты выступишь идеально! Мари с тобой много занималась. Твой танец немного сложен, но уж так вышло, что иначе нельзя. Ты постарайся, а ни то мне не поможет никакое харакири.        Снова он о своей шкуре печётся, а я-то думала… — Май сгорбилась, понатужилась от мыслей, что ждут от неё не больше ни меньше, чем профессионализма и протяжно выдохнула.        — Всё в норме, я сделаю это, — Танияма гордо выпрямилась, подняла голову и для уверенности взяла в руку сложенный веер.        — Вот и славно! Я посмотрю все ли на месте и приду за тобой.        — Хорошо, — Май кивнула, и Нао ушёл быстрым шагом прочь.        Хорошо… Знать бы как это ещё будет хорошо, и что Нару скажет после всего этого?.. — она прикрыла глаза и ещё долго стоя под тёплым свечением лампы, смотрела сквозь веки на её искусственный жёлтый свет.        — А вот и вы! Правильно, что не задержались, представление ни в коем случае не стоит оставлять, не досмотрев его до конца, — Нару подозвал к себе Хиро Кобаяси, и директор SPR отчасти детальнее рассмотрел своего тайного обожателя. Как он и полагал, мужчина оказался в прекрасной физической форме: длинные крепкие ноги, широкие плечи, очень ровная спина и весьма рельефные руки, которые от взоров не пристальных, легко скрывались под неброским коричневым пиджаком.        — Я и не планировал… — Сибуя по привычке очень давней, медленно, шагами, словно вымеренными, дошёл до круглого столика с закусками, где стоял его несостоявшийся наниматель и чинно, сохранив полутораметровую дистанцию, остановился. — Мне не удалось представить вам моего ассистента. Лин Кодзё, — Нару указал на своего учителя, тот более уважительно, нежели Нару поклонился и повёл ровную беседу. В какой-то степени Сибуя свалил все отвратные ему обязанности на подчинённого, сосредоточив свой взор на ровной, сине-чёрной поверхности пруда. Гостей собрали возле одного из малых прудов. Одна из галерей рёкана выходила прямо к воде, тогда как они, зрители сегодняшнего традиционного праздника, прозябали на другом берегу среди опрятных столиков с белыми скатертями и святящихся жёлтых клумб. В метрах ста пятидесяти, немного правее, Нару отчётливо различал среди зелени сада красный дугообразный мостик, где вчера он боролся с одержимой девушкой. То был большой и глубокий пруд, по сути дела, в саду он насчитал уже три водоёма: два этих и один за домиком, где обучались девушки. Малый не нагонял на него излишней тоски. Глядя на эту спокойную воду, белые лотосы с широкими, словно накрахмаленными листьями, он радовал мир и окружающих типичной апатией, которую не желал менять на праздность духа ни при каких или хотя бы при сложившихся обстоятельствах.        Воду тревожил незримый холодному телу Нару ветер, видя воду, спокойную или буйную, он не мог не вспомнить ту ужасную участь, которая постигла его брата и то бремя, которое он возложил на свои плечи.        Слух тронула флейта. Звук тонкий, похожий именно на этот щемящий душу ветер. Где-то в галерее зажёгся свет. Потомил гостей, следящих за происходящим на том берегу, и потух.        — Один старый человек, кажется, его звали Такахама, жил вблизи кладбища неподалёку от храма. Жизнь прошла его в одиночестве, хотя человеком он был добрым, разве что замкнутым. В молодости у него была возлюбленная — Акико. Она погибла… Такахама так опечалился, что поклялся вечно хранить ей верность… Вы же не ознакомились с буклетами… — у самого уха Нару звенел тот же мелодичный голос, пока он сам покрывался мелкой холодной дрожью. Его взор не покидал водной глади, ведь вся его суть ощущала где-то в призрачной тени галерей приближение Май.        — Написано слишком мелко… — Сибуя монотонно ответил, переместив глаза на зелёный газон. Всё перед глазами мелькало, почему-то ему очень захотелось покинуть это место. Японский романтизм сочетал в себе много драмы, интуиция же ему подсказывала, что то, к чему принудили Май, ему смотреть не следует.        — Подождите! — Хиро схватил его за локоть и сам от восторга застыл, глядя на воду. — Сейчас…        Нару был вынужден узреть всё то, к чему принуждала его эта бесцветная личность.        Засиял едва теплящийся голубой свет, его разбрасывали прибрежные фонари, освещая тем самым тёмную водную гладь.        Вода дрогнула…        Дыхание Нару резко прервалось, когда в освещённых участках пруда показались чёрные окобо и маленькие ножки в белых носочках. Девушка, которая тревожила воду, словно шла по ней. Сибуя не видел, как её обувь на высокой платформе утопает, он лишь видел плавные кругообразные шаги, скользящие по водной поверхности.        — Когда старик заболел, за ним приглядывала жена брата и её сын. Каждую ночь, когда старик Такахама засыпал, к его окну прилетала белая бабочка. Это была его возлюбленная, она пришла проводить его в загробный мир…        После этих слов фигура девушки полностью предстала перед зрителями и единственный зритель среди них, перестал отличать реальность от своих редких фантазий и поистине ужасных опасений.        Нару не мог двигаться, не отводил глаз и в силу потребностей организма редко дышал. Всю его скованность можно выразить страхом спугнуть белую бабочку, в которую внезапно превратилась Май.        Распущенные волосы, насыщенные, до цвета бургундских красных вин губы, бледное лицо и глаза с чёрными, растушёванными стрелками. Белое кимоно Май искрилось и переливалось в свете неоновых ламп и так же таяло в проплывающих облаках тумана. Синие вставки на рукавах и расписанные серебряными нитями оби, от неё веяло нетронутой чистотой духа из той самой легенды.        Флейту поддержали струны сямисэна, и Май раскрыла два больших веера. Эти два индиговых куска ткани на бамбуковом каркасе представляли внушительные атрибуты. Только сейчас Нару заметил, какими маленькими были пальчики Май, и сколько силы она прилагала, чтобы удержать сине-серебристый шёлк. Её руки очень напрягались, когда веера встали в горизонтальное положение и вместе с ней сделали медленное, до откровенной дрожи, приседание. Сибуя потерялся ещё больше, когда окружающие, как ему показалось, скандально похлопали. Здесь рассказывалась не легенда, а самый страшный исход его жизни.        — Родные старика прогоняли бабочку несколько раз, но она возвращалась, снова и снова… — Хиро комментировал, а Май выпрямилась и подобно стройной иве закачалась, помахивая своими веерами. — В конце концов, племянник Такахамы не выдержал, он попытался убить бабочку, — музыка взорвалась. Сямисэн грозно заиграл, барабаны забили, и глаза Нару в ужасе застыли. Тело Май словно истязал ураган. Веера несколько раз подлетели в воздух, но страшнее всего ему стало, когда она повернулась к зрителям спиной и взмахнула веерами как свободными от обязанностей крыльями. — Юноша побежал за бабочкой… Она же привела его к своей могиле, к той, за которой ухаживал Такахама всю свою жизнь… — слова Хиро не придали Нару самообладания и на своё горе, он посмотрел на этого наверняка скандально-известного человека, обнажив перед ним страх. — Наша бабочка уже уходит, — мужчина с якобы благими намерениями улыбнулся, и Сибуя, будучи загипнотизированным, обратился взором к пруду. Май уже стояла подле лестниц галереи, заручившись светящимся фонарём. Бумажный фонарь ждал её всё выступление, и теперь она могла смело отвязать его и пустить в небо.        Тёплый огонёк покинул её раскрытую ладонь, и свет на пруду под звуки музыки померк, скрыв Танияму и её призрачный образ белой бабочки.

VIII

       С приходом холодной туманной черноты, Нару побледнел пуще обычного. Он как виновный в убийстве и скрывающийся среди толпы осквернитель живого тела забегал по местной публике глазами. Уже немолодые женщины улыбались, мужчины им ответно кивали и поддерживали беседу, ему же казалось, что все они знают о его отчаянном поступке и смеются над ним, над его крахом и роком, который облачил его и без того чёрно-белую жизнь.        — Мой дорогой друг, что вас так напугало? — Хиро Кобаяси заметил странное поведение своего молодого собеседника, и Нару со звуками его мелодичного голоса внутренне вздрогнул. — У вас боязнь темноты или толпы? Дышите глубже, свет сейчас включат…        Сибуя прикрыл глаза и незаметно для своего собеседника выдохнул. Люди действовали ему на нервы, но более того, встревожила постановка того видения, каким он иногда видел своё будущее. Его работа, его жизнь — всё это обременял риск, отвечать параллельно за несколько жизней — это огромная ответственность, которая при всём том, не исключает трагедий.        Тут свет зажёгся по всей длине галереи и перед гостями появился хозяин. Рядом с ним стояла Май, но в отличие от Нао, она покорно опускала глаза в пол и молчала.        — Сегодняшний вечер показал много трагедий и историй о вечной любви, — объявил Нао. — Они учат мужчин быть доброжелательными и великодушными; справедливыми и учтивыми. Женщин — верными и добродетельными. Брак же должен быть искренним и крепким. Пусть ваши пути окажутся верными и достойными звания брака. Наш сад в вашем распоряжении. Прошу вас ни в чём себе не отказывать, — они поклонились, после чего вновь в тени погасшего света исчезли.        — Вот сейчас все разбредутся и вам будет куда легче, — Хиро Кобаяси ушло усмехнулся, и Нару в который раз внутренне передёрнуло. Никакими фобиями он не страдал, всего лишь был застигнут врасплох. С этим не могли сравниться никакие призраки.        — Простите, всё немного затянулось… — подоспел хозяин, обольстил всех своей то ли настоящей, то ли льстивой улыбкой, и Сибуя уличил в этом неплохой шанс, чтобы удалиться. — Вы смогли договориться?        — Боюсь, что нет, — разочарованно вздохнул Хиро. — Наш дорогой друг утверждает, что у него здесь много работы и бросить её он никак не может.        — Вот как… — Нао посмотрел на отстранённого от окружающих директора SPR и поспешил отложить разговор. — Вы меня извините, сегодня у меня есть и другие обязанности.        Хиро посмотрел через плечо Нао, увидел на лавке девушку и, потерев свою бороду, ухмыльнулся.        — Наш разговор подождёт, как и сама дилемма. Произведите впечатление на девушку, впрочем, думаю, в этом вы уже преуспели.        — Не всякие наши победы приносят ту великую радость. Я буду рад продолжить наш разговор утром, — Нао поклонился и оставил своего важного гостя. Хиро же приторно посмотрел в спину хозяина традиционной гостиницы, то, как он подошёл к Май и повёл беседу.        — Вы, мой дорогой друг, вновь заскучали, — собеседник Нару расслабился и как самый крупный в этом озере карп, вальяжно позарился на его личное пространство. — Шокирующее было представление. Знаете, я очень рад, что Хаяси-сан попросил меня о помощи, конечно, он полагал, что я захочу арендовать их дом, но я не стал разочаровывать его, к великому сожалению, по сценарию поместье европейского типа.        Нару был вынужден обратить внимание на гостя, да и злая усмешка ликовала внутри. Нао обвели вокруг пальца, а ведь наверняка стелил он весьма складно.        — И чем именно вы помогли? — Нару требовалось как-то подержать беседу, так как бедный Кодзё, кажется ввиду своей чопорности и пренебрежительности к японцам, никак не возбуждал его интерес.        — Декорации и некоторые трюки, — ответил Хиро не с большим интересом к этому разговору. Он покрутился возле белого стола с закусками и, подобрав на маленькую тарелочку что-то сладкое, продолжил. — Видели, как девушка шла по воде — это иллюзия. Её босоножки окобо сделаны наполовину из оргстекла, то есть вся нижняя часть платформы прозрачная, поэтому никто не заметил обмана. Разумеется, многое решает правильный свет. Трудно было сделать платформу, по которой она шла. Установка таких вещей в воде — всегда сложно. Неровности дна и всё такое… Одно хорошо, что водоём искусственный и неглубокий. Но ведь получилось эффектно…        Мужчина в очередной раз посмотрел на Нару с не скрытой заинтересованностью. Интересовал его исключительно ум и реакция собеседника, чему Сибуя продолжал гордо сопротивляться. То немногое, что он по своей неосторожности показал — уже могло доставить ему проблем.        — Посмотрите на них… — Хиро перевёл тему, указав на хозяина вечера и Май. После выступления она незамедлительно присоединилась, тогда, как у самой намокли и ноги, и нижняя часть кимоно. — Как он прикасается к её ногам… Бережно, через тонкую грань полотенца. Их отношения чисты, как эти цвета непорочны. Но что у него в голове, когда он касается девичьей ступни с видимым благоговением, ведь отличаясь от других, они укрылись в маленьком мирке возле лавки, не испытывая за свои чувства стеснений. Девушка… Ей трудно в кимоно осушить ноги и заменить таби. Юноша… Пользуется этой слабостью, чтобы укоренить своё положение, и она подчиняется ему… В том нет сомнений. А вы знали, что гейши не показывают обнажённого тела? Поэтому девушка выступала в белых носочках. Обычно юдзё* носят окобо на босую ногу, но не гейши…        Всё это Хиро говорил с неделикатным восторгом, в другой формулировке это прозвучит, как прикрытая красивыми словами пошлость. И тут он понял, что его, Казую Сибую, от этого мелодичного голоса бросает в дрожь. Голос и сами речи Хиро Кобаяси подобно сладкому яду вливались в его уши и вибрировали где-то в голове, расточая свои губительные увещевания.        — Да, на этом вечере слишком много милых особ, но вот уже вторая для нас, простых смертных, недоступна. Кажется, вы утомились. Через час начнутся торги, думаю, вам не стоит тревожиться. Если не произошло ничего сейчас, то мало вероятно, что местные духи обидятся на нас за маленький аукцион. Отдохните, мой дорогой друг, а я планирую немного поиспытывать клятвенные обещания наших женихов, наводить беспорядок в чьих-то делах — всегда очень интересно, никогда не знаешь, чем это обернётся. Не простудитесь, доброй вам ночи…        Непонятный уход дяди Норико не тронул Сибую за живое. Это произошло раньше. Нао и Май, правда, как-то сблизились. Блондин не торопился с заменой таби. Он уже достаточно долго держал её ногу у себя на колене в белом полотенце и, не переставая, шутил. Май не краснела, и эта её реакция полного отсутствия смущения задевала Нару. С одной стороны, это твердило о том, что она никак не реагирует на Нао как на мужчину, а с другой, это могло указать на привычку. Будучи сбитым с толку, директор Лаборатории Психических Исследований принял решение самое правильное — удалиться, ведь тяжёлые воспоминания связаны с поступками, которые совершаются в растерянности.        — У меня до сих пор ноги трясутся… — Май делалась впечатлениями с Нао. Ей требовалось выйти и поддержать их легенду, но на первой же лавке её тело нашло верную точку опоры и велело сидеть так, пока дрожь не отпустит.        — Ничего, всё прошло гладко, — на это Нао и посмеивался.        Да, но куда пошёл Нару?.. — Танияма заметила уход своего босса и его ассистента немного поздно, а уже через полчаса Наоки проводил её до главного входа в рёкан и на этом пожелал спокойных снов.

IX

30 августа. Среда — день восемнадцатый. Хаяси-рёкан. Десять часов утра.        Праздник и все формальные вопросы разрешились точно по плану — в одиннадцать часов вечера всё уладилось, к полуночи гости разъехались, странное отсутствие Наоки на торгах Мари прикрыла его занятостью, так госпожа Шайори Окада, которой предназначались внушительные суммы денег, задержалась в рёкане на ещё один день.        В связи с конфузом завтрак проходил в поминально-мрачной атмосфере и это при том, что у каждого, ну или практически у каждого, было какое-то своё разочарование. Аяко, Джон и Такигава плавали, будто потерпевшие на льдине, швартуясь то к одному, то к другому берегу. Сибуя обрезал им все концы, стоило только позариться на его клочок суши. Его нежелание обсуждать вчерашний вечер и планы вовсе, заставляло находиться в подвешенном состоянии. Сам же Нару не решался или же вовсе не собирался поднимать каких-либо личных вопросов с Май, тогда как она, будучи уже практически уверенной в его меркантильности, ещё где-то на закоулках своей наивной души, надеялась услышать трогательное признание или хотя бы скромное обвинение в недальновидности, но вместо этого Сибуя делал неприступные мины, не обращая внимания вовсе. Мари и Нао вообще не контактировали. Наоки старался всеми возможными силами не сталкиваться с сестрой, хотя и понимал, что долго бегать от неё никак не сможет. И тут, во всей этой бочке дёгтя, как царь и рассудительный бог, восседал дорогой гость, ловя каждое презрительное выражение лица за этим завтраком. Уж что другим здесь было в тягость, то для Хиро Кобаяси было в сладкую радость, чего он ко всему прочему не намеревался скрывать, светясь атласным лицом и чёрной бородкой.        — Нао, после завтрака мы ждём тебя в главной комнате, — Мари, не отрываясь от еды, сказала давно желаемые слова, и на голову блондина будто ведро колотого льда упало.        — Можешь в этом не сомневаться, — Нао при всех солгал, посмотрев при этом на Сибую чуть косо. Нару не реагировал. Он предупреждал о последствиях, и Нао согласился, винить тут кого-то не было смысла.        — Что ж, раз атмосфера такая, то я обязан рассказать вам захватывающую историю! — дядя Норико решил взять слово, чему никто не воспротивился. — Я многого не знал, но оказывается, здесь даже больше исследователей паранормального, чем я ожидал, — Хиро довольно смотрел на Май, и у Таниямы руки от этого опустились. Между Нару оставалось столько всего недосказанного, не хватало ещё и этого возмутительного мужчины. — Ваш директор, разумеется, уже в курсе. Съёмки моего нового фильма будут проходить в одном поместье, как мне сказали арендодатели, в этом доме произошло убийство и даже самоубийство. Владела этим домом одна уважаемая в высшем свете семья. Всё это происходило в конце двадцатого века… Но, как это часто бывает, счастье недолговечно. После смерти жены владелец этого дома сделал несколько неудачных вложений, проигрался в карты и… и пришло время для разорения. Говорят, что он продал большую часть своей коллекции картин, вин и антиквариата, а был он завидным коллекционером. Наконец, он потерял всё. Поместье отошло банку и за день до выселения, он задушил свою дочь-подростка, а сам застрелился. Девочке пришлось бы непросто в ту пору без средств для существования, и безутешный родитель задушил её подушкой во сне, а сам пустил себе пулю в висок. История не слишком новая, но для меня интересная. В доме происходят странные вещи. Мы воссоздали кое-какие декорации и по ночам их беспощадно кто-то портит. Я пожелал нанять вашу команду, но ваш директор такой непреклонный, говорит, что у него много работы здесь. А боюсь, что может произойти, когда на съёмочной площадке появятся люди…        — А не проще поменять место съёмок? — предложил Хосё. — Видите ли, Нару переубедить проблематично, если он считает дело неинтересным или не стоящим свеч, то мы его туда и силком не затащим.        — Мы закончили, — Сибуя своим возвышением прервал речь Монаха и вместе с Лином вышел.        — Видите, — Такигава закатил глаза и развёл руками.        — Я с ним поговорю, — Май предложила помощь, но тут Нао её опередил.        — В этом нет нужды, — он мило улыбнулся, а у Таниямы от этой демонической улыбки мурашки по спине побежали. — Я ваш заказчик и регулировать сроки исполнения заказа — это моя головная боль.        — Ушёл, — сказала Аяко более чем спокойно.        — Сибуя-сан, подождите! — Нао торопился, почти бежал, а всё ради того, чтобы переговорить с зазнавшимся директором SPR. — Я вас прошу…        — Для чего так стараться? — спросил он. — Здание уже арендовано. У меня нет желания доставлять этому человеку удовольствие.        — Я прошу вас ненадолго уехать не по этой причине. Вы же понимаете в какое положение ставите меня. Пожалуйста, посторонние люди мне сейчас не нужны. Тем более убедить Мари будет куда проще, если вы уедете. Вы же видите, она уверена, что сделка состоится, разумеется, я сдержу слово и на выкуп Май не приду вновь, но ведь тогда она выловит вас и потребует объяснений. Вы будете бегать от неё ближайшие три дня или объявите всё в лоб?!        Второй вариант мне больше по душе — подумал Нару, но ничего не сказал.        — Съездите, посмотрите… Сейчас день и Май ничего не угрожает, я уверен, что и вы можете что-то выгадать, ведь господин Кобаяси очень состоятельный человек. А я потяну время. До понедельника, четвёртого сентября, время есть, после выписки моей матери здесь уже не будет места вам или даже мне с Мари, поэтому, пожалуйста, возьмитесь за это дело! — Нао уговаривал старательно, с поклонами и мольбами, и Сибуя отчасти его понимал, однако это не значило, что он будет входить в его положение и подобно католическому священнику сочувствовать его горю. Во всех бедах он был виноват сам, так почему же Сибуя Казуя должен терпеть неудобства и тяготы его и без того не очень удачной работы?!        — Так вы согласны?! — Наоки обрадовался как ребёнок, когда Нару посмотрел на Лина и едва заметным кивком велел следовать за ним. Чувства несказанной радости хозяина гостиницы остались неразделёнными, Сибуя вернулся к тому немногому окружению рёкана безо всякой охоты.        — У нас есть два свободных дня, — выдал он едва ли не с порога. — За нашу работу я возьму плату.        — И о какой же сумме идёт речь? — Хиро развалился на красной подушке и с ухмылкой спросил. Нару заявлял чрезмерно серьёзно, такой прямолинейный вызов делал ему честь.        — Оплату я возьму не деньгами, а оборудованием. Я хочу те две камеры, которые вы недавно приобрели: термочувствительную и инфракрасную.        — Это невозможно! — посмеялся мужчина. — Ни один, даже такой исключительный исследователь, как вы, господин Сибуя, не стоит таких денег, — широкая улыбка этого мужчины оскорбила Нару. Каждая нота его мелодичного голоса говорила, что он бы мог вот-вот раскрыть его инкогнито, а вместо этого он так великодушен, что даже готов заплатить.        — Хорошо, тогда одна камера. Вы всё равно не сможете работать с этим оборудованием. Я согласен на инфракрасную камеру и дополнительные расходы, которые мы можем в результате понести.        — Отдать то, что по идее мне не особо нужно… — Хиро прищурился и недолго думая, прихлопнул себя по колену. — Хорошо! Такая цена меня устроит.        — В таком случае не засиживайтесь, выезжаем через сорок минут. До темноты мы должны осмотреть дом и установить оборудование. На время исследований мне понадобятся обе камеры и вся имеющаяся информация о поместье.        — Это легко! Что ж, дорогая Мари, госпожа Окада, — раскланялся он, вульгарно целуя дамам ручки, — на этом я вас покидаю. Спасибо за радушие, кажется, ваш дом дал мне всё, чего я ожидал здесь получить.        — Ваш приезд скрасил наш праздник, спасибо за вашу помощь, — Мари вежливо ответила любезностью на любезность и проводила гостя поклоном.        — Нару, подожди, ты ничего не сказал о нас… — Май переглянулась с коллегами и на всякий случай поинтересовалась.        — Разве в том была нужда? — посмотрел он высокомерно. — Я думал, ты первая должна была побежать собирать вещи, — он сказал это нарочно, из-за обиды, припомнив Май сразу несколько её оплошностей: вечные опоздания и тайные помыслы уехать с ним.        — Надо говорить по-человечески, тогда и проблем не будет, — высказалась Аяко, поднимаясь следом за остальными.        — А куда мы всё-таки едем? — любезно спросил Джон.        — Не знаю, — ответил Нару подумав. — По дороге уточним все детали.        — Это на него не похоже… — Май переглянулась с Монахом, когда Сибуя вышел и, пожав с ним одновременно плечами, отправилась, как и все собираться.

X

       Путь команды SPR лежал через озеро Аси-ноко, по вырубленному в скалах туннелю «Фукара-Есуй», который связывал озеро Аси с посёлком Фукара, где и находился дом с обещанными призраками. Частично всем повезло, поездка выдалась трёхчасовая, со всеми объездами, редкими заминками и частым туманом. В горной местности с этим природным явлением вовсе не приходилось спорить, как и с вечнозелёными соснами, холмами и свежим воздухом.        Двухэтажное поместье с просторным чердаком, цокольным этажом и витиеватым винным погребом было выстроено из красного кирпича на высоком зелёном пригорке. Из черепичной крыши торчало четыре красные трубы, а на заднем дворе, как в принципе и с лицевой стороны здания, белели арочные пристройки с античными колоннами, за которыми скрывался вход в дом.        — Это и есть тот самый дом… — Такигава окинул строение взглядом и прикинул, что оборудования у них на сей раз действительно маловато, вот только Нару никакой тревоги на этот счёт не бил. — Послушай, Нару, а ты уверен, что двух камер нам будет достаточно? Я не то чтобы сомневался в тебе, но посуди сам, здесь не меньше тысячи квадратных метров…        — По одному никто не ходит, — Сибуя начал давать привычные указания. — Май, ты не отходишь от меня ни на шаг без разрешения.        — Но почему? Я могу пойти с Монахом или Джоном, всё будет хорошо, — постаралась она что-то возразить.        — А обо мне ты забыла… — обиделась Аяко.        — Не обсуждается! — Нару довёл приказ до абсурда.        — Какой у вас строгий начальник, — Хиро вылез из машины Такигавы и первым же делом кому-то позвонил. — А, вот и они! — он увидел на крыльце двух молодых людей: девушку и юношу. — Позвольте мне представить моих помощников, — указал он рукой. — Эми Маэдо и Масаши Абэ.        — Очень приятно познакомиться, — девушка стройная и на лицо весьма милая с маленьким волнистым хвостиком поклонилась и приняла прежний вид. — Прошу, зовите меня Эми, господин Кобаяси всегда так поступает.        Будем надеяться, что фамильярничает он только в этом... — Май не отвечая за свои мысли, посмеялась или даже остереглась в душе и со всем вниманием отнеслась к юноше. Тот во многом напоминал Лина — темноволосый, серьёзный, вытянутое лицо, правда, не такой высокий, как Кодзё и в очках.        — Я Масаши Абэ, первый помощник господина Кобаяси, можете обращаться ко мне в той форме, в которой будет удобно. Я помогу с багажом. Относительно комнат, будут какие-нибудь пожелания?        — Да, с ванной, пожалуйста, — Аяко изрекла требования первой.        — Это не проблема, будут ещё пожелания?        — Расселите их по двое, — распорядился Нару. — Мне же нужна смежная комната.        — А почему это ты отдельно?! — возмутилась Аяко.        — У меня бессонница, есть ещё вопросы? — Нару отшил быстрее, чем обычно. — Тогда не будем терять время. Ещё нужна одна комната, желательно не в самом западном крыле, но близкая к нему.        — Устроим! — утвердительно кивнул Масаши Абэ. — Это все ваши вещи? — он посмотрел сквозь очки на внушительный чёрный фургон и подумал о долгой возне с багажом.        — Лин, разберись со всем, — отдал приказ Нару. — А вы покажите мне западное крыло, — он обратился к Хиро, чем вызвал его удивление. На выбор оставалась хорошенькая девушка и он, можно сказать, что старец, и Сибуя выбрал его.        — Ну если вы настаиваете, — пришёл Кобаяси в обыденный шальной настрой.        — Потребуется немногое, что здесь имеется, — Лин начал работать с багажом, а Эми повела остальных на экскурсию по саду и дому.        — Здесь всё, как и тридцать лет тому назад, — рассказывала Эми, указывая на круглые клумбы в саду. Обнесённые белыми камнями, пригорки с лиловыми маргаритками лучезарно играли золотыми сердцевинками, обольщая гостей.        Тёплый ветер шевелил жёсткую листву каких-то горько пахнущих деревьев, их лакированные листья походили на те, что бывают у тополя, но флора, да и фауна сада, помощницу господина Кобаяси интересовали не сильно. Успешная выпускница университета могла бы подыскать себе работу и получше, но у всех в этой жизни свои причины. Один может сутки проводить в офисе, а другому милее на съёмочной площадке.        — Трагедия случилась в конце двадцатого века? И с тех пор не было инцидентов? — Хосё не терял рабочего настроя.        — Да, в 1977, — ответила она бодро. — Думаю, что-то и было… Дом при любых обстоятельствах отошёл бы банку, ну, а там его продали, нынешним же владельцам он достался в наследство, сами они здесь не жили, по крайней мере, так сообщили нам, но думаю, что они не лгут. Система отопления в доме самая что ни на есть старинная — угольный котёл, поэтому по ночам может быть немного прохладно, но вы не тревожьтесь, все комнаты на втором этаже с кондиционерами, актёры, знаете ли, народ привередливый. А вот и сам дом… — Эми с улыбкой приоткрыла дверь на заднем дворе, так как с центральным входом возникла заминка (Лин и Масаши заносили багаж) и затворила за гостями белую дверь.        Команда SPR столпилась на красном с белой бахромой ковре и, видя, как в конце коридора, через парадный вход, Лин вносит разобранный под оборудование стеллаж, на некоторое время замолчали. В доме осело немало пыли, наверняка никто особо её не замечал, но воздух был тяжёл. После рёкана обстановка показалась захламлённой ненужными предметами искусства — картины пестрели на каждой стене. Как объяснила Эми, самые ценные картины были распроданы, эти же стоили жалкие гроши. На второй этаж вели две дугообразные лестницы, а из-за нависающих над головой балконов с точёными балясинами в перилах, потолок с гипсовой лепниной выглядел совсем низким. Мощные пузатые перила, пущенные под махагоновый лак и более светлый паркет, который между тем, всё больше прикрывали бардовые, красно-коричневые и местами светло-молочные ковры, резали глаза. Большие напольные часы и по сей день работали, постукивая начищенным золотым маятником. В холле для гостей стояли два мягких коричневых кожаных дивана, возле лестниц две тумбы с цветами и у каждой двери по два золотистых бра. На электричестве не экономили, и гости незамедлительно увидели все возможные ходы. Один лежал по прямой — там был центральный (южный) вход, как раз сейчас Лин вновь выбежал на улицу за чем-то важным; два других (западный и восточный) — по правую и левую руку.        — Получается, вы здесь уже не первый день? — Такигава сделал смелый шаг вперёд, вышел на центр ковра и запрокинул голову, рассматривая гипсовые квадраты на серо-белом потолке.        — Около недели, — ответила Эми.        — И вы так спокойны?! — осудила Аяко. — Странная реакция для тех, на кого нападают призраки.        — На нас никто не нападал, — пояснила девушка. — Наш реквизит страдает и лишь в одном крыле. Господин Кобаяси и ваш директор как раз пошли осматривать западное крыло. Я вам покажу гостиную и второй этаж. Если есть ещё пожелания, то не стесняйтесь.        Май переглянулась с Джоном, чаще всего стыд — это был их общий порок, а в остальном день превратился в самый типичный для штатных и внештатных сотрудников Лаборатории Психических Исследований.

