Дай мне силы подняться

      Драко даже не потрудился попробовать выглядеть спокойным, не пытался делать вид, что идет — он бежал. Его не волновала широкая улыбка на его лице, ему было все равно, если он не выглядел достойно, неправильно, или выглядел отчаявшимся, потому что он был действительно в отчаянии… точнее, умирающим. Это будет более подходящим словом. Он умирал от желания снова увидеть Гермиону, прикоснуