Белоснежный

Как это часто бывает рядом с океаном, гроза началась в полночь без каких-либо знаков. Только что был обычный жаркий июльский вечер, пахнущий нагретым песком, соленой водой и немного розами, которые продавались в цветочных магазинах на каждой улице, а уже во всю хлещет ливень, и молнии бьют далеко в океан, заставляя даже бывалых моряков хмуриться при мысли, что кто-то может сейчас находиться в море. Редкие неудачливые прохожие, засидевшиеся с друзьями в баре, бегут по улицам, прикрывая головы куртками, но не особо на них надеясь. Единственное, что их подгоняет — мысль о теплом доме, чашке горячего чая и (если повезет) не сильно злая супруга. Девушка, спящая до сего момента в маленькой квартирке на третьем этаже обычного кирпичного дома, покрашенного в веселенький желтый цвет, сильно выделяющийся на фоне остальных серых домов, устало приоткрыла глаза и взглянула в сторону распахнутого окна, через которое влетал удивительно сильный ветер, выносящий все тепло из комнаты. Она вздохнула, осторожно выскользнула из-под одеяла и поспешила к окну, чтобы закрыть его, пока сильный ветер не унес лежащие на столе документы. Он и так уже заинтересованно тянул за изумрудную ленту на одном из конвертов, который был прижат к столу толстой книгой, собственно от того и не улетал. Девушка потянулась к тяжелым ставням, пытаясь поскорее их закрыть. При свете молний выцветшая, некогда белая, краска кажется свежей и ослепительно белоснежной, перламутровой. Тяжелое дерево, размокшее от огромного количества воды, не поддается слабым рукам, и девушка обиженно сопит, глядя на то, как тонкие занавески быстро вымокают под дождем, вылетев из комнаты, и складывает руки на груди, сжимая предплечья. — Опять не получается? — раздается сзади смешок, и две сильные руки резко хватают ставни и захлопывают их, отрезая комнату от беснующейся стихии. Девушка не может сдержать усмешку, когда руки крепко обнимают ее за плечи, накрыв ее тонкие пальцы, а на макушку опускается тяжелый подбородок. — Пошли спать. — Рыбаки сегодня не выйдут в море, — неожиданно говорит она, не двигаясь с места. Он тоже не двигается, спокойно дышит ей в макушку. — Хорошо, что ты не рыбак, — она вытаскивает кисти из-под его рук и берет из-под книги золотистый конверт с изумрудной лентой и гладит кончиками пальцев твердую бумагу. Он снова не сдерживает смешок и, отпустив ее плечи, возвращается в кровать, но не ложится, а просто сидит на краю, опустив ноги на деревянный пол. Девушка поворачивается спиной к окну, оставив конверт на столе, и смотрит на стоящую у стены рядом с кроватью и повернутую изображением к стене картину. Ей не нужно видеть ее, чтобы точно знать, что именно там изображено — рыцарь в сверкающих доспехах на белоснежном коне. Уже столько раз он пробегала пальцами по быстрым мазкам, что знает картину лучше любого другого — может показать, где у художника высохла кисть, и ему пришлось наносить тот же мазок два раза, где сначала находилась размашистая подпись, которая потом была замазана двумя мазками на полтона темнее окружающих. Это тот самый рыцарь из сказки, который даже в темноте опасной чащи, окруженный чудовищами, сам окружен светом добра. Тот, кого ждут маленькие девочки, с восторгом зачитываясь книгами о прекрасных принцессах и страшных драконах. Девушка кривит губы. Она не любит эту картину — не любит то, как та напоминает ей о том, какой она раньше считала жизнь — красивой и чистой, как белые страницы книг. Но чем дальше, тем больше она убеждалась, что «белых» людей нет, как нет и «черных» — есть только оттенки серого. Некоторые грязнее, некоторые чище, но ни одного чистого цвета. Даже дети серые — светлые, но нет того белого цвета, который бы захватил взгляд своей чистотой. Девушка переводит взгляд на сидящего на кровати парня. Он пристально смотрит ей в глаза, словно спрашивая «Что случилось?» «Ничего,» отвечает она, пожимая плечами, и садится рядом с ним на кровать. — Не могу уснуть, — он хмыкает и, запустив руку под кровать, достает плетеную корзину полную крупных ягод барбариса, темно-красных, словно переполненных соком. Отрывает ягоду и кладет в рот, широко улыбаясь и раскусывает ее, словно раскалывая надвое. Девушка протягивает руку и тоже отрывает одну. Выбрать трудно — все похожи на идеальные ягоды, полные цвета настолько, что в них не верится. И, раскусив, морщится — ягоды кислые, словно весь цвет перешел в этот специфический вкус. Она уже хочет спросить, откуда он взял спелый барбарис в середине июля, хотя созревает он только в августе—сентябре, но знает, что он просто отшутится. Как всегда. Они сидят на кровати и смотрят на корзину с ягодами, которые едва видно в полумраке. Точнее, она смотрит на ягоды, а он — на нее. Он сравнивает ее волосы с барбарисом — они не такие красные, скорее золотые, ему видно даже в темноте, как свет с улицы окрашивает их в чуть более холодный цвет — будто ее освещают софиты. — Наверное, ты все-таки волшебник, — говорит она тихо, зная, что он ее услышит. Он всегда ее слышит. — Наверное, — хмыкает он, обнимая ее за плечи и медленно опуская тяжелую голову себе на колени. Она послушно ложится удобнее и подставляет голову под тяжелую руку, удивительно легко касающуюся ее волос. — А теперь спи, скоро наступит завтра. Глаза быстро закрываются - она не может его не слушаться. Девушка одной рукой обнимает его за колени, сквозь сон удивляясь тому, что человек, который обладает пугающими черными глазами и представляющимся как Сатана стал тем самым белым человеком, в существование которого она не верила.