***
В Большом зале яркими огнями сверкает рождественская ёлка, а за окном моросит мелкий дождь. Декабрь в 1943 году выдался холодным и, совершенно не по-зимнему, дождливым. Гермиона тоскливо осматривает веселящуюся толпу, и её сердце начинает биться чуть быстрее, едва она натыкается взглядом на школьного старосту. Риддл сидит во главе слизеринского стола и криво улыбается, глядя прямо на неё. От этого прожигающего взгляда голова кругом и всё плывёт перед глазами. Гермиона слабо улыбается в ответ и, поднявшись из-за стола, выходит из шумного зала. Её тошнит от всего этого. Тошнит от веселящейся толпы учеников, от пёстрых убранств Большого Зала, от глупых слизеринских чистокровок, слепо идущих за Риддлом… В конце концов, её буквально выворачивает наизнанку от раздирающего на кусочки чувства вины перед друзьями и нездоровой зависимости от Тома. Ей всего-то надо было по-тихому уничтожить уже существующие крестражи, втереться в доверие к Риддлу и убедить его в том, что власть и признание можно достичь и другими способами, не обязательно уничтожать свою душу и топтать человечность. Ну, или, в крайнем случае, просто убить его. Одно из двух: либо показать другой путь к власти, либо уничтожить. Третьего не дано. На Астрономической башне тихо и пахнет морозной свежестью. Мелкие капельки дождя ледяными ручейками бегут по тёплой коже, заставляя девушку дрожать от холода. Лёгкое праздничное платье совершенно не укрывает от непогоды. Гермиона дрожащими руками обнимает себя за плечи и смотрит в плотно затянутое тучами небо. Непроглядная тьма. Она увязла в мерзкой трясине лжи, которая с каждым новым днём затягивает всё глубже и глубже. Выхода нет… Переубедить Тома не получится. Как оказалось, он не просто импульсивный и обозлённый на весь мир подросток, идущий на поводу у своего гнева и юношеских амбиций. Вовсе нет. Том Риддл, не смотря на свой юный возраст, — вполне сформировавшаяся личность, с твёрдыми убеждениями и чётко очерченными целями в жизни, которых он достигает любыми путями. Он отличный манипулятор, превосходный лжец и просто страшный человек, умело скрывающийся под прекрасной маской вежливого и ответственного мальчика-отличника. Она вздрагивает от неожиданного скрипа тяжёлой двери. Том Риддл стоит в двух шагах от неё, а на его лице невозможно прочитать ни единой эмоции. В тусклом свете фонаря, висящего на стене, бледная кожа его лица кажется жёлтой, делая его похожим на восковую маску. Гермиона инстинктивно отступает назад и проводит языком по нижней губе, слизывая холодную дождевую каплю. Том, чуть наклонив голову вправо, несколько секунд рассматривает её лицо, а потом мягко улыбается и вплотную приближается к девушке. Он берёт её руки в свои и подносит к губам, обдавая их тёплым дыханием. — Я искал тебя. — проводит тыльной стороной ладони по её щеке. — Тебе не нравится праздник? Гермиона с трудом сглатывает застрявший ком в горле и старается чуть меньше дрожать. Ей очень холодно. И страшно… тоже очень. — Мне жарко, решила подышать свежим воздухом. — она нервно теребит мягкую ткань юбки, пытаясь ничем не выдавать своего страха перед Риддлом. Снизу доносятся весёлые голоса учеников, и едва уловимые звуки музыки. Том аккуратно берёт её за руку и ведёт в центр смотровой площадки. Колючий холод пробирает до костей, и Гермиона еле ногами перебирает. — Потанцуй со мной, Гермиона. — тихо шепчет, касаясь губами нежной кожи за ухом. У Гермионы от его прикосновений плавится кожа и млеет всё тело. Том не ждёт её согласия — он кладёт руку ей на талию и начинает медленно вести её в танце под доносящуюся со второго этажа музыку. Его движения плавные и непринуждённые. Гермиона про себя отмечает естественную грацию Тома, которую, почему-то, раньше не замечала. — Ты сегодня необычайно красива, — придвинувшись ещё ближе, неожиданно говорит Риддл, а Гермиона благодарит небеса, что при таком скудном свете не видны её раскрасневшиеся щёки. — Где ты так научилась танцевать? — В детстве посещала балетную школу. — яркие картинки из прошлого тут же всплывают в памяти, и Гермиона не может сдержать грустную улыбку. — В Италии? — с хрипотцой произносит Том, проводя рукой по линии выреза на платье. Гермиона прикрывает глаза, чувствуя, как внизу живота разливается приятное тепло, разносясь по всему телу сладким наслаждением. Ощущения переполняют, и она едва ли не выдаёт себя, сказав, что никогда в жизни не была в Италии. Внутренности стягивает тугим узлом страх, а к горлу подступает вязкая тошнота. Гермиона гулко сглатывает и утвердительно кивает. Том всем телом прижимается к ней, и Гермиона отчётливо