Собрать слово "вечность"

Здесь слишком холодно, Чтобы быть правдой, Но кажется, это граница снегов. Сюда добираются лишь от отчаянья Или бегут от врагов. Слушай, как снег отвечает молчанием, Слушай, с тобой говорит тишина: Сюда добираются лишь от отчаяния, Это твоя страна. Здесь Лапландия, Герда, И ты это знаешь. Граница снегов, Лапландия, Здесь роз не растет. (С) Йовин Лапландия. Страна ледяных утесов, снежных бурь и вечного холода. Впрочем, здесь, как и везде, жили люди. Жили и работали. Каменаши Казуя, исполнительный директор компании по производству и продаже антифриза и кондиционеров, проклинал судьбу за то, что именно ему, самому молодому члену правления, пришлось ехать на переговоры в эту морозную страну. Официально, Лапландия – это Швеция, Норвегия, Финляндия или Россия. Но для Каме первыми ассоциациями были Санта-Клаус, Новый Год и упряжка оленей, летящих по небу. Нильс и дикие гуси. Кай и Герда. Что угодно, только не противный порывистый ветер, снежная поземка и унылые пейзажи Рованиеми. Казуя плотнее натянул на голову капюшон, сражаясь с ледяными воздушными потоками, и нырнул в двери гостиницы. Благословенное тепло обхватило его замерзшие пальцы, как материнские руки. Каме с облегчением вздохнул и расстегнул пуховик. Сегодня он даже носа не высунет больше на улицу. Только горячий глинтвейн в баре, теплый желтый свет приглушенных светильников, уютный, хорошо обогреваемый номер люкс и пуховое одеяло. За окном валил снег. В свете фонарей и через стекло он вовсе не казался холодным, наоборот – хлопья были мягкие и пушистые. Они медленно кружились в воздухе, поднимаясь и опускаясь, как диковинные мохнатые бабочки. Казуя, завернувшись в предусмотрительно оставленный персоналом на кресле плед, лениво следил за ними взглядом. У стены бесшумно менял цвет пламени электрокамин. Стук был настолько неожиданным, что сначала Каме подумал, что ему почудилось. Но звук повторился. Казуя неохотно вылез из теплого кресла, сложил на его спинку плед и подошел к окну. На улице не было ничего, кроме заснеженных тротуаров и метели. Каме было отвернулся, только для того, чтобы вновь услышать стук. Он раздраженно вздохнул и поднял ручку на раме, чтобы открыть оконную створку. Скорее всего, из-за метели какой-то провод отошел от стены и стучит, а если не устранить проблему, спать будет решительно невозможно. Ледяной ветер ворвался в комнату, как чужое дыхание, опаляя лицо холодом, мелкими иголочками впиваясь в кожу. Казуя выглянул наружу, рассчитывая увидеть причину неудобств, и столкнулся взглядом с чужими темными глазами. Незнакомец висел в воздухе, удобно расположившись на вихрящихся вокруг него снежинках. У него была бледная, неестественно гладкая, почти блестящая кожа, серебристые, как будто покрытые инеем, волнистые волосы, завитками обрамляющие высокие скулы, и белые ресницы и брови. Когда он протянул к Каме руку в приглашающем жесте, тот заметил, что лунки ногтей у пришельца голубые от холода. - Идем со мной, - шевельнулись синеватые губы. Казуя не успел ничего ответить, да что там, он даже не успел испугаться. Метель подхватила его, лишая зрения и слуха, пеленая мокрым снегом, удерживая ледяными гранями. Когда он пришел в себя, вокруг был лишь лед. Вставали высокими стенами переливающиеся всеми цветами зимы утесы, образуя бесконечные залы, под ногами гладкая поверхность – точь-в-точь идеально отполированный паркет, вокруг зеркала, арки, витые сосульки вместо колонн и снег вместо ковров. Каме поежился, обхватывая плечи руками. На нем были только джинсы и домашняя футболка, на ногах – тапочки, и он уже чувствовал, как холод вгрызается в уязвимую кожу острыми зубками. - Красиво, да? – раздалось за его спиной. Прежде стучавший в окно гостиничного номера парень сидел на ледяном троне с высокой спинкой и болтал босой ногой в воздухе. На его плечи была небрежно накинута длинная шуба из белого пушистого меха, одежда, казалось, была сделана из стеклянных пластинок. - Х-х-олодно – стуча зубами, выдавил Казуя, пританцовывая на ледяном полу. - Да? – искренне удивился хозяин ледяных чертогов, приподнимая белоснежную бровь. – Ах, да. Вы такие несовершенные. Он стряхнул с плеч шубу и плавным движением запустил ею в Каме. Кипа белого меха пролетела разделяющее их расстояние и