Апельсиновый пунш

Палочка Люциуса Малфоя всегда бьёт без промаха, слова заклинаний из его уст всегда звучат чётко и точно, движения всегда уверенны. В этом поединке он сильнее, и соперник даже не будет спорить с этим убеждением. С кончика палочки Пожирателя сорвалось фиолетовое пламя непростительного, осветив мрачным сиянием узкий и искореженный коридор Хогвартса. Его совсем ещё молодой противник в последний момент успел немного увернуться, и заклинание адским огнём обожгло ему грудину и горло, но позволило сердцу биться дальше. Люциус, бледный и немного испуганный, несколько секунд постоял над соперником, словно размышляя над чем-то, а потом поспешно отвернулся и быстрым шагом направился прочь из коридора. На ватных ногах он вышел во двор, в котором армия Хогвартса уже праздновала победу… В тёмном и узком коридоре замка, за спиной у Малфоя-старшего остался лежать на холодном каменном полу в глубокой коме его собственный сын. Драко Малфой отказался переходить на сторону Тёмного Лорда. В голове сильно гудело, все мышцы жгло огнём, а горло саднило от металлического вкуса крови, перед глазами стояла беспросветная темнота. Малфой-младший хотел было подать голос, но обожённые губы и язык смогли издать только мучительно-тихий стон. В воспалённом мозгу цветными пятнами закружились воспоминания, вызывающие боль и тошноту, стон стал протяжнее и громче. — Тише, мистер Малфой, всё хорошо, тише, — мадам Помфри подбежала к его койке и умело поправила повязку на глазах. — Мисс Грейнджер, Гермиона, присмотри за ним, я должна отправиться в больницу святого Мунго. — Хорошо, мадам. Кто б сомневался, что после войны она будет помогать в госпитале, эта Грейнджер с вечной тягой к спасению страждущих. Когда-то Драко был бы совершенно точно против её помощи, но сейчас ему было всё равно, жгучая боль вытеснила все чувства. Тёплые руки коснулись его щёк, Драко хотел было из гордости прогнать Гермиону, но мог только недовольно промычать что-то и дёрнуться. Это движение причинило его телу острую боль и осознание того, что… да, мантикора подери, он не чувствует ног! Парень ещё сильнее забился на хлипкой койке, силясь поднять руки, чтобы коснуться ног, но тело вовсе не слушалось его. — Слизеринский принц, — сквозь пелену отчаянья услышал он насмешливый голос Панси, а потом и смех части его «свиты». Это заставило парня успокоиться и как можно более «аристократично и важно» застыть на койке. — Помолчала бы, — Драко поморщился, не хватало, чтобы Грейнджер за него вступалась. — Тебе ещё не сказали, что Люциус отрекся от него, а все деньги и Малфой-Мэнор передал каким-то там дальним родственникам? — Пошла к чёрту, Панси, иначе, клянусь Мерлином, Авады тебе не избежать. Или тебе ещё не сказали, — через силу прошипел Малфой, превозмогая донельзя болезненную пульсацию в гортани, — что мне не впервой убивать? Слизеринцы что-то ещё неразборчиво пробормотали, а потом уползли кодлом вероломныx змей под предводительством Паркинсон. Уже через пару дней Драко знал всё. Хогвартс победил, все пожиратели в Азкабане ждут суда, а их дети пребывают под «домашним арестом» в школе. Конечно, ребят тоже следовало перевести в Азкабан до выяснения обстоятельств и их причастия к Волан-де-Морту, но директор Снейп (чертову Летучую Мышь даже яд Нагайны не взял) настоял на том, чтобы оставить детей в замке. Всё, что говорила Панси о его отце, — правда, а сам он, Драко Малфой (?), теперь не только нищий и безродный, а и инвалид. Заклинание, выпущенное его отцом, парализовало ноги и лишило его зрения. Теперь гордый слизеринец ничегошеньки не может сам сделать, его вторым «я» стала сиделка — чёртова Грейнджер. — Когда же ты избавишь меня от себя? — Драко опять мог говорить почти без боли, правда, по-прежнему очень тихо. — Я тоже рада тебя видеть, Хорёк. Что ж, это, наверное, станет их ритуальным приветствием. Гермиона все дни напролёт ухаживает за своим