чувствует биение его сердца, чёткое, размеренное. Он наклоняется к ней и проводит носом по её щеке, нежно целует за ухом. — Ты нравишься мне, Гермиона, — горячими губами скользит по тонкой шее, заставляя дрожать и блаженно прикрывать глаза. — Умная, сообразительная, талантливая… Ты почти идеальна. Почти… Том отходит, продолжая держать Гермиону за руку и изучающее рассматривает её. Девушка неуютно ёжится то ли от столь пристального взгляда, то ли от декабрьского моросящего дождя. — Почти совершенна, но у тебя есть один недостаток… — медленно растягивая слоги, начинает Том. — Ты подвластна своим чувствам, и это делает тебя слабой. Он притягивает Гермиону к себе и касается её губ нежным поцелуем. Том целует чувственно и мягко, нежно скользя своим языком по её верхней губе, медленно углубляя поцелуй. Его руки обвивают тонкую талию, и Гермиона от переизбытка эмоций почти не чувствует пронизывающего холода. Риддл отстраняется неожиданно и Гермиона ещё несколько мгновений продолжает тянуться к нему за очередным поцелуем. — Вот видишь, что с тобой делают чувства и желания. — Он достаёт из кармана свою волшебную палочку. — Стоит мне лишь пальцем коснутся тебя — и ты забываешь обо всём на свете. Да, мисс Грейнджер? Сердце на миг замирает, а потом начинает бешено биться о рёбра, буквально проламывая грудную клетку. Она не чувствует собственных ног, а позвоночник окатывает ледяной волной страха. Он не должен знать её фамилию. Здесь, в 1943 никто не должен знать Гермиону Грейнджер. — Окклюмент из тебя так себе, — Он обманчиво холоден, но в тёмных глазах адским пламенем полыхает гнев. — Вчера ночью, так увлечённо ублажая меня, ты совершенно позабыла о необходимости скрывать свои мысли и воспоминания. — Ты убьёшь меня? Риддл улыбается одними уголками губ и обходит её, останавливаясь где-то за спиной. Гермиона чувствует, как он, едва касаясь, проводит пальцами по её выступающим лопаткам. Волосы на затылке встают дыбом, когда Том наклоняется к ней. Одной рукой он обнимает её за талию, ближе притягивая к себе, а пальцы другой переплетает с её пальцами. Том целует её в бьющуюся венку на шее, чуть оттягивая зубами чувствительную кожу и сразу же зализывая укусы. Он прав… Гермиона не может противостоять ему. Она слишком слабая. Горячий язык медленно скользит по её шее, и Гермиона откидывает голову назад, открывая ещё больше доступа для поцелуев. Она всем телом прижимается к нему, чувствуя, как чуть выше её лопаток стучит его сердце. Намного быстрее, чем несколько минут назад. Том оглаживает рукой её живот, спускается ниже, вызывая у Гермионы судорожный вздох. Он гладит её по ноге, попутно задирая вверх лёгкую юбку её платья. Гермиона тяжело и глубоко дышит, глотая ртом морозный воздух. Постыдное желание яркой искрой проносится по телу, заставляя ещё плотнее прижиматься к Риддлу. — Нет, — хриплый от возбуждения голос вперемешку с её громким дыханием эхом звучит в ушах. — Я не убью тебя… Гермиона разворачивается к Тому и несколько мгновений неверяще смотрит в его глаза, пытаясь разглядеть то ли насмешку, то ли подтверждение его слов. Но все сомнения тут же рассеиваются, как только острый конец волшебной палочки упирается ей в грудь. Дура! Какая же ты дура, Грейнджер! — Ты сама умрёшь… По телу проносится странная волна тепла, а спустя мгновение она сломанной куклой падает на каменный мокрый пол. Том равнодушно смотрит на неё и, развернувшись на пятках, уходит. Дверь с глухим стуком захлопнулась, скрывая его тёмный силуэт в извилистых коридорах ночного Хогвартса. Гермиона безразлично смотрит на тёмное небо, затянутое густыми мешковатыми тучами. Усталость и сонная нега окутывают её с ног до головы, заглушая страх перед смертью. В неясном лунном свете в медленном вальсе кружат пушистые хлопья снега. Гермиона сонно улыбается, ощущая, как ажурная снежинка тает на её ресницах. Она уже совсем не чувствует холода. Ей так хорошо, как уже давно не было, вот только спать очень сильно хочется. Первый снег в этом году выпал только в ночь перед Рождеством. Первый в 1943 году снег — последний в её жизни.Часть 1
22 июля 2016 г. в 10:23
- Вся надежда только на вас, мисс Грейнджер. Поттер, увидев его, может не справиться со своей миссией и наделать глупостей, пойдя на поводу у своих эмоций. А Уизли, это Уизли… Единственный человек, способный здраво мыслить и рационально анализировать — это вы, Гермиона.
Ох, как же вы ошибались, профессор Макгонагалл. Я, как оказалось, тоже не способна здраво мыслить!
Примечания:
Что-то такое... Сильно не критикуйте.
Жду ваших отзывов)
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.