Losing my religion

Уже было время обеда, но мало кто из гриффиндорцев спешил туда. Много еды было в башне, где вечеринка была в самом разгаре. Кто-то танцевал, кто-то флиртовал, кто-то просто наслаждался музыкой, но никто, кажется, не замечал отсутствие одного из самого популярного парня школы и квиддичистке «со странностями». Сириус и Джорджиана в это время сидели в Выручай-комнате, которую так любезно показал девушке Блэк, и играли в волшебные шахматы возле большого окна. И должна сказать, что Кларк безнадежно проигрывала. — Если мы обсудили все мои проблемы, то может начнем обсуждать и твои? — спросил Сириус, смотря как девушка теряет коня. — Ладно. Ты же помнишь тот выпуск «Пророка»? — получив кивок от парня, Джорджиана выдохнула, и продолжила: — Раньше я думала, что маму убили просто магглы. Очередной какой-то маньяк. Но ее убили волшебники. Такие, как я. И я уверена, что это из-за меня. — Кларк, ты не виновата. Сейчас же Пожиратели убивают магглов направо и налево. — А та целительница? А мужчина из Министерства? И почему не просто убить непростительным заклятием? — Потому что они любят играть жертвой. Это для них просто игра. Человеческие жизни ничего не значат, и… — монолог гриффиндорца прекратился тогда, когда он увидел слезы девушки. Подвинувшись к ней и обняв за плечи, Сириус замолчал. Как же больно видеть ее слезы! — Я отомщу. Найду их и отомщу. Даже если свою жизнь отдам за это дело, все равно отомщу. — Нет, Джи. Твоя жизнь слишком ценна, чтобы отдать ее за мертвых. Им все равно. А мне нет. Лили не все равно, твоим друзьям не все равно. Но я знаю, что ты меня никогда не послушаешь, поэтому я согласен. — Согласен? Тебя не спрашивали, Блэк! — Тебя тоже! Я с тобой, — улыбнулся парень, а тогда наклонился и поцеловал ее. Снова. И Джорджиана поддалась ему. У этой парочки были методы успокоения получше, чем какой-то умиротворяющий бальзам мадам Помфри. И правда, через несколько секунд на лице обеих играла улыбка, которую будет очень трудно стереть с лица. — Так ты теперь моя девушка? — спросил парень, оторвавшись наконец-то от губ Кларк. Девушка вздохнула, а тогда немного замялась. Прошла долгая пауза, прежде чем шатенка отрицательно покачала головой. И не потому, что боялась, что Сириус Блэк долго не пробудет с ней и бросит, как только увидит юбку покороче. — Я не хочу, чтобы мне было больно. А если с тобой что-то случится, мне будет больно. Никто не должен знать о том, что происходило сегодня. И, возможно, это звучит крайне эгоистически, но ничего поделать не могу. Джорджиана не осмеивалась посмотреть ему в глаза, поэтому делала вид, что ее заинтересовал узор на свитере. Выдохнув, она наконец-то посмотрела на Сириуса, и подумала, что никогда не видела его настолько грустным. Даже не грустным, а разочарованным. — Ты такая глупая, Кларк. — А ты очень высокомерен, Блэк. — Но ты мне нравишься даже такой. И я бы сейчас тебе озвучил прекрасный монолог, который звучит в моей голове в данную секунду, но понимаю, что ты все равно не послушаешь меня. Потому что ты упрямая. — Такая же, как ты. Сириус ухмыльнулся, а сама Джорджиана поднялась с пола и подошла к зеркалу. Волосы были растрепаны, потому что Сириусу нравилось трогать их, а также ему нравилось вдыхать их аромат. Кларк даже подумывала в такой момент одолжить ему свой шампунь. Подумав о расчёске, Джи сразу увидела ее на полочке. Уложив свои волосы в тот же хвост, девушка посмотрела на парня. Как же ей хотелось быть одной из тех девочек, которые держаться за руки со своими парнями, не заботясь ни о чем. Но сейчас Кларк не хотела, чтобы в тех, кто убил ее мать, был еще один рычаг