Илья и Женя. Начало.

Так странно, очень странно вдруг понимать, что что-то в душе и в сердце начинает меняться. Казалось бы, в жизни всё чётко и определенно, всё идет своим чередом, но вдруг происходит что-то, что заставляет потерять покой. Именно это и случилось как-то вдруг с Евгенией Павловной Королёвой. По началу новый зав.отделением вызывал у нее одно лишь раздражение, порой граничащее даже с ненавистью, и на все его замечания всё её существо реагировало стойким желанием запустить в Илью Анатольевича Соколова чем-нибудь тяжелым. Постепенно всё же она стала замечать, что на место раздражения приходит какое-то другое, доброе чувство, да и он как-то по-иному стал смотреть на нее и разговаривать с ней. Она боролась с собой, не позволяя тянуться ввысь тому ростку, который проклюнулся у нее в сердце, и всячески пыталась уверить себя, что это просто блажь, что всё скоро пройдет и что у неё есть Степан, которого она любит и который любит ее. Она держалась изо всех сил и сопротивлялась до последнего. Когда громом среди ясного неба прогремело воочию увиденное ею обстоятельство, Женя не знала, как ей дальше быть. Казалось, что всё крепкое и надёжное в этом мире растворилось, рассыпалось на мелкие осколки, но она не могла себе позволить показать свою слабость. Она держалась на пределе своих возможностей, но не потеряв лица, твердо сказала мужу, что он может быть свободен и на развод она подаст сама. Женя с головой окунулась в работу, если вообще можно было занырнуть туда еще глубже, чем она уже нырнула. Обида от того, что ее предали, росла вопреки ее воле и затмевала собой все остальные чувства в сердце. В конце концов больше не осталось никаких сил, только желание впасть в кому и проснуться, когда всё закончится. Оказавшись поздно вечером в ординаторской в полном одиночестве, Женя отпустила тормоза. Слезы полились градом и она была рада этому, потому что с каждой слезинкой становилось чуточку легче дышать. Войдя в ординаторскую в поисках Евгении Павловны, зав.отделением был, мягко говоря, удивлен представшей перед его глазами картиной. Мгновенно у него возникло стойкое желание подлететь к женщине и прижать ее к себе так крепко, чтобы все ее беды вмиг исчезли. Илье было больно видеть ее такой несчастной, ведь уже которую неделю он ловил себя на том, что молча любуется ею исподтишка и уже не может так же резко и безапелляционно отчитывать ее за какие-то вольности и действия не по инструкции. Она проникала в его сердце не спросясь, бесцеремонно, а он не мог — да и не хотел — ничего с этим поделать. Последним ударом, разбившим остатки стены, которую выстроил Илья вокруг своего сердца после измены Ланы, стало появление Евгении Павловны на работе в совершенно новом образе. В тот день буквально все, что называется, «подбирали челюсть с пола» от того, насколько она была красива. Илья Анатольевич не стал исключением. Да, несомненно, даже видя Евгению Павловну только в больничной пижаме, он сразу же отметил что она исключительно красива от кончиков волос до кончиков пальцев, но в тот особенный день он просто потерял дар речи. Когда все вокруг сыпали комплиментами, он смог лишь окинуть ее взглядом с головы до пят. Потом, конечно, он корил себя за это, потому что заметил, как она переменилась в лице от этого его оценивающего жеста, поэтому вечером он поспешил всё исправить, отдав должное красоте этой женщины. Наградой ему была самая светлая ее улыбка, исходящая из глубины сердца, и лукавый игривый взгляд. Тогда эта улыбка дала ему крошечную надежду, что его неумолимо растущее чувство может оказаться взаимным. И вот теперь эта улыбка была начисто стерта с — чего уж там скрывать — любимого лица, и Илья никак не мог позволить себе просто пройти мимо. Присев по другую сторону стола, он попытался поднять Жене настроение шуткой, но попытка потерпела фиаско. Просто сидеть и смотреть, как она безуспешно пытается остановить нахлынувшие рыдания и одновременно борется с чувством стыда, что он застал ее в слезах, Илья больше не мог. Он подошел к ней, чуть склонился, и вот уже ладони сами потянулись к ее лицу, а пальцы стали нежно поглаживать мокрые щеки в такт тихим, нежным уверениям, что всё будет хорошо. Лишь только руки Ильи коснулись Жениных щек, по ее телу будто пронесся разряд тока. В ту же секунду, когда их глаза встретились, они поняли друг друга безошибочно. Вся Женина беда была моментально отброшена на второй, да даже на десятый план. На первом же оказалось уже буйным цветом цветущее то новое чувство, которое она прятала даже от самой себя. Когда губы Ильи коснулись ее собственных, это было похоже на глоток воздуха после