Бесконечное путешествие

Проехав уже много миль, мы подъезжаем к месту, где изменчивая и непостоянная Темза впадает в Северное море. Как сказала Гермиона, на берегу находится невысокий белокаменный маяк, который уже давно не работает по назначению, а является лишь небольшой достопримечательностью, или, лучше сказать, местом привлечения туристов (мы прочитали это в путеводителе, который купили неподалеку отсюда, пока проезжали многочисленные маггловские туристические агентства и места продажи экскурсионных туров). — Я правильно понял, — покашливаю я, нарушая молчание, причиной которого служит увлеченное и внимательное вождение Гермионы, — мы сможем переночевать в этом маяке? — Да, — говорит девушка спокойным голосом, пока за приоткрытым окном автомобиля я чувствую набирающий силу бризовый ветер и слышу постепенно усиливающийся шум морской воды. Мы медленно едем по песчаному побережью. — Сегодня так тепло, — продолжает девушка, а я разворачиваюсь к ней с воодушевленным видом. — Поплаваем? — Ну, нет, — усмехается девушка, а я возвращаюсь в исходное положение, сложив руки крестом на груди. — Только не говори, что вода уже прохладная, — я вздыхаю, а Гермиона молчит, немного посмеиваясь. — Что молчишь? — Ты сказал не говорить, — смеется девушка и замедляет движение машины. — Приехали. Я выхожу из машины и ощущаю песок под ногами. Несмотря на ветер, погода действительно теплая сегодня. Пахнет здесь выброшенными на берег водорослями (но далеко не плохо, хочу заметить) и морской водой. Ветер развевает мои непослушные рыжие волосы во все стороны, и я раздражительно стараюсь убрать их от лица, когда Гермиона подходит ко мне и берет меня за локоть. Встречает нас около маяка мужик, судя по голосу уже довольно старый, и говорит несколько слов о самом маяке в то время, когда он был действующим, о погоде, которая может быть в предстоящую ночь, и что делать в каких-то экстренных ситуациях. В общем, за нудным, неинтересным и, скорее всего, уже много раз повторяющимся за всю его жизнь разговором мужик даже не замечает, что перед ним слепой. — Какой-то он невнимательный, — говорю я, когда он отходит, а Гермиона, продолжая держаться за мой локоть, ведет меня по деревянному, судя по звукам от шагов, и уже давно отсыревшему мостику ко входу в наше новое место ночлега. — Он просто старается не замечать то, что ему не нужно и не принесет никакой выгоды или пользы, — говорит Гермиона, и ее слова заставляют меня задуматься, пока она продолжает говорить, — предлагаю перекусить чем-нибудь. — А потом вернемся на пляж во время заката, — восклицаю я и сам удивляюсь своей интонации. Гермиона только усмехается и ближе прижимается ко мне. — Чего смеешься? Все по законам романтических фильмов. Через несколько достаточно вкусных маггловских сэндвичей, которые я ел, наверное, второй или третий раз в своей жизни, и пару часов веселой болтовни мы выходим из маяка, направляясь обратно на пляж. День пролетел незаметно, как всегда бывает, когда проводишь время в хорошей компании. — Уже темнеет? — спрашиваю я в то время, когда мы медленно идем по мостику. — Закат, — вздыхает Гермиона и отпускает мою руку, когда мы ступаем на песок. Я иду по побережью, наслаждаясь звуками морских волн, усилившихся к вечеру, и размахиваю руками, будто птица на небосклоне под воздействием неимоверной силы ветра. — Обворожительный закат, — громко говорит Гермиона, чтобы шум волн не заглушал голос, переполненный ее чувствами. Кажется, она идет за мной. — Светло-голубой сливается с лиловым и постепенно уходит в серый — вот цвета облаков, которые застилают почти все небо. Небольшую желто-белую полосу будто бы забирает с собой солнце, садясь за горизонт. И эта картина захода солнца словно воссоздается в кристально чистой воде бескрайнего моря. Серьезно, волны точно такого же цвета! Я продолжаю идти по мокрому песку. И на мгновение ощущаю себя снова видящим. Вот передо мной то самое необыкновенно красивое небо, которое в красках описывала Гермиона, вот скалистый берег и желто-оранжевый песок, маяк, море, которому не видно ни конца, ни края. Я поворачиваюсь и вижу Гермиону, девушку головокружительной красоты с непослушными каштановыми кудряшками. Я жду, пока она дойдет до меня и обнимаю так, что слышу, как хрустят мои пальцы от того, что я сильно сжимаю их за спиной девушки, боясь расцепить даже на секунду. — Гермиона, я никогда раньше не замечал, какая ты красивая, — говорю я, вдыхая запах ее духов, перемешанный с морским воздухом. — То есть для этого тебе надо было ослепнуть? — усмехается Гермиона, толкая меня в бок и снова обнимая, и я смеюсь вместе с ней. Вокруг все снова становится черным. Но это чернота уже не создает впечатление безысходности и чего-то неопределенного. За ней скрывается чудесный закат, потрясающий человек и наша молодость, в конце концов. И я увидел все это. Точнее представил в виде живописной картины в своей голове. Только это больше не картина пресловутого художника, написанная различными красками. Это кино. Переменчивые движущиеся картинки с музыкальным сопровождением, позволяющие почувствовать себя частью этого загадочного и прекрасного мира. И весь этот мир сосредоточился в одном человеке. Прямо передо