в объективе камеры

Дэмиен Торн не чувствовал, что был рожден для великих дел. Он не возлагал больших надежд, не стремился стать известным. Ему было все равно на деньги, его совсем не заботила политика. У него не было роскошного особняка и прекрасной жены с парой-тройкой детей. «Когда же услышите о войнах и смятениях, не ужасайтесь: ибо этому надлежит быть прежде; но не тотчас конец» (Лк. 21, 9). Ему было двадцать девять, а за плечами десяток долгих путешествий в самые адские точки планеты, тысяча кровавых фотоснимков, два лучших друга за спиной и один цифровой фотоаппарат. Его жизнь полна человеческих страданий в глазах, жестокости солдат в сердце и автоматной очереди на самих кончиках волосах. Дэмиен Торн не жалел о своем выборе. Дэмиен Торн жил этим выбором. Он не привык смотреть людям прямо в глаза, не имея в преграде линзу в объективе. Дэмиен отводил взгляды незнакомцев и ловил мимолетный всплеск золотого огня в глазах храброй Кэлли. Он позволял долго смотреть на него Симоне и никогда не проигрывал Амани в игре «Кто быстрее моргнет». У Дэмиена Торна близких мало — пальцев одной руки будет многовато для подсчета, но ему было достаточно. Для Дэмиена жизнь — это моменты, запечатленные коротким нажатием на кнопку. Для него вера — эпицентры катастроф и быстротечные видения смерти. Для него храм — темная комната, залитая красным светом. Для него идолы — разложенные в хронологическом порядке снимки на световом столе. Для него воздух — спиртовой запах проявителя на глянцевой бумаге. «Будут большие землетрясения по местам, и глады и моры, и ужасные явления и великие знамения с неба» (Лк. 21,11). Дэмиен Торн не был идеален, но душа у него светлая. Он оттолкнул женщину от грузовика с полицейскими и бежал вместе с Кэлли к следующему взорвавшемуся дому. Внутри все сдавливало от чувства несправедливости из-за творившегося зла. Дэмиен на секунду задумывался о том, не подводили ли его ощущения? Но Дэмиен Торн не искал происходящему оправдания. Он просто прикладывал фотоаппарат к лицу и делал длинный ряд снимков горящей плоти и крови. Это была его правда. «…восстанет народ на народ и царство на царство» (Мф. 24,7). Ему тридцать и отмечает он свой день рождения очередным терактом, потоком смертей и спасением собственной жизни. Рука крепко сжимает плече Кэлли, а взгляд находит впереди спину Амани, за что Дэмиен почти готов благодарить высшие силы. Его подарком оказывается кровь старухи на лице и удушливая копоть, закупорившая альвеолы. В жизнь Дэмиена Торна неожиданно врывается поток новых близких знакомств и как-то пальцев на руке, а точнее на обеих, начало не хватать. Он не стремится найти новую веру, но душа все сильнее тянется к церкви недалеко от дома. Но не сказать, что она его принимает смиренными объятиями. Призрачные видения преследуют по пятам, а смерти вокруг растут со сверхъестественной скоростью. Дэмиен хватается за голову и тихо скрипит зубами, пытаясь скинуть наваждение. Отражение в зеркале становится неузнаваемым, сколько бы он не стучал пальцами по заляпанной поверхности. Вездесущая Энн Ратлидж вроде помогает, но внутри Дэмиена все равно рвутся тонкие нити души. Он чистит камеру, вот только руки трясутся, словно у наркомана с десятилетним перерывом, увидевший открытую ампулу морфина. Прошлое напоминает о себе до головокружения, а воображение рисует женщину на крыше каждого невысокого дома, спрыгивающей вниз: «Дэмиен, я тебя люблю. Это все для тебя». «И если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть» (Мф. 24, 22). Дэмиен Торн уже начинает сомневаться в собственных принципах и доброте. Амани сидит напротив него и мягко смеется, мол, прекрати накручивать себя, парень. Бутылка дешевого виски катится по полу и Дэмиен запивает переживания тремя большими глотками грязного пойла прямо с горла. Смерть настигает отовсюду, отражение в зеркале уже явно принадлежит не ему. Дэмиен больше не считает себя хорошим человеком, но тело рефлекторно бросается вниз, выхватывая мальчика из-под колес несущегося поезда метро. И вроде бы спасенная жизнь, и вроде бы все становится чуточку лучше, но беда возвращается в удвоенном, а то и утроенном формате. «Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо число это человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть.» (Иоанн Богослов, Отк. 13:18, 15:2) Кожа, где вырвали клок волос, до сих пор напоминает о себе жгучей болью. Дэмиен идет к ненавистному зеркалу и высматривает пришедшее знамение — 666. Видит, как зрачки в отражении расширяются от страха, а Адамово яблоко движется от глотка. Он выходит из ванной и бежит к полке, где хранится фотоаппарат. Машинальные движения приводят технику к жизни. Дэмиен Торн подносит камеру к лицу и рассматривает сквозь линзу собственное отражение в зеркале. Уставшая гримаса отображается на губах, и он печально хохочет, не отводя объектива. «Ибо в те дни будет такая скорбь, какой не было от начала творения, которое сотворил Бог, даже доныне, и не будет» (Мк.13,19). Дэмиен Торн видит через камеру Дьявола и в этом находит свою новую правду.