XI

31 августа. Четверг — день девятнадцатый. Посёлок Фукара. Час ночи. Новый центр SPR        — Нару, мы готовы, — Такигава не собирался ждать, пока призраки покажутся, поэтому предложил нанести им визит. Сибуя беря в учёт время и какие-то свои личные обстоятельства, согласился.        — Хорошо, ты пойдёшь первым. Если мы увидим признаки контакта, то Матсузаки и Джон сообщат.        — Чуть что, сразу мы, — передразнила его жрица. Она, как и господин Кобаяси, уселась в кресло, обтянутое красным кожзаменителем, и заручилась белой кружкой с крепким кофейным напитком.        — Аяко… — застыдилась Май. Ей что-то подсказывало, что её-то как раз из этой комнаты не выпустят, а если и сделают это, то со скандалом. — Удачи, — она мило улыбнулась хорохорящемуся Монаху, после чего стала смотреть в три монитора, которые велел установить Нару. Оборудования не то чтобы не хватало, но как-то это всё до непривычки смущало. Три обычные камеры, одна инфракрасная и термочувствительная, два микрофона и моток кабелей. В сущности, исследованию подвергся всего один, но длинный коридор, как сказал их наниматель, в одной из тамошних комнат и произошло самоубийство коллекционера.        — Май, вы мне расскажете немного о вашей работе? — Хиро заскучал, закинул ногу на ногу и навалившись на них, решил подонимать самую свободную в этой команде особу.        — Да чего же вам здесь рассказать… — Танияма почесала затылок, сбив своё аккуратное каре, и понесла всё то, что первым шло в голову. — Ну, призраки обычно испытывают дискомфорт и посторонним людям показываются редко, а поскольку у нас есть всего два дня, то Монах пошёл читать мантры. Его молитва спровоцирует духов, а Нару и Лин отметят их активность здесь. Первыми чаще всего бывают шумы, иногда температура, сложнее всего с контактом…        — Нет, милая Май, я хотел, чтобы вы рассказали о вашей работе, — посмеялся мужчина негромко. — Видите ли, я уже примерно понял, чем у вас кто занимается, но вот с вами я так и не могу определиться. Вы так органично смотрелись рядом с Хаяси-саном, что я в затруднительном положении.        Вообще-то, у Нару всего двое сотрудников — я и Лин, что-то я сомневаюсь о надобности этого разговора… — Май посмотрела на Сибую, тот продолжал злиться и не реагировать на неё.        — Май, сделай мне чай и не отвлекайся! — Нару вдруг отдал приказ, но при этом не удосужился посмотреть. Он сверял данные по температуре, поэтому всё его внимание принадлежало Лину и термографии и, должно быть, только на слух он понял, когда потребуется выручать Танияму или ему просто именно в этот момент приспичило попить чая, который, разумеется, сам он из термоса налить никак не мог.        — Сейчас, — пробубнила она, не ответив на вопросы заказчика.        — Так вот чем она у вас занимается! — закатился в смехе Хиро. — Май ваша секретарша, ну или если будет угодно, помощница. Да… Теперь мне искренне жаль о тех сказанных вам словах. Вы уж меня извините, мой дорогой друг, знай я раньше, то не стал бы строить таких ярких аллегорий.        И о чём речь? — Май закрутила головой, ведь Нару внезапно выпрямился и она вновь немного позволила своим глазам поизучать его красивый торс в обтягивающей чёрной водолазке.        — В ваших извинениях нет нужды, — выдал он без придания словам этого господина значимости. — Лин, температура… она начала падать, — Сибуя заметил первые отклонения и привлёк внимание окружающих.        — Да, уже приближается к нулю…        — Нару, неужели снова они? — Май приклеилась к монитору, где в полутьме стоял Такигава и читал мантры. Впереди него тянулся длинный коридор. На полу тяжелели от пыли сине-белые ковры, а на стенах висели те самые картины с балеринами. В конце коридора темнел изумрудный турецкий шкаф, и правее должна была быть дверь в котельную и винный погреб.        — Матсузаки, Джон, — обратился к ним Нару, — идите и предупредите.        — Идём? — Браун позвал жрицу, и та, отставив кружку с недопитым кофе, недовольная пошла следом.        — Лин, включи звук! — Сибуя приказал сразу же, как Джон и Аяко прервали Такигаву. Настала очередь священника.        — Во имя Отца нашего Творца неба, во имя Его… — послышались вскоре слова.        — Какой жуткий слог, — признался Хиро из своего кресла.        Главное, чтобы они были целы… — Май сжала за них кулаки и продолжила смотреть, как они, словно трое полуслепых котят, бродят в темноте. Бра и люстры в том крыле отключились ещё до прихода Такигавы, едва часы отбили полночь, как всё электричество в той части дома перестало функционировать.        Не успел Браун дочитать молитву, как послышался первый скрежет. Металлический, глухой, словно по трубам, которые были в стенах, кто-то нарочно долбил, причём не по ним, а внутри их.        — Лин? — повысил Нару голос.        — Стало холоднее ещё на три градуса, — сказал он.        — Это точно они! Им надо сказать! — Май дёрнулась к двери, приоткрыла, и та захлопнулась едва, не прищемив её неугомонный нос.        — Не мешай им! Лин, отключи звук! — эту дверь закрыл Нару, и, столкнувшись с ним так близко, Танияма занервничала и уже потом, забулькала. Микрофоны передавали чьё-то приближение, поэтому Май хотела предупредить друзей.        — Нару, они пропали из поля зрения, — Кодзё отключил звук, но когда посмотрел на мониторы, то никого из коллег не заметил. Они исчезли, будто там их и вовсе никогда не было.        — Что с инфракрасной камерой? — на вопрос Нару Лин покачал головой, и Сибуя нахмурился. — Я пойду. Ты присмотри за Май.        — Ну уж нет! — она взъелась, стоило ему ручку провернуть и приоткрыть дверь в коридор. — Я пойду с тобой! — вырвалась она на свободу.        — Всё хорошо, я присмотрю за ситуацией здесь, — сказал Лин, и Нару последовал за далёкой от всякого здравомыслия Май.