долгого нахождения под водой. Она жадно хватала его губы, а руки ее гладили его по волосам. Женя понимала, что сегодня она неизбежно утонет, но не в омуте горя и одиночества, а в любви и блаженстве. Когда Женя ответила на поцелуй с тем же жаром, какой бушевал внутри него самого, Илья ощутил себя на седьмом небе. Ее губы, чуть соленые от пролитых слез, казались ему божественным нектаром. Как же долго, как долго он хотел коснуться их, ощутить их мягкость, почувствовать их вкус! И теперь вот эти губы полностью в его власти. Или он во власти этих губ? Да какая разница! Здесь и сейчас они принадлежали друг другу. Они оба забыли обо всем на свете, потому что всё на свете, кроме них двоих, сгинуло в небытие. Илья мысленно поблагодарил провидение, что в этот день на Жене был халат с застёжкой-молнией, потому что иначе пуговицы пришлось бы потом искать по всей ординаторской. Не размыкая губ, они избавились от верхней половины одежды, и когда их тела соприкоснулись кожей, им показалось, что взорвалась маленькая атомная бомба — настолько сильно было их взаимное влечение и желание обладать друг другом. Они шептали друг другу нежные слова и как заклинания повторяли ласковые имена друг друга, бережно, шепотом, боясь, что это сон и они сейчас проснутся. Добравшись до дивана, Илья на секунду оторвался от Жени, чтобы запереть дверь. Снова повернув к ней лицо, он увидел, как по ее щекам текут новые слезы: — Женечка, милая, что с тобой? — он боялся, что вот сейчас она заставит себя остановиться, убедит себя, что это просто сиюминутный порыв, хотя он видел в каждом ее жесте, слышал в каждом вздохе и видел в свете глаз, что она не хочет останавливаться. — Ничего, Илюш... Всё хорошо... Просто иди сюда... — она улыбнулась сквозь слезы и протянула к нему руку. Илья не заставил себя ждать и, тут же оказавшись возле нее, принялся покрывать поцелуями каждый сантиметр на ее лице, не оставляя без внимания ни единую клеточку и при этом продолжая шептать нежные слова. Женя была счастлива. Еще никто и никогда не целовал и не касался ее так, как это делал Илья. В его прикосновениях было что-то особенное, изысканно нежное, наполненное любовью. Его поцелуи, такие мягкие и ласковые, были похожи.... да ни на что они не были похожи!!! Но одно она знала наверняка, чувствовала всем сердцем — они исцеляют, врачуют, заживляют раны и дарят жизнь. И дают надежду, что ее чувство, которому она боялась дать волю, всё-таки окажется взаимным. Их ангелы-хранители в эту ночь сберегли их покой и сделали так, что новых поступлений, равно как и старых осложнений, не было. Илья проснулся первым и, чуть приподнявшись на локте, лежал рядом с Женей и разглядывал ее лицо, руки, шею, стараясь запомнить каждый изгиб, каждую родинку, каждую особенность. Не в силах сдержать неумолимое желание коснуться ее кожи, он принялся нежно, чуть касаясь, гладить ее руки, обводить линию ключицы, шеи, скулы. Женя улыбнулась сквозь сон и, не удержавшись, Илья поцеловал ее в улыбку, затем переместился на щеку и постепенно стал продвигаться к шее, которую Женя, испытывая доселе неведомое ей блаженство, подставляла его мягким, теплым, ласковым губам. С сожалением осознав, что уже наступило утро и начался новый рабочий день, Илья встал и, собрав разбросанную вокруг одежду, снова облачился во врача, но глаза по-прежнему выдавали счастливого влюбленного. Еще более счастливым его делала картина перед его глазами — совершенно спокойная, утомленная любовью и счастливая любимая женщина на диване под пледом, еще хранившим и его тепло. Такая красивая, что хотелось глядеть на нее вечно! Женя вдруг начала смущаться, путаться в «ты» и «вы», а Илья только счастливо улыбался — его забавляло это ее девчоночье смущение. Потом она зачем-то сказала, что им нужно всё это забыть, но Илья ни на секунду не расстроился от этих ее слов, потому что всё ее тело и — самое главное — ее глаза говорили ему, что она ни за что на свете не согласится забыть. Поэтому в ответ он только наклонился к ее губам и провел дорожку из поцелуев по ее красивой длинной шее, которую она даже и не думала прятать. Кого она обманывала? Она прекрасно знала сама, что лукавит, говоря, что им нужно забыть эту ночь. И так же лукавил Илья, когда, насилу оторвав губы от Жениной бархатной кожи, пообещал ей всё же постараться. Он вышел из ординаторской, еще раз взглянув на нее и забрав с собой ее образ: утомленная, со счастливой улыбкой на лице и разбросанными по подушке спутанными локонами. Она задумчиво села на диване, придерживая плед, но вопреки всем тревогам, Женя почему-то была уверена, что именно этот мужчина станет ее судьбой.