мной. — Тишина, — говорит Гермиона, продолжая стоять в моих объятиях, — а на фоне — поразительная вечерняя заря. — Из маяка видно море? — спрашиваю я, постепенно возвращаясь в реальность. — Конечно, — говорит Гермиона и берет меня за руку. — Пока мы там были днем, ты даже не спросил, какая внутри обстановка. Пойдем, ты должен это увидеть. И если несколько недель назад эта фраза могла показаться мне смешной, то сейчас я просто крепко держусь за руку Гермионы и иду туда, куда она меня ведет. Потому что я действительно могу увидеть. — Старая винтовая лестница, — говорит Гермиона, пока мы поднимаемся в маяке в комнату, — знаешь, мне чем-то Хогвартс напоминает. Здесь так темно, причем и в дневное время суток. Единственное окно находится в маленькой комнате, — Гермиона открывает со скрипом дверь, и мы заходим внутрь, — здесь очень низкий потолок, а стены выкрашены белой краской. Кровать прямо около окна. Через окно видно разбушевавшееся к вечеру море и темно-синее небо. Освещением в комнатке служит небольшая бежевая лампа, стоящая прямо на полу, около кровати. — И больше здесь ничего нет? — спрашиваю я, довольно разочарованный, потому что надеялся на более интересную обстановку внутри маяка. — Только одна картина на стене, напротив окна, — говорит Гермиона, и мы садимся на кровать. — Что на ней изображено? — Небо. Облака и проглядывающие сквозь них лучи солнца, — тихо произносит девушка, отпуская мою руку и, видимо, поудобнее усаживаясь на кровати. Мы молчим, каждый думает о своем. О том, что символизирует эта картина своим пейзажем. Бескрайнее небо, изображенное на картине в этой комнате, прямо сейчас за окном отражается в таком же бескрайнем море. И море, его неспокойные и кипучие волны или зеркальная водная гладь, в точности до мельчайших деталей воспроизводит картину неба со всеми его элементами: либо яркие лучи солнца, либо пушистые бело-серые облака, либо беспросветное черное небо и внушающие ужас грозовые тучи. Я усмехаюсь, что размышляю об обычных погодных условиях, вкладывая в это «великий смысл». — Почему смеешься? — спрашивает Гермиона, толкая меня в плечо. — Все так изменилось, — говорю я после некоторого молчания, будто не своим голосом, шумно сглатывая подступивший ком к горлу. — Так многое поменялось, — повторяю я, — и то, что казалось, не могло произойти, произошло. — Что ты имеешь в виду? — с расстановкой говорит Гермиона, словно думая о своем и стараясь переключиться на разговор со мной. — Ну, — я останавливаюсь, пытаясь собраться и сконцентрироваться, — после того, как я стал слепым. Мир как будто перевернулся, — понимаю, что не могу нормально сформулировать свои мысли, поэтому глубоко вздыхаю и просто говорю, что уже давно тревожит мои мысли, — словно то, что было белым, стало черным и наоборот. Понимаешь? — Не совсем, — говорит девушка и садится ближе ко мне, — можешь на конкретном примере объяснить? — Видишь ли, в школе все меня знали как весельчака Фреда, вечно проделывающего какие-нибудь интересные штуки со своим братом-близнецом. Мы стали старше, но ничего не поменялось. Все та же любовь к веселью и шуткам. И тут, — я останавливаюсь, мысленно пропуская момент войны, — я становлюсь размышляющим над жизнью, увлекающимся разговорами о природе и искусстве, задумывающимся над философскими проблемами. Да где такое слыхано, чтобы Фред Уизли сидел, вот как сейчас, в маяке и думал о том, что символизирует картина, наслаждаясь звуками морских волн? Смешно! — Ты прав, — усмехается Гермиона, и вдруг становится серьезной, — где такое видано, чтобы заучка Грейнджер, думающая только об учебе и о поиске работы где-нибудь в Министерстве магии, вдруг отправилась в путешествие с парнем? Смешно! — Я, — я начинаю заикаться, — я не то имел в виду… — Ты прав, — повторяет Гермиона уже более спокойным голосом, — все меняется. Но разве есть что-то плохое в том, что один из близнецов Уизли, прирожденный шутник и весельчак, в определенные моменты может быть серьезным и основательно думающим, пусть даже о философских проблемах, а заучка Грейнджер — веселой, готовой посмеяться или решиться на чудной поступок, скажем, путешествие? Снова молчание. Я думаю над тем, что сказала Гермиона, а она в то время продолжает. — Каждый человек — это целая вселенная, Фред! — Мы уникальны, — тихо говорю я, понимая ход ее мыслей. — Да! — восклицает девушка, — и мы можем сочетать в себе несколько черт характера, начиная серьезностью и заканчивая веселым нравом. Понимаешь? Все, что мы делаем, будь то размышления о жизни или безбашенные поступки, все это часть нашей жизни. И нам просто необходимо жить полной жизнью, пока… — Пока мы молоды, — говорю я и беру Гермиону за руку, — наслаждаться каждым моментом жизни. Мы держимся за руки, и на душе сразу становится тепло и спокойно. Все мысли об изменчивости мира и нас самих куда-то улетучиваются. Становится легче дышать, когда понимаешь, что ты можешь не просто наслаждаться жизнью, а что вместе с тобой это может делать человек, который представляет для тебя громадную ценность. Мы засыпаем с включенной лампой, вслушиваясь из приоткрытого окна в звуки бьющихся о маяк волн и вдыхая свежий запах ночи, такой темной, почти беззвездной ночи, которая бывает только на берегу моря.