мягко опустилась Казуе на плечи, обволакивая того теплом. Тапочки превратились в пушистые унты. Оставшийся в своих стеклянных одеждах незнакомец придирчиво осмотрел невольного гостя и удовлетворенно кивнул. - А теперь верните меня обратно, - твердо сказал согревшийся и вновь обретший способность думать Каме, строго глядя на похитителя. - Нет, - просто ответил тот и слегка улыбнулся. На пухлых синеватых губах улыбка выглядела неживой и застывшей. - Как это нет? – растерялся Казуя. – Вы кто вообще? Я – исполнительный директор «ДженералАйс», гражданин другой страны, похищение людей противозаконно. Чего Вы хотите? - Я – зима, - усмехнулся незнакомец и зевнул, - и мне скучно. - Что, простите? – переспросил Каме, даже подходя ближе. - Знаешь про Снежную Королеву? – вопросом на вопрос ответило беловолосое существо, - Ну так вот, я – в некотором роде она. Вернее, он. Морозко, Снегурочка, Снежная Королева, как вы, люди, там ещё говорите? И мне скучно. Поэтому ты останешься здесь, будешь меня развлекать. - Ну уж нет, - возмутился Казуя, - Может, это и сказка, но развлекать кого-то я не нанимался. Немедленно ухожу отсюда! - Меня зовут Джин, - как будто не слыша его, продолжал парень на троне. – Мне так сказали. Поэтому можешь так меня называть. Каме молча развернулся, и пошел прочь. Он не знал, как собирается выбираться отсюда, и где это «здесь», но твердо решил найти ближайший населенный пункт. Казуя до сих пор не понял, спит он и видит сон, или просто бредит, но в любом сне должны быть свои границы. - Я тебя не отпущу, - равнодушно сказал ему вслед Джин, даже не поменяв позы. Казуя слонялся по дворцу несколько часов, но так и не нашел выхода. Все коридоры и залы, рано или поздно, выводили его обратно к ледяному трону. Джин зевал и награждал пленника высокомерными взглядами. Темные глаза на общем белоснежном фоне напоминали о талых прогалинах. Наконец, Каме сдался. - Чего ты хочешь? – устало спросил он ещё раз, подстилая шубу под себя и садясь прямо на лед. Холодно не было. Джин пожал плечами. - Мне скучно, - повторил он. - Но я же не игрушка, - снова начал злиться Казуя. - Почему? – склонил голову к плечу его собеседник. – Вы, люди, довольно занятные. Я слежу за вами. В ваших окнах можно многое увидеть. Но я хочу, чтобы кто-то жил здесь. - Я не могу жить здесь, - категоричным тоном отрезал Каме. – Меня будут искать и найдут. - Не найдут, - качнул головой Джин. – Если я не захочу – никогда. Я тебя никогда не отпущу. Ты останешься здесь на вечность. Через неделю Казуя убедился, что его действительно никто и никогда не найдет. Сон затягивался. Каме с отчаянием начал понимать, что это вовсе не происки его подсознания. Джин не был злым в прямом смысле этого слова, он просто был зимой. Белой пеленой равнин, лишающей надежды, снегом, укрывающим тела замерзших насмерть, морозом, заставляющим терять желание жить. Рядом с ним весна казалась бесконечно далекой, не существующей вовсе. Джин был равнодушным. Он давал Каме еду и воду, чтобы не умереть от голода и жажды, одежду – чтобы не замерзнуть, шкуры в качестве постели и растаявший снег для ванны. Он поддерживал жизнь в человеке, отгоняя от себя скуку. - Смотри. Они стояли на самой вершине горного пика, куда их подняли снежные вихри. Вокруг расстилались горные долины и склоны, снег блестел россыпью драгоценных алмазов. Солнце искрилось и переливалось, лилось из ледяной синевы неба на бесконечную белизну, сияло так, что слезились глаза. Несмотря на все отчаяние, одиночество и тоску, Каме не мог не восхититься суровой красотой природы. У него перехватило дыхание. - Это прекрасно, - выдохнул он вместе с облачком пара. Джин искоса взглянул на него и слегка искривил губы в улыбке. - Это вечность, - сказал он. Казуя провел в ледяных чертогах почти полгода. Реальность окончательно растворилась для него в постоянном холоде и блеске льда. Он знал, сколько прошло времени, только потому, что каждый день царапал на стене палочку при помощи острой льдинки. Тоска притупилась, лишь иногда напоминая о себе тягучей, как ирис, болью в сердце. Каме свыкся с окружающим его вечным царством зимы. Он свыкся даже с Джином, то появляющимся, то исчезающим среди сверкающих стен. Тот практически никогда не проявлял никаких эмоций. Исключениями были скука