давления. Джорджиана не сомневалась, что они охотятся сейчас именно на нее. Взяв из книжного шкафа первые три книги, чтобы иметь отговорку для Лили и Джейн, где она была это все время, шатенка улыбнулась еще раз Сириусу, а тогда вышла из комнаты. Сейчас она была одной из тех глупых влюбленных девочек, которые рисуют в своих дневниках инициалы возлюбленного или тайно примеряют его фамилию к своему имени, а также придумывают имена их будущим детям. ххх Золотистые листья давно уже упали и превратились в кашицу на земле непонятного цвета. В воздухе уже разгуливал мороз, а сами ученики Хогвартса с дня на день ожидали первый снег. Календарь показывал, что во власть уже заходит декабрь, и совсем скоро ученики разъедутся на каникулы. Каждый семикурсник Хогвартса уже начинал подготовку к экзаменам ЖАБА, так как от результатов зависела их судьба. Даже мародеры сидели за учебниками и что-то учили. Все чаще в гостиной можно было увидеть учеников, полностью поглощёнными учебниками. Вообще, это сидели пятый и седьмой курсы, а все другие старались не мешать товарищам, поэтому, согласно статистике, в коридорах стали все чаще и чаще колдовать, а также летать всякие вещицы из «Зонко». Джорджиана с Сириусом старалась видеться все меньше и меньше, чтобы никому и в голову не пришло, что она могла быть как-то повязана с этим человеком. Хотя, чего греха таить, ей все чаще и чаще хотелось почувствовать вкус его губ. Иногда случалось так, что Блэк подкидывал ей в сумку записку с временем встречи. С местом не было проблемы, так как Выручай-комната стала их пристанищем. Собираясь на очередной урок зельеварения, Кларк еле не засыпала опять. Дело в том, что вчера повторение материала заняло у нее на час больше, как обычно, а потом она увидела записку от Блэка, и не смогла отказать себе в удовольствии находиться у него в объятьях и таять, как плитка шоколада в руках Ремуса Люпина. И она вернулась в свою комнату только в полвторого ночи. Прозвенел звонок, и толпа учеников зашла в класс, где их уже ждал профессор Слизнорт. Почему-то, как только Джи попала в темный класс, где везде стояли котлы учеников, ей в нос удар запах огневиски. Может, старый Слизнорт перед уроком уже пропустил несколько стаканчиков? — Мне одной пахнет огневиски? — вырвалось у Кларк, а рядом с ней были много однокурсников, которые громко засмеялись. — Слизнорт амортенции наварил, а он пахнет каждому по-своему. Вот ты и выдала, что алкоголичка, — весело ответил ей Гидеон Пруэтт. Джорджи же не смогла удержаться, чтобы не пыхнуть его локтем, что не ускользнуло от взгляда Сириуса. Благо, девушка это не увидела, потому что она до сих пор вдыхала аромат амортенции. Сейчас же она поняла, что это был не совсем запах огневиски. Этот запах был смешан с запахом человеческой кожи, и легкими нотками мужских духов. Джорджиана закрыла глаза, и ей вспомнился первый поцелуй с Блэком. Тогда от выпил полбутылки огненного виски Огдена, и его губы были такими горькими и терпкими. И Кларк улыбнулась, посмотрев на Сириуса. Это был его аромат. А еще она слышала аромат любимого тыквенного латте, а также запах лаванды, которая часто стояла на кухне, когда мама была жива. — Итак, дорогие ученики, осталось всего две с половиной недели до каникул, поэтому я решил посвятить все уроки этого промежутка времени повторению разных зелий и сывороток, которые вы выучили за эти почти 7 лет. Сегодня пройдемся по амортенции. Кто опишет зелье? О, дорогая Лили, может Вы? Все знали, как профессор Слизнорт обожает рыжеволосую ведьмочку. Ну, а она отвечает ему тем же — готовит хорошие зелья, делает все домашние задание и часто появляется в его Клубе