врагом. Нет, он, конечно, ещё в средине войны, после смерти Нарциссы, окончательно перешёл на сторону Хогвартса и перебил не одну дюжину Пожирателей, но… Называть Малфоя «врагом» у гриффиндорки, похоже, вошло в привычку. А, может, Гермиона всё ещё не могла ему простить, что ту, первую половину войны, он был за Волан-де-Морта. После битвы Снейп взял работу по восстановлению школы и магического мира в свои руки, тщательно распределив работу между студентами и преподавателями. Славный Гарри-Который-Опять-Не-Подох восстанавливал вместе с Рыжим западное крыло, Невил трудился на вокзале… Гермиону же (как и большинство хрупких низкорослых девушек) директор откомандировал к мадам Помфри, чтобы они выполняли роли сиделок. Грейнджер была за, ведь помогать страждущим героям — это очень благородное дело, тем более что ещё полторы недели назад она сражалась с каждым спиной к спине. Поппи страшно обрадовалась её приxоду, ведь знала, что девушка отлично владеет врачебными чарами. Помнится, она даже советовала ей стать доктором, но Гермиона отказалась, давно решив, что будет работать в Министерстве Магии, продолжая своё правое дело в отрасли освобождения магических существ. — Вы будете ухаживать за мистером Малфоем. Я знаю о вашей неприязни, но этот парень один из сложнейших наших пациентов, я могу доверить его только вам, мисс. Тем более, что он пожертвовал всем, что имел, ради нашей армии. «Герой войны Драко Малфой» — звучит крайне нелепо. А уж «Инвалид войны Драко Малфой» того чуднее, но это так — принц Слизерина был ослеплен и парализован заклятием собственного отца. Гермиона осторожно отворила дверь в маленькую каморку и осеклась. Драко и вправду выглядел ужасно. И так светлая кожа Малфоя, казалось, стала прозрачной, как лёд, обнажая фиолетово-синие узоры вен, презрительно блестящие в былые времена, глаза были перемотаны чистыми бинтами (Небо, а повязка-то под цвет кожи), губы сожжены, кожа на них висела жуткими лоскутами, язык распух и был немного высунут наружу. Что уже говорить о ссадинах и ранах? А как он исхудал… Гермионе стало так жаль парня, что она, воспользовавшись тем, что он всё ещё был без сознания, села на край кровати и погладила его по волосам, после провела тонким пальцем по ужасно глубокому порезу на скуле и почти по-матерински улыбнулась и прошептала: — Всё образуется, Малфой, всё образуется. Вот и сейчас она стоит у постели своего врага (а врага ли?) и меняет повязку на его глазах. Они так схожи с кукольными, что это пугает: расширенные пустые зрачки, серая радужка с едва заметными голубоватыми крапинками, в которой словно в стекле отражается лохматая голова Гермионы и маленькая часть палаты. — Что ты медлишь, гриффиндорка? - боясь повторять страшное "грязнокровка" после войны, Драко плевался просто безобидным факультетом — Заткнись, Малфой. Никакой благодарности. А впрочем, да, пора прекращать пялиться в невидящие глаза и закончить перевязку. Тем более, сегодня у них очень много дел. — Ой, — Мерлин-знает-сколько-не-бритая щека оцарапала всё ещё нежную кожу девушки. — Эм, Малфой, может… я помогу тебе побриться? Драко словно против воли поднял руку и коснулся щеки. Ему захотелось залиться в истерично-громком хохоте. Как же он жалок, Панси была права, жалкий и ничтожный. Он теперь не в состоянии ни встать, чтобы взять палочку (или, на худой конец, бритву), ни сбрить эту чёртову щетину, не рискуя изрезать и так изувеченную щёку или выколоть глаз. — Это тебя не касается, Грейнджер. Я же теперь тоже в фан-клубе Дамблдора, вот и бороду себе такую же отпущу, — горькая усмешка тронула губы парня. Он всегда тщательно брился, каждое, Мерлин его, утро, потому что терпеть не мог бороды, а теперь… Гермиона видит его ярость, замечает, как он судорожно сжал простынь в кулаках и стиснул зубы. Всегда независимый и надменный Малфой теперь всеми брошен и беспомощен. Это его выводит из себя. Гермиона клянется, что если бы Драко мог видеть, то непременно швырнул бы в неё стаканом с водой, который стоял на тумбе всего в паре дюймов от блондинистой макушки. — Ладно, Малфой, — девушка поспешила поменять тему. — У меня для тебя есть хорошая новость: мадам Помфри разрешила тебе сегодня погулять. Погулять. Конечно, хорошо было бы пройтись под тёплым майским солнцем, любуясь на синее небо, на шёлк травы, щекочущей ноги, на нежные полевые цветы… От этих простых воспоминаний в груди Драко защемило. Ему, конечно, не впервой терять что-то важное и строить жизнь заново. Малфой помнил, как слепо восхищался сильным и властным отцом, как старался копировать каждый его взгляд, шаг, дыхание, как презирал изнеженную и слабовольную, как тогда казалось, мать. Помнил, как в нём проснулась тщательно скрываемая жалость, совесть и, о ужас, сострадание, как изнеженность и слабовольность Нарциссы обернулись ранимой хрупкостью и нежной любовью. Тогда впервые Драко усомнился в верности отцовских учений. Помнил он и как их семья оказалась на самом Пожирательском дне, что он опять начал отрекаться от самосознания ради семьи — ради одобрения отца и защиты матери. Но стать прежним он уже не мог, например, «аваднуть» беззащитного Альбуса. Ему стало до слёз жалко старика, и это «жалко» перевесило «должен убить». Когда началась война, парень тайно защищал приспешников Гарри Поттера. А уж когда Малфой-младший стал свидетелем всех тех пыток и криков ни в чём не повинных полу- и грязнокровок, его мир дал трещину. После смерти Нарциссы вторая трещина, более глубокая, полоснула убеждения парня. Последней же каплей стал профессор Снейп, который, как оказалось, почти двадцать лет был агентом Дамблдора, защитником Гарри и злейшим врагом Тёмного Лорда. Мир Драко Малфоя рассыпался на молекулы, обнажая его настоящую сущность, прятавшуюся много лет за маской Люциуса. Малфой почти половину войны спиной к спине сражался с Гарри, мать его, Поттером. И если бы они не причинили друг другу так много обид, то, кажется, смогли бы подружиться. Но это не совсем важно, ведь Драко научился быть собой, а не своим отцом, отбросив в строну все запреты, культы крови и фамилий, презрение к миру… Но теперь ему опять предстоит учиться жить! В полной темноте, без ног, без семьи. Нет! Это слишком. — Погулять, — передразнил он Грейнджер. — Если ты забыла, то я слепой и у меня парализованы ноги. Хотя нет, стой, тебе просто нравится, что ты теперь точно лучше меня? Да, нравится, что я инвалид? Все предубеждения о крови отброшены, но отчего-то перестать подтрунивать, обзывать и унижать Грейнджер он не может. Наверное, потому, что Малфой, потеряв абсолютно всё, отчаянно хотел, сохранить что-то от той, беззаботной, жизни. Что ж, пусть этим что-то будут перепалки с Грейнджер. — Я не говорила этого, Малфой, — вспыхнула девушка. — И вообще, почему ты строишь из себя что-то? Думаешь, ты тут самый бедный-несчастный? Мерзкий неблагодарный трус и прихвостень Волан-де-Морта, решивший, что он и его «заслуги» что-то вообще значат в этом мире! В одну секунду вся ярость испарилась, и девушка в ужасе закусила губу. О, да, она попала в самую цель, в центр его раны, выбила тысячу очков из ста на мишени. Лицо слизеринца, покрывшееся в миг лихорадочными пятнами, перекосила кривая усмешка, а ногти до крови впились в ладони. Но он Малфой, всё ещё Малфой, а значит, он не потеряет контроль. — Так вот какого ты мнения обо мне на самом деле, Гермиона, — холодности и отрешенности его голоса сейчас бы могли позавидовать Северус и Люциус вместе взятые. Девушка отшатнулась, словно от удара. Её имя (Малфой, кажется, вообще впервые назвал её по имени), произнесённое с таким ледяным спокойствием, ранило сильнее всех проклятий и ругательств. — Малфой, я… — Не нужно оправдываться, уходи. Я попрошу мадам Помфри избавить тебя от столь мерзких и неприятных забот, — голос всё ещё спокоен, но в нём уже проскакивала горечь. — Я правда не подумала, что... — Гермиона опять пыталась что-либо пролепетать в своё оправдание. — Я сказал уходи, — прошипел Драко, отчеканив каждое слово. Девушка ещё с секунду постояла, а после пулей вылетела из палаты, давясь слезами. Она была зла на себя, очень зла. Как можно было опуститься до несправедливых обвинений, ударить в самое больное и потревожить гниющую и кровоточащую рану? За пеленой слёз она не видела коридоров и лестниц, и не заметила, как налетела на двух парней, идущих к кабинету директора, чтобы уточнить некоторые детали реконструкции. — Эй, Гермиона, о Мерлин, что случилось? — Гарри крепко обвил её плечи и прижал рыдающую девушку к себе. — Драко, я… — Чёртов Малфой что-то сделал тебе? Я его убью! — лицо Рона покраснело, как переспевший помидор. Что ж, может пары из них и не вышло, но Рон как верный друг всегда был рядом. Девушка покачала головой и опять прижалась к груди Поттера, всхлипывая. — Это… я, всё я… Парни постелили возле стены (благо, коридор находился в аварийном состоянии и по нему никто особо не шастал) свои мантии и умостились на них, усадив девушку между собой. — Да что случилось, расскажи уже? — Я ужасна, ребята, просто ужасна, отвратительна! — её слова прерывали редкие и короткие всхлипы. — Я обозвала его и… — Обозвала? Всего лишь? Можно подумать, впервые, — засмеялся было Рон, но тут же замолчал под строгим взглядом Гарри. — Что ты ему сказала, — Поттер поглаживал её плечи и говорил мягко, успокаивающе и тихо-тихо. Он всегда умел находить подход к людям. — Что… что он трус и прихвостень Волан-де-Морта, что он и его дела… ничего не значат, — слёзы опять потекли по её щекам. Тут уж и Рон должен был признать, что Гермиона поступила слишком жестоко. Уизли восхищался тем, как Малфой отважно воевал, как он открыл миру себя, как он мужественно переносил войну. До сих пор он чётко видит Драко Малфоя перед последней битвой. Вот Хагрид несёт на руках бездыханное тело Гарри, и воздух пронизывает крик Джинни, а после ещё кого-то. Невыносимый страх сковал тело, острая боль пронзила мозг и лишь тёплая ладонь Лаванды на предплечье держала Рона на ногах. Хотелось просто упасть в пыль, стать ею, смешаться с землёй. Гарри… Волан-де-Морт торжествовал, кривил рожи и заливисто смеялся, призывая подчиниться ему. Пожиратели торжествовали, улюлюкали и не менее противно хохотали. — Драко, — Люциус властно и немного испуганно позвал сына. Странно, разве он никогда не видел, что сын давно стоит бок о бок с армией Хогвартса? — Да, Драко, мы ждём, — слащаво позвал Тёмный Лорд. Но глаза Малфоя-младшего были и смотрели на отца с невыносимой тоской. — Нет. — Что ты сказал, Драко, мы, верно, ослышались? — Лорд театрально закатил глаза, а потом опять уставился на блондина. — Прости отец… Люциус хотел было что-то сказать, но в этот момент Гарри очнулся (ах ты, очкарик, получишь ещё за такие шутки), и грянула битва. Рон точно знал, что сейчас два Малфоя сойдутся в поединке, и мысленно пожелал младшему удачи. — Свари ему апельсиновый пунш и извинись, — из воспоминаний Рона вытащил голос Гарри, — ты и вправду поступила эм… не очень хорошо. Но Драко сейчас не такой мерзавец, я думаю, он простит тебя. — Гарри, чёрт, ты таки заметил? Да? Ты гений, точно! — Рон радовался, как ребёнок, и просто беспорядочно выкрикивал свои мысли. — Что? Пунш? Зачем? Я не понимаю о чём вы, — от шока Гермиона успокоилась. — Понимаешь, я долгое время жил у Уизли и заметил… — Мы, когда сильно кого-то обижаем, варим самый обычный апельсиновый пунш, несём его обиженному и извиняемся, — перебил Поттера Уизли. — Апельсины, они, как солнце, разгоняют тучи обиды. Гермиона не очень поняла про солнца-апельсины, но идея ей однозначно понравилась, она улыбнулась и подняла глаза на Уизли: — Рон, подскажешь, что нужно для его приготовления? Рон с готовностью кивнул, и заливистый смех золотого трио прокатился по коридору. На следующий день Гермиона мялась под дверью палаты Малфоя, не решаясь никак войти. В ладонях она сжимала небольшой красивый кувшинчик, украшенный причудливыми глиняными цветами. Внутри сосуда плескался напиток приятного светло-оранжевого цвета с нежным запахом апельсина, корицы и мёда. Этот кувшин Джинни подарила ей на прошлый день рождения, пожелав, чтобы удача всегда сопутствовала ей. А удача сейчас девушке очень пригодится. Гермионе было стыдно входить, но она собралась с мыслями и, посчитав до трёх, вошла в комнатушку. Драко уже проснулся и старательно изучал тонкими аристократическими пальцами шрифт для слепых магов. Услышав скрип двери, парень оторвался от своего занятия и поднял голову. — Малфой, это я, — осмелилась пискнуть она. — Забыла что-то сказать вчера, гриффиндорка? — тонкие губы парня скривились в усмешке. Гостья тяжело вздохнула и лёгкими шагами приблизилась к койке и несмело присела на краешек. Драко уловил тонкий запах апельсинов, который смешался с ароматом одуванчиков и мелиссы — запахом Грейнджер. — Малф… Драко, — девушка немного порозовела от смущения, — я не думаю о тебе так, как сказала вчера. Правда. Я была просто очень зла, вот и несла всякую чепуху. Малфой отметил, что у него уже начинают обостряться чувства. Вот уже он чувствует в воздухе запах грецких орехов — так почему-то пахнет мантия Гермионы, а волосы у неё пахнут травяным шампунем. Кроме запахов в воздухе летают звуки — голоса птиц (Драко клянется себе, что различает как минимум пять разных звучаний), шумные голоса рабочих (он почти чётко слышит каждую их фразу, различает, что среди той бригады больше парней и все они не младше пятого курса). А совсем рядом дышит и говорит Грейнджер. В её голосе так много разных тембров, а дыхание так взволнованно. Драко не слушает её слова, он и так знает, что Грейнджер очень сожалеет и что вчера она просто вспылила (хотя, по правде говоря, сделала ему очень больно) и то, что она всю ночь предавалась самобичеванию. Сейчас Малфой прислушивается к своему телу и удивляется его метаморфозам. —…и в знак примирения позволь угостить тебя апельсиновым пуншем. Я сама его сварила, — закончила свою тираду Гермиона. — Я надеюсь, ты не подлила туда никакого яда, грифиндорка, — Драко не мог не сострить. Девушка налила в стакан немного оранжевой жидкости, проигнорировав колкость. Она, обрадованная тем, что Малфой так легко простил её и даже почти не плевался ядовитыми шуточками, бездумно протянула парню стакан, не потрудившись проследить, чтобы он коснулся его холодной части. — Ай! — Драко разжал ладонь и пролил на себя горячий пунш. — О Мерлин, я должен был догадаться, что здесь будет какая-то ловушка! Девушка бросилась к нему и с помощью заклинания постаралась утихомирить боль от ожогов. — Прости, прости, Малфой, я не хотела… — парень знал, что сейчас она жутко смущена, на её скулах и носу играет алая краска, а ещё она немного закусила губу. — Успокойся, Грейнджер, это не так уж и больно, — отпрянул Драко, когда маленькие ладошки коснулись его груди. — Извини, но я должна осмотреть ожоги. — Так хочешь увидеть парня без рубашки? — Малфой насмешливо тянул гласные, заставляя даже уши Гермионы залиться краской. — Ой, было бы там что-то интересное, — смущённо пробормотала Грейнджер и, убрав пятна с одежды Драко и пододеяльника, поспешила убежать. «Нет, Гермиона, нет!», — девушка упала на кровать в своей комнате и зарылась лицом в подушки. Она ненавидила Малфоя вплоть до пятого курса, ведь он был, откровенно говоря, тем ещё скотом. Интерес девушки к Драко проснулся тогда, когда она увидела, как он кормит на одной из улиц Хогсмита бездомного щенка. Лицо у Малфоя было тогда таким спокойным, а уголки губ были приподняты в почти нежной улыбке, таким она не видела Драко Малфоя никогда. Не сказать, что эта мелочь полностью перевернула мнение Гермионы о Малфое, но именно с того дня она начала замечать