и оттенки гордости за то, что он показывал своему пленнику. Когда Казуя первый раз увидел северное сияние, у него на глазах выступили невольные слезы. Изумительное, волшебное зрелище практически окружало его со всех сторон, обволакивало сполохами, было так близко и одновременно так далеко. - И это – вечность, - прошептал Джин из вихря, поднимающего их над землей, и его голос был голосом природы. Северные олени терпеливо выбирали ягель из-под снежной корки. Их мохнатые тела были напряжены, готовые в любой момент сорваться с места, бархатные губы осторожно прихватывали лакомство. Каме вышел из снежной пелены совсем рядом с вожаком. Джин стоял в паре шагов от него, и что-то негромко напевал. Его голос, в котором слышался перезвон ледяных капель и шелест ложащегося на землю снега, успокаивал стадо. Казуя осторожно протянул руку, касаясь густой шкуры, запуская пальцы в длинный мех. Олень доверчиво обнюхал его, подняв испачканную снегом морду, и подтолкнул теплым боком. Каме гладил его, не в силах согнать с губ улыбку. - Не смей, - отшатнулся от него Джин однажды, когда Казуя, уже привыкнув к своему пленителю, попытался взять его за руку. В обычно бесстрастном голосе проскользнули почти человеческие нотки. Каме отдернул руку. -Что случилось? – спросил он недоуменно. - Ты же человек, - все ещё немного нервно пояснил ему Джин, - У вас слишком горячая кровь. Я не могу к вам прикоснуться без вреда для себя. Я растаю. Казуя прищурился. Если бы он знал об этом раньше, то мог бы попытаться заставить Джина вернуть его домой, пригрозив теплом своего тела. Но сейчас он сомневался, что даже при необходимости сможет причинить тому вред. За эти полгода Джин стал для него почти родным. Каме подмечал многое, на что само воплощение зимы, скорее всего, даже не обращало внимания. Джин часто говорил «мне так сказали». В основном, когда касался тем о собственных возможностях и пристрастиях. Джин на самом деле умел смеяться, только редко это делал. За полгода Казуя видел его смеющимся всего два раза. У Джина было одно маленькое несовершенство. Фарфоровая, гладкая, как у куклы, кожа, была отмечена едва заметной, почти человеческой родинкой у виска. Джин любил животных. Всех тех, что населяли его снежные владения. И природу. И красоту, которую он, почему-то, тоже называл вечностью. В общем, Джин был не таким уж чудовищем, как могло показаться на первый взгляд. Что вовсе не отменяло того, что он поступил, как чудовище, похитив Каме. - Мне хочется домой, Джин, - в очередной раз сказал Казуя, лениво перебирая блестящие льдинки. Джин вскинул на него свои совершенно негармонирующие со всем остальным глаза. - Нет, - только и сказал он, кутаясь в очередную белую шубу. - Но я человек, я не могу жить здесь до самой смерти, - вздохнул Каме. – У меня есть семья. - Смерть? – переспросил Джин, и даже немного округлил губы в беззвучной букве «о». – Зачем? Ты не умрешь. Я же сказал – у нас впереди вечность. - Не умру? Никогда? – заинтересованно посмотрел на него Казуя. Джин покачал головой. - Вечность и означает никогда, - спокойно сказал он, - Ты никогда не состаришься и не умрешь. Пока живешь здесь. - Но это же ужасно, - протянул Каме. – Вечность во льдах. Без любви. Без дружбы. Без весны. - Ужасно? – непонимающе расширил глаза Джин. Белая прядь упала на лицо. – Почему? - Ты не поймешь, - вздохнул Казуя. – Ты же никогда не был человеком. У тебя даже сердца нет. - Есть, - уверенно сказал Джин, прижимая тонкие белые пальцы к груди, - Из самого твердого льда. Мне так сказали. - Сердце изо льда – самое бесполезное в мире, - вздохнул Каме. С тех пор Джин стал требовать сказок. О том, как живут люди. О том, как они любят. О лете, с его травами и цветами, теплым песком пляжей и грибными дождиками. О весне с распускающимися почками, с талыми водами и цветущей мать-и-мачехой. Об осени с ковром ало-золотых листьев и лакированными каштанами. Обо всем. Казуя рассказывал, неспешно рисуя картины обычной жизни. Семьи, мамы, папы и дети, домашние животные, смена сезонов, пикники, море, влюбленные в парке на скамейке, деловые поездки, шумные мегаполисы и тихие деревеньки. Работа, дом, друзья. Джин слушал. Застывшее лицо, полуопущенные снежные ресницы, ледяные пальцы спокойно лежат на коленях. Сложно было определить, о