Слизней, где веселит старичка разными анекдотами. И сейчас Эванс затараторила все, что знала о зелье любви, хотя она опустила несколько деталей, никто не сердился на нее. Через полчаса после небольшой лекции, профессор предложил ученикам приготовить амортенцию. И по случайности (!) Блэк стал возле Джи. — Так какой ты запах там слышала? — спросил Сириус, даже не убирая наглую ухмылку с лица. — Да так, никакой, просто вспомнилось, как один знакомый напился чуть ли не в стельку и лез целоваться, — ответила ему Джи, на что Блэк не смог не рассмеяться. — Так, я выпил всего чуть-чуть. И ты первая меня поцеловала, — прошептал он ей на ухо, за что получил легкий удар локтем, как немного раньше Пруэтт. — Я же не могла ждать, пока ты созреешь! — засмеялась Джи, нарезая разные корешки. — Ну, а ты, что унюхал? — Запах бензина, новой кожаной куртки и… и сигарет, которые курит частенько одна моя знакомая. Услышав ответ, Джорджиана опустила свой взгляд в котелок, и поняла — они испортят друг друга еще больше. xxx Джи даже не заметила, как оказалось зажатой Блэком в комнате трофеев. Сюда мало кто заходит, разве что в целях наказания, чтобы почистить и без того идеально вычищены кубки и медали. Сириус не долго думал перед тем, как накрыть губы шатенки своими. Джи ответила ему, поддаваясь напору парня. Иногда ей безумно хотелось поцеловать его на глазах у всех, не стесняться объятий и не переживать поэтому поводу. Но потом она вспоминала, как же ей было больно, когда умерла мама. — Сколько еще мы будем прятаться, Кларк? — спросил Сириус, оторвавшись от ее уже опухших губ. Он и не ожидал ответа, просто в последнее время его нервировало то, как Пруэтты смотрят на нее, а Джорджи и вправду не замечала взглядов рыжих. Ему надоело отказывать всем своим поклонницам, надеясь, что ему перепадет какой-то поцелуй от Джи в конце недели. Ему не нравились тайные свидания. Единственное, о чем желал Блэк, так это не стесняясь обнять эту девушку за талию и по-хозяйски поцеловать ее в губы. — Мы говорили на эту тему, Сириус. Вот и все. Блэк слышал усталость в ее голосе, слышал и печаль. Закрыв глаза, парень старался справится с диким желанием хорошенько струсить Кларк, чтобы мозги шатенки стали на верное место. Но от своего беспомощности хотелось рвать и метать. — Да, говорили. Но я до сих пор не понимаю. Я как бы взрослый мальчик, и смогу за себя постоять. Джорджиана, как ты не понимаешь? Каждый в опасности, но никто из-за этого не прячется по углам. Слышишь? — на последнем слове он не выдержал, и со всех сил ударил в стену, в пару сантиметров от нее. Кости хрустнули, но ни одна черта лица парня не вздрогнула. — Мне ужасно жаль, Сириус Блэк. И Джи просто вышла из зала, оставив чистокровного наедине со своим гневом. Джорджиана поспешила в комнату, где она могла хотя бы чуть-чуть подумать. В гостиной было не очень шумно, так как остальных Мародеров не было видно. Джеймс проведывал Ремуса в Больничном Криле. Люпин часто болел, поэтому Джи даже не обращала внимания на то, как русый парнишка исчезает каждый месяц во время полнолуния. Она даже не догадывалась о том, что староста Люпин — злой и грозный оборотень. Об этом знали на факультете немногие, хотя часто ходили всякие странные слухи. Но большинство из них были настолько абсурдными, что сам Ремус, когда слышал их, бился в истерике от смеха. Сев на свою кровать, шатенка достала из тумбочки старый кожаный альбом, где хранились фотографии и колдографии. Открыв альбом, в глаза бросается первая фотография. Молодая женщина держала на руках маленькую девочку. Фотография не двигалась, да и вообще было черно-белой, тем не менее, это