его маленькие, совсем-совсем крошечные, плюсы. С того дня просветлённое лицо и нежная улыбка Малфоя засели в памяти Гермионы. Но когда Малфой принял метку и едва не убил Дамблдора, ненависть проснулась в ней с новой силой: «Малфои — трусы и предатели. Это не меняется!». Но она ошиблась. Именно Драко не выдал их в Мэноре, именно он выпустил "Золотое трио" из фамильной темницы, именно он первым перешёл на сторону Хогвартса, самоотверженно исправляя ошибки прошлого. Тогда Грейнджер вновь задалась вопросом: «А может, не такой уж он плохой?». Теперь она твёрдо может сказать, что Драко Малфой стал совершенно другим человеком, и этот «другой» ей определённо, о Мерлин, нравится. Да только, как бы ни было хорошо лежать в кровати, предаваясь размышлениям, но Грейнджер должна была подняться и возвратиться к своему больному. Необходимо, всё таки, поменять ему повязку на глазах и наконец-то выгулять. Не зря же Снейп выписал для него инвалидную коляску. — Наконец-то ты вернулась, Грейнджер, — громко поприветствовал вновь вошедшую в палату волшебницу Малфой. — Я наконец-таки получу свой примирительный пунш? Девушка улыбнулась и вновь протянула парню стакан с оранжевым напитком: — Прости, он остыл. А Грейнджер, оказывается, не только зелья варить умеет. Даже остывшим и безалкогольным (а Драко так надеялся хотя бы на капельку огневиски) пунш был очень вкусным. Первый глоток наполнял рот сладостью апельсина и тёрпкостью корицы, но в долю секунды этот вкус заменялся бодрящим послевкусием чёрного чая, гвоздики и мёда. — Хм, я думал, будет хуже. — Заткнись, Хорёк, — Гермиона немного обижено надула губы. — Подожди минуту, я сейчас вернусь. «А Рон всё-таки оказался прав. Апельсины действительно маленькие солнца и они способны разогнать тучи неприязни и обиды», — пронеслось в голове у девушки, когда она затаскивала в палату инвалидную коляску. — Ну, что, пошли гулять? Снейп тут коляску прику… — начала было Грейнджер нежно-заботливым тоном, но быстро умолкла, увидев, как вмиг изменилось лицо парня. Ещё минуту назад по этому лицу скакали озорные лучики, а сейчас казалось, оно опять укрылось тучами. Апельсины разогнали облака ненадолго. — Малфой… — Убирайся! Вместе со своей коляской! Прочь! — Драко не мог сдержать эмоций. Инвалид… Он чёртов инвалид, и этого не изменить. На нём поставили крест, приписали к кучке изувеченных ветеранов и рады, а ему всего-то исполнилось восемнадцать, он хотел закончить после войны седьмой курс, найти хорошую работу, жениться. Они даже не пытаются дать ему каких-то зелий, чтобы убрать эффект отцовского заклинания. Инвалид! Вся его жизнь теперь недоразумение, как и он сам. И Грейнджер опять бьёт по больному. Ещё минуту назад он чувствовал себя с ней на равных, они оба смеялись и шутили, а теперь она привозит сюда коляску и голосом заботливой нянечки-наседки показывает своё превосходство. Он, Малфой, просто её подопечный, который всегда на несколько ступеней будет ниже неё. И все эти шутки, пререкания, примирительный пунш… Просто дань его инвалидности и жалость. Зачем тогда было варить «примирительный напиток» и приходить извиняться? Снейп купил ему колясочку. Как трогательно! Ведь теперь Драко не только инвалид, а и нищий и бездомный. О, а ещё от него отец отказался! — Ты оглохла, что ли, убирайся! Иначе, клянусь Мерлином, тебе не поздоровится! — он опять шипел, словно змея. Грейнджер выскочила в коридор и тихо всхлипнула. Ну за что он так с ней? Она же старается заботиться о нём, ухаживает, как за родным, чтобы хотя бы немного облегчить боль от потери семьи, а он… И парень знает, что он несправедлив к девушке, знает, что очень обижает Грейнджер, причём несправедливо, но любое воспоминание из её уст о его неполноценности вызывает в нём бурю, и буря эта сметает всё на своём пути. Драко обессиленно швыряет куда-то подушку, и молит Небо, чтобы в ближайшие пару часов никто не потревожил его покой.