чем он думает, нравится ли ему то, что он слышит. Но каждый раз, когда Каме прерывался, не закончив, Джин ровным голосом произносил: «Дальше», и снова замолкал. - Завтра, - повторил Джин, не глядя на изумленное лицо Казуи, в тот день, когда его пребыванию в ледяных чертогах исполнился год. - Ты что, серьезно? – уточнил Каме. - Я не умею шутить, - безэмоционально констатировал Джин, поправляя меховой воротник. – Завтра, если таково будет твое желание, я отнесу тебя в человеческий город. - Ты меня отпускаешь? Джин склонил голову в знак согласия. - Но почему сейчас?! - Это неважно, - вздохнул повелитель зимы, и перевел глаза на своего пленника. – Ты перестал меня развлекать, - наконец, сказал он. – Я больше не хочу слышать твоих историй. Казуя внезапно почувствовал боль. Ликование, охватившее его при мысли о том, что, он, наконец, будет свободен, почему-то потускнело, как будто покрылось инеем. Каме тряхнул головой. - Ледяное сердце - ледяное во всем, - пробормотал он себе под нос. - Только ты не сможешь ничего забрать, - вдруг сказал Джин. – Все растает. - Мне ничего и не нужно, - буркнул Казуя. На следующий день шел снег. Тихий, мягкий снег, и никакого ветра. Даже, казалось, стало чуть теплее. Джин возник из ниоткуда, в вихре белого меха, растрепанных завитков обычно идеально уложенных волос и снежных хлопьев. - Обними меня, - выдохнул он и шагнул к Каме. - Что?! – тот отшатнулся, как Джин когда-то, с изумлением глядя на своего похитителя. - Обними меня, - как то жалобно повторил Джин, застывая на месте и становясь похожим на ледяную скульптуру. – Давай же, человек, быстрее. - Но ты же…– не договорил Казуя, делая ещё один шаг назад. - Растаю, – вздохнуло воплощение зимы. – Я знаю, знаю. Это так глупо. Я много думал о том, что ты рассказал. Держать тебя здесь неправильно. Но ты уйдешь, и я снова останусь один. На вечность. Я не понимаю, что со мной происходит. Джин ещё раз вздохнул, а потом решительно подошел к Каме и обнял его сам, прижимаясь ледяным, гибким телом, касаясь фарфоровой щекой теплой человеческой щеки. Сначала Казуя ощутил дикий холод. Несмотря на это, он невольно поднял руки, обнимая Джина в ответ, сцепляя пальцы за его спиной. Постепенно становилось тепло и как-то сонно. Каме почувствовал, как намокает на нем одежда, как талая вода стекает по коже. - Спасибо, - выдохнул ему на ухо Джин. – И прощай. Все было, как и тогда, год назад. Пурга, мягко поднявшая его, заключившая в объятия, доставившая к порогу гостиницы и бережно опустившая на обледенелые ступени. Казуя отряхнулся и осмотрелся. Он снова был в тапочках и домашней футболке, на улице мело, часы показывали без четверти полночь. Плакат на рекламном щите рядом со входом гласил, что сегодня, тринадцатого января, пройдет презентация новой книги именитого писателя. Плакат был точно такой же, как и год назад. Не веря сам себе, Каме открыл дверь, вошел и направился к стойке регистрации. - Что же Вы в таком виде, - всполошилась портье. – Идите скорее в номер. Вам сейчас из бара доставят чай. Или Вы и во второй раз предпочтете глинтвейн? - Во второй раз, - задумчиво повторил за ней Каме, и добавил, - Простите, а какой сейчас год? Получив ответ от девушки, явно решившей, что он не в себе, Казуя покусал губу и поднялся на лифте на свой этаж. Дверь в номер была не заперта. Каме повернул ручку и вошел. Джин вернул его ровно в тот день и час, откуда забрал. Ещё не понимая, как будет жить дальше, Казуя скинул насквозь промокшие тапочки и миновал коридор, заходя в гостиную. Лежащее на полу тело заставило его на мгновение оцепенеть. Джин приоткрыл глаза. Теперь его волосы были человеческого, каштанового цвета, кожа обрела природную смуглость, а ресницы потемнели. - Про-махнулся с доставкой, прости, - выдохнул он едва слышно и попытался улыбнуться, приподнимаясь на локте. От его снежной одежды ничего не осталось, тело прикрывали какие-то старинные лохмотья. - Я думал, ты и вправду растаял, - растерянно сказал Казуя, ещё не понимая, почему его сердце так бьется. - Я тоже, - Джин рассмеялся, стягивая с кресла плед и заворачиваясь в шерстяную ткань. – Но нет. Знаешь, мое сердце, оказывается, не ледяное. И я так и не собрал слово «вечность». Никогда не любил головоломки. И холод. Закрой, пожалуйста, окно.