не мешало ей быть такой яркой. Луиза Кларк было всего 23 года на этой фотографии, и она выглядела столь привлекательно, что сейчас Джи завидовала ей. У ее матери были длинные пушистые русые волосы, бледная кожа и яркие карие глаза, которые всегда светились теплотой. От мамы Джорджи унаследовала лишь улыбку и цвет кожи. Все остальное у нее от отца, которого она никогда не видела, не слышала. Луиза рассказывала лишь то, что она искреннее его любила. И то, что она рада, что Джи так на него похожа. В детстве у Джорджи были черные волосы, но со временем они-то ли выгорели, то ли еще-то, но немного посветлели, и сейчас Кларк была истинной шатенкой. На следующей фотографии была девочка по старше, и она пускала пузыри. Дальше была уже цветная фотография Джорджианы и ее лучшего друга-маггла, Эрика, когда им было по 9 лет. Кларк как сейчас помнила тот день — мама ей не разрешила громко включить музыку, потому что мама Эрика, которая тогда пришла к ним в гости, была больна. Джи тогда настолько обиделась, что целый день не разговаривала. Ни с кем — ни с мамой, ни с Эриком, ни с мамой лучшего друга. Девочка сидела в кресле и читала книгу, которую ей подарил один незнакомый мужчина на улице. И эту историю помнила Джи. Девочка тогда потерялась в Лондоне, и ее нашел странный мужчина. У него были синие глаза и черные волосы, хотя к тому времени в нескольких местах видно было проблески седины. Он быстро нашел ее маму, Луизу, и подарил Джи книжку. Мама тогда было еще несколько часов потрясена, но девочка долго извинялась перед мамой, что потерялась. А эта книжка была ее самой любимой. Там были написаны странные сказки о волшебниках. В квартире у нее до сих пор где-то лежит старенькая книжечка. И вот, Кларк сидела и читала тогда сказки, а Эрик пробовал ее разговорить, в итоге сам с собой говорил. Именно это фото заставило сейчас улыбнуться семнадцатилетнею Джи. В альбоме было много фотографий, которые напоминали ей о настоящем счастливом детстве. Здесь была фотография и двенадцатилетней Джорджианы с Эмми Вэнс, была и фотография Кларк в Большом зале. На заднем плане даже видно, как Сириус бесится с Джеймсом, а Люпин читает очередную книгу. Питер же доедал последнюю куриную ножку. Дальше были фотографии, сделанные этим летом. Джи не могла не заметить, что она сильно изменилась за эти года. Тогда это была пухлая славная девчушка, любящая слушать музыку и читать волшебные сказки, а на этих фотографиях светилась тощая и бледная девушка, которая часто можно заметить с сигаретой и с темными кругами под глазами. И что же увидел Сириус в ней? Джорджиана закрыла альбом и тяжело выдохнула. «Моя голова — чудовищное место. И я не знаю, сколько еще выдержу» — пронеслось в голове у шатенки, а тогда она перевела свой взгляд за холодный зимний пейзаж. Сириус же сейчас сидел в Больничном крыле в обществе своих лучших друзей и рассказывал все. Он не хранил тайн ни от Джеймса, ни от Ремуса, ни от Питера. Кулаки сжимались сами по себе, и костяшки были белые, как мел, но парень не замечал. — Так поцелуй ее просто в Большом зале! — предложил Джим, не желая смотреть на то, как Сириус убивается из-за какой-то девчонки. — Ага, почему же ты Эванс так не уломал? Бегал за Рыжиком сколько лет? Нет, Кларк меня убьет. И тогда точно будет конец. — Поговори с ней еще раз, — сказал Люпин, закинув в рот шоколадную лягушку. — Сколько еще говорить, Лунатик? — Скоро каникулы. Я так понял, ты вместе с ней будешь. Так вот, используй это время, как катализатор. А пока ничего не делай, лучше извинись просто. — Питер, как ни странно, сказал мудрую вещь. И Бродяга признал, что пока это лучший выход.