Пойманные мгновения.

Мюллер сволочь, Шелленберг понял это с первого взгляда, с первой их встречи. Работать с ним было ужасно, не так омерзительно, как позже под руководством Кальтенбруннера, но ужасно. Этот деревенский надутый индюк постоянно грозился ущипнуть его побольнее. За самое мягкое место. Вальтер недоумевал, с чего Генрих так на него взъелся, или наоборот, так сильно он ему нравился что ли, что никак не отстанет, морда гестаповская. Много бед понаделал Мюллер Шелленбергу, однако самой опасной была история с Линой Гейдрих. - Вечером будьте в гражданском, - глухо распорядился Гейдрих, не поднимая головы. - Хорошо, группенфюрер, - отозвался Шелленберг, укладывая документы со свежими начальственными росчерками в папку. Сегодня «белокурая бестия» запланировала пойти в разнос, а верному Вальтеру волочь его потом домой, к жене и детям. - К нам присоединится Мюллер. - Как скажете, группенфюрер. Приятного мало, конечно, но таскать пьяного Райнхарда по Берлину вдвоем сподручнее. Рейд по ресторанам всегда начинался с самого шикарного, лишь ближе к рассвету они неизбежно оказывались в жутко злачных местах чуть ли не на самом столичном дне. Но первый заход всегда был приличным, можно сказать, богемным. Расторопные официанты, изысканные закуски, бутылки с внушающими уважение датами на этикетках. Гейдрих много шутил и громко смеялся, всем своим непринуждённым видом подавая пример спутникам. Проникнувшись его настроением, и те расслабились. Вечеринка потекла своим чередом, пока Мюллер, отставив бокал, не брякнул не к месту. Или, наверное, как раз в этот самый момент они с группенфюрером условились атаковать разомлевшего и потерявшего бдительность Шелленберга. «А вы вроде бы неплохо провели тогда время, да?» У Вальтера кусок встал поперёк горла. От веселости Гейдриха и следа не осталось, шеф потемнел от злобы. Взглядом его можно было вены вскрывать, демонстративно, безостановочно моля о пощаде. - Вы хотите подробный отчет о моей прогулке с фрау? - сохраняя спокойствие и достоинство, по-деловому поинтересовался Шелленберг у начальника. - Вы только что выпили яд. Вам осталось шесть часов. Но я дам Вам противоядие в обмен на правду. Правду, да великий боже, какую правду?! Да, группенфюрер отбыли в командировку. Да, фрау Гейдрих позвонила сотруднику супруга, молодому обаятельному человеку, которого тот сам привел в их дом и которому доверял. Женщина всего-навсего попросила составить ей компанию солнечным деньком. Что же в том преступного? Да, они посидели в кафе, говорили об искусстве. Ну хорошо, потом они пошли прогуляться к озеру. Кормили уток, продолжая говорить о ерунде. Пока Вальтер с колотящимся сердцем выдергивал свой хвост из-под тяжёлой лапы свирепого тигра, Мюллер, эта сволочь, довольно щерился, уминая под шумок икру. Гестапо следило, без сомнения, не смыкая очей в тот день до самого порога дома Гейдрихов, куда он отвез притомившуюся фрау. А ежели так, то достоверно известно, что ничего не было. НИЧЕГО! И группенфюреру тоже. К чему тогда сей цирк шапито с отравленными чашами? А ведь Шелленберг знал своего шефа и понимал, тот мог на полном серьёзе отравить. Ему покончить с человеком - плюнуть и растереть. После долгой мертвящей паузы Райнхард вынес приговор. - Хорошо, допустим, я Вам поверю. Но поклянитесь, что больше никогда себе ничего подобного не позволите. «Да я к ней на пушечный выстрел больше не подойду! И вообще женюсь от греха!» - пронеслось у Вальтера в голове. Теперь, когда опасность миновала и он официально помилован, в нем проснулась забившаяся было в угол с испугу гордость. Взамен своего «честного слова» он требовал противоядие немедленно. А то мало ли. Мюллер перестал лыбиться и нахмурил брови. Даже он не осмелился бы дерзить Гейдриху в сложившихся обстоятельствах. Грозный Райнхард молчал, сверлил Шелленберга глазами, но тому уже трава не расти. Не проняло. Криво ухмыльнувшись, группенфюрер подлил ему мартини. На вкус Вальтера слишком горького. Или померещилось? - Ну-с, - сказал Гейдрих отстранённо. - Теперь главное не попутать бутылки. Шеф Гестапо взорвался хохотом, водка, кажется, достигла его злокозненного мозга. Мужчины, смеясь, позвали официанта, атмосфера вновь стала праздничной. Звенели тосты, звучала музыка, Гейдриху не понравился местный репертуар, слишком прилизанный. Они перебрались в другое заведение, где певичка повульгарнее и песенки фривольные. Зато больше народу танцует и больше одиноких златокудрых фройляйн с красными ртами, ожидающих приглашения пообжиматься на паркете. Метрдотель узнал важного человека и вертелся вокруг осой, выставляя «комплименты от заведения». Шелленберга уже тошнило от таких «комплиментов». Он как можно незаметнее отодвигал в сторонку тару с любого рода жидкостями. Шеф с Мюллером постепенно теряли человеческий облик. На свежий воздух честная компания выбралась в половине первого. Покачивающийся колосс Райнхард поддерживался разведкой внешней и внутренней. - Едем ко мне, - машет он рукой в сторону авто. - Отвезти Вас домой, группенфюрер? - обрадовался Вальтер. - Да, едем трахать мою жену. Рано Шелленберг порадовался. - Думаю, не стоит, группенфюрер, - вслух усомнился он. Крепкая рука прихватила его за шкирку и дернула наверх, поближе, чтобы лучше рассмотреть нахала. - Тебе что, не понравилось с Линой? - угрожающе прорычал Райнхард. Балансируя на цыпочках, Шелленберг взволнованно облизал пересохшие губы. Пьяный шеф - сплошное наказание. - Не имел чести, - сказал он, просто лишь бы сказать хоть что-нибудь. - Не имел? - Нет. - А хочешь? - Нет, группенфюрер, не испытываю ни малейшего желания. - Не понял. Ты считаешь Лину недостаточно привлекательной?! Попавшего в замкнутый круг Вальтера хорошенько встряхнули для острастки. Сохраняя равновесие, он вцепился начальнику в руку повыше локтя, тем самым рискуя вызвать ещё пущий гнев: Райнхард не любил, когда его касались без дозволения. - Я имел в виду другое, - оправдывался Шелленберг. - Я в том смысле, что это же ВАША супруга. Как можно... - Воот, - назидательно поднял указательный палец Гейдрих. - МОЯ. ЗАПОМНИЛ, МОЯ! В голосе прорезались знакомые «козлиные» ноты. Наверно, сам Райнхард их услышал, потому как снова снизил тон до ровного шипения. - Заруби себе на носу, МОЯ, б****. Вальтер закивал. - Как, впрочем, и ты тоже, - внезапно подобревший шеф грубо потрепал его по щеке и несильно отпихнул прочь. - Может к бабам, - влез позабытый на время Мюллер. - Да, - одобрил Гейдрих, - Вы абсолютно поразительно правы, Генрих, едем к Китти. - В Вашем состоянии, шеф... - мякнул Вальтер, одергивающий пиджак. - Я в состоянии в любом состоянии! - Тогда мне нужно вернуться и позвонить. - Зачем? - Предупредить, чтобы подготовились к Вашему визиту, группенфюрер. - А да, точно. Пусть вырубают все на***. Иначе точно кому-нибудь яйца оторву. Оставив Мюллера развлекать шефа, Вальтер вернулся в кабак и потребовал проводить его к телефонному аппарату. Оказавшись в тихом подсобном помещении, среди коробок и ящиков, он с облегчением выдохнул, опустившись на стул. Нет, такая работа сведёт его в могилу в расцвете лет. Тут либо он сам загнётся от нервов, либо начальство однажды силы не рассчитает. В центре прослушки борделя Китти остались недовольны очередной спонтанной «инспекцией». Каждый такой сеанс веерного отключения пишущей аппаратуры выливался потом в часы наладочных работ. - Я могу передать группенфюреру Ваши претензии, - раздражённый Шелленберг сорвался на низший чин, причитающий на том конце провода, - как думаете, он сочтет их объективными и достаточными, чтобы сразу расстрелять Вас, без, так сказать, предварительной обработки? - Когда ждать господина группенфюрера Гейдриха? - немедленно отщёлкал ответственный специалист. - Через двадцать минут, - сказал Вальтер и бросил трубку. - ШЕЛЛЕНБЕРГ, МАТЬ ВАШУ ЗА НОГУ, ВАС ТОЛЬКО ЗА СМЕРТЬЮ, - взревел докуривающий подле машины Райнхард. - Прошу прощения, - извинился тот, влезая за руль. - Говорил же, надо было ехать без него, - проворчал Мюллер с заднего сидения, прикладываясь к серебряной фляжке. - Он один, негодяй, достаточно трезвый, чтобы вести эту гребаную колымагу. Так что без нашего маленького Вальтера никуда. - Да уж, он у нас во все дырки затычка. - А вот сейчас и проверим, - хохотнул Гейдрих, наотмашь хлопнув дверью. Шелленберг мысленно смирился с тем, что к себе домой прибудет перед самым рассветом.