XII

       Сибуя сравнялся со своей сотрудницей на неполный рабочий день в библиотеке. Эта территория уже относилась к западной части дома, вероятно, именно по этой причине здесь потух свет. И не то чтобы Нару бежал или ускорил шаг, чтобы догнать Май, нет, сама Танияма остановилась и уже не в первый раз, как минимум за этот день, проглотила недонастроение скрупулёзного директора.        «Не лезь на рожон» — то единственное, что он сказал, когда Май дождалась его у входа в библиотеку, где ещё горел свет, а уж потом, со своей английской сдержанностью, Сибуя невозмутимо вошёл в тень. Танияма бы стельки в своей обуви до дыр протирала, только бы поскорее прибежать на помощь друзьям, а Нару как по подиуму расхаживал, лишь изредка прислушиваясь к шумящим стенам.        Всё! Больше не могу! — Май распрощалась с терпением и, толкнув Сибую к стеллажу с книгами, взяла в плен.        — Рискну предположить, что ты мышь увидела, — сказал он, скрестив руки у грудной клетки, тогда как сама Танияма вцепилась пальцами в пыльную полку с книгами, повесила голову и, глядя на размытый в темноте запылённый ковёр, дышала, словно только что вынырнула из-под воды. — Из-за тебя я уронил фонарик. Он потух… Будем надеяться, что съехали батарейки, ежели ты его разбила, то придётся вернуться.        — Да хватит уже! — у Май прорезался голос и её полный смятения взгляд достался самовлюблённому исследователю. — Чем я вновь тебе не угодила?! Почему ты будто объевшийся белены злишься? С твоей стороны это заносчиво и глупо, я не экстрасенс, тебе это известно лучше других, но ты ведёшь себя так, словно я должна знать, в чём моя вина. Если тебя хоть как-то тревожит моё будущее, то скажи, где я неправа!        — Ты полностью игнорируешь мои приказы, — выдал он, прикрыв вдобавок глаза.        Май открыла рот и как обжора, таскающий еду у своих одноклассников, покрылась пятнами, когда её застукали за тем, что она и без других знавала как поступок нехороший.        — Не выполняешь элементарных требований и не думаешь о своей безопасности, — продолжил он, ни капли не пожалев чувства Май.        — Хватит! Я всё поняла! — она закрыла уши и затрясла головой.        Я поняла, что я плохая сотрудница, но и ты не лучший руководитель. Ты использовал меня для своих целей. Целовал на глазах у Мичи, хотя я тебя просила целовать только в том случае, если тебе этого хочется! Не могу говорить об этом, потому как это эгоистично, но мне не забыть того поцелуя на мосту… Я более чем уверена, тот поцелуй был настоящим!        — И твоё выступление… — Нару вспомнил эту сцену на пруду и решил, что надо бы о ней сказать. Май забыла о поцелуях и поспешила посмотреть в лицо своего директора. — То было опасно, а в свете последних событий самонадеянно, но… это был хороший танец, уверен, все семья Хаяси осталась довольна.        — Да, но эта платформа под водой была скользкой и узкой. Я боялась оступиться и упасть, — Танияма задрала немного обиженно нос и потянулась к полу за фонариком. Она ждала иной похвалы, воспоминание о Мари и Нао огорчило её.        — Выброси это из головы. Уже всё закончилось. И я тебе уже говорил, повседневная одежда тебе идёт больше, — Нару отошёл от полки с книгами, пока Май пригвоздила взгляд к нему, сидя тем временем на полу.        Ну конечно… Эту одежду выбирал он, никогда не забудет себя любимого! — Май посмотрела на серо-зелёные бриджи и полосатую майку — те самые, которые Нару купил ей в торговом центре в Хаконе.        — И остерегайся нашего нового заказчика. Он опасный человек, — Сибуя предупредил, и Танияма поняла, почему он не велел отходить от него, вот только она не знала причин, а ведь Нару всего лишь остерегался лишней огласки о своей личности, впрочем, были и другие причины: ревность, обида, опасения...        — Да мне он и самой не особо нравится, — выдала Май, схватив, наконец потухший фонарик. Она вынула батарейки, переставили, и всё заработало. — Так что не переживай из-за этого, я буду стараться обходить его стороной, — Танияма бросила белый свет фонаря на дальний угол библиотеки, туда где стоял пузатый деревянный глобус и с ужасом уронила его обратно на пол.        — Май? — Нару вернулся, завидев странность. Его сотрудницу нещадно трясло, глаза таращились на тёмный угол, а рука дрожала, прикрыв губы.        — Там… — указала она пальцем. — Там только что кто-то был…        Сибуя поднял фонарь и посветил. Угол был пуст. Бежевые обои с цветами и даже никаких картин.        — Ты точно видела что-то? — он посмотрел на испуганную Май, ведь сам был полон скептицизма.        — Неуверена, может быть, то был свет фонаря, мне показалось, что мелькнуло какое-то белое пятно, — сказала она более ровным голосом. Нару не подавал признаков страха, и она, заразившись его самоуверенностью, успокоилась.        — Пойдём, надо найти остальных, — Сибуя пропустил Май немного вперёд, прикрыв её спину. Он осматривал кажущуюся серо-синей библиотеку. Тишина нависла несвойственная. Наконец, они добрались до злосчастного коридора, и картина Эдгера Дега «Голубые танцовщицы» заставила Май вздрогнуть. Четыре девушки в голубых пачках сгибали свои тела на холодном из-за подобранной палитры холсте. В темноте эта картина показалась безликой, лица словно были размыты. Потом пошли и другие картины: «Три грации» — Сандро Боттичелли; «Танец под музыку времени» — Никола Пуссен; «Танец» — Анри Матисс… Так почти дошли до турецкого шкафа в конце коридора.        Полы начали поскрипывать…        В свете фонаря картины грезились сплошным уродством. Нагоняющие ужас бледные или жёлто-оранжевые лица. На картине Анри Матисса вообще плясали какие-то обнажённые полулюди.        Может быть, Нару не боится, но мне не по себе в этом узком коридоре, словно тоннель в один конец… — Май оглядывалась назад, за их спинами ничего не происходило. Нару теперь шёл рядом и тщательно светил под ноги, затем немного выше, бросая часть света на стены.        В перегородках между комнат послышался металлический грохот…        — Нару! — Танияма как закостеневший труп сцепилась с рукой своего директора и большими глазами посмотрела на серо-бежевые обои.        Что-то гремело, как по металлу скребло, протяжно завывало и вновь с более внушительным грохотом потряхивало стены.        Картины начали падать, сперва одна, затем ещё одна и с каждым хлопком деревянных рам, сердце Май подпрыгивало в груди. Нару потащил дальше, и она с ватными, не слушающимися её ногами, пошла за ним.        — Да не открывается эта дверь! — им навстречу вылетела Аяко, и Май от перепуга заплясала на месте.        — Ммм… — замычала она, закусив губу. — Аяко, разве можно так пугать?! — притопывала Май ногой.        — Да и вы нас напугали, — сказал Хосё, отодвинув застывшую в страхе мико. — Почему не в центре?        — Мы пришли вам сказать, что температура сильно снизилась. И на камерах вы пропали… — Май то срывалась на крик, то затихала, как и звуки в коридоре.        — Да, мы пытались попасть в котельную, — сказал Джон. — Но дверь так и не открылась.        — А что там? — Танияма кивнула в сторону противоположной притопленной в стене двери и посмотрела на товарищей.        — Комната нашего коллекционера, — ответил Такигава. — А что с картинами?        — Упали, — сказал Нару. — Матсузаки, проверь с Джоном шкаф и возвращаемся.        — Снова мне всё самое грязное достаётся, — пробубнила Аяко. — Да не лезь ты, сама посмотрю, — отмахнулась она от Брауна, а вместе с тем, скрип превратился в нечто тягучее, стонущее, словно петли на дверях кто-то не смазал.        — В сторону! — Такигава еле успел откинуть Аяко к стене и прикрыть собой, шкаф ни с того, ни с сего опрокинулся и будь жрица храма синто возле него, то уже сегодня же оказалась бы в больнице.        Поднялась пыль, скрип продолжился…        — С нами кто-то играет! — выкрикнул Хосё, посмотрев на женщину, которую только что спас. Матсузаки прижалась к стене и пока не собиралась куда-то двигаться. — Это должен быть призрак ребёнка! Как не посмотри, а смерть насильственная. Надо возвращаться! Когда узнаем больше о девочке, тогда и приступим к изгнанию.        — Нару… — Май тонким из-за накатившего ужаса голосом привлекла внимание окружающих. Она нащупала на стене гобелен, тот упал и открыл спрятанное окно в сад. — Посмотрите на качели… — Танияма не отрываясь смотрела на блёкло освещённый участок с клумбами, и холодела от столь агрессивного поведения духа. — Они раскачиваются… Сами по себе! — она сделала шаг назад и упёрлась в грудь директора SPR.        — Должно быть, это скрип качелей! — предположил Хосё.        — Я проверю, — заделался Джон добровольцем и вместе с тусклым свечением своего фонаря исчез из вида.        — Это место ужасно! — Май зажала уши, грохот в стенах прекратился, но скрип продолжал надрывать нервы.        Оно где-то рядом… Здесь холодно… — Танияма кидалась взглядами со стены на стену. Так мелькали лица: Такигавы и Аяко в углу, Нару за спиной и чудовищные размытые образы картин.        — Джон уже в саду! — Май вцепилась пальцами в штапики на окне и прищурилась. — Я не слышу… Он что-то кричит, но я ничего не слышу. У меня уши от этого грохота и скрипа заложило.        — Подожди, — Такигава оставил Аяко и, надавив на щеколды, приподнял раму. В комнату ворвался свежий воздух и голос Джона.        — Здесь ничего нет! — кричал он так, чтобы люди на втором этаже услышали его. — Может быть, ветер…        — Как же! — раскритиковала его слова Аяко. — Большие садовые качели ветер никак не может так раскачивать! Это наверняка дух ребёнка! Я хочу поскорее убраться отсюда. Пока мы не готовы здесь слишком опасно.        — Что, уже отвыкла от грязной работы? — подтрунил Такигава. — Да, в рёкане было почище…        — Умолкни!        — Тихо! — насторожился Сибуя. — Стало холоднее… Чувствуете?        В коридоре завыл сквозняк. Пар выходил из приоткрытых ртов сотрудников SPR и глухой, похожий на подземный бой часов звон, неторопливо где-то колотил. Май прижалась к стене и, прикрыв глаза, начала не торопясь дышать и отсчитывать свой пульс — это успокаивало её.        В стенах около десяти раз пронзительно и в то же время глухо постучало и стихло.        — Закончилось! Не верится! — выразилась Аяко на этот счёт, потряхивая при этом фонариком. Свет в нём замигал, затем и у Нару, а потом и вовсе потух.        — Не к добру это… — завертел головой Такигава, готовясь уже читать мантры, как вопль Матсузаки его едва до инфаркта не довёл.        — Да что б это место! Я на что-то наступила! — закричала она, нервно отмахиваясь руками. Она швырнула свой фонарик куда-то в сторону и прыжками перебежала к мужчинам.        Нару заменил батарейки в своём фонарике и посветил на пол.        — Это подушка…        — Подушка, которой коллекционер задушил свою дочь? — предположил Хосё.        — Это новая подушка… — Сибуя поднял с пола перьевой белый предмет, а там и Джон прибежал.        — Кто кричал? Что-то случилось? — Браун немного запыхался и порозовел. — А где Май? Почему её нигде нет?        — Она только что была здесь! — среагировал Такигава, кинувшись к той самой стене, где стояла Май. — Май! — окликнул он, но никто не отозвался.        — Нару… — Аяко что-то заметила на подушке и велела её перевернуть. — Кровь… — на обратной стороне алела свежая кровь, отрицать этого было невозможно, кровь принадлежала кому-то из мира живых!        Сибуя замер с подушкой как не живой, его глаза узрели два кровавых пятна, но мозг никак не хотел верить, что эта кровь может принадлежать Май.        — Я проверю комнату Май! — сообразил Такигава. — Она через две после нашей? — выкрикнул он на ходу.        — Да! — подтвердила Аяко.        Это не должна быть Май… Не верю… — Нару не слушалась не то что голова, даже подъязычная кость не хотела выполнять своих прямых функций.        Затаилась тишина... Джон и Матсузаки соболезнующие посматривали на Сибую, не смея тревожить его временный траур, а по факту рабочий сбой.        — В вашей комнате не хватает одной подушки! — Хосё прибежал очень быстро. — Кровать Май ближе к окну?        — Да… — подтвердила Аяко в не меньшем ужасе.        — Нару, это подушка Май. Она у нашего духа! — Такигава делал какие-то выводы, а Сибуя не слышал, он не мог слышать его. В его голове крутилась постановка из рёкана, где он, а в легенде одинокий старик, не смог спасти возлюбленную и отныне остался ей верен до самой смерти. — Нару! — Хосё схватил того за плечи и как следует тряхнул. — Приди в себя! Мы нужны Май!        Синие глаза директора SPR опустели, как стекло замытое водой, он едва ли мог стоять. Ноги отказывали во всякой силе.        — Ты прав, — он сжал подушку и попытался послушаться голоса рассудка. — Принесите план здания! И откройте мне эту дверь! Надо осмотреть котельную и погреб. Если Май там нет, то придётся перевернуть весь этот дом! Продолжение следует… * Норито (яп. 祝詞, норито, «поздравительные слова») — молитва или её текст в японской традиционной религии синто. * Кимоно томесоде - кимоно замужней женщины, чаще всего чёрное. Рисунок томесоде никогда не бывает выше пояса. Этот тип кимоно надевают на семейные официальные торжества. * Юдзё — собирательное название проституток и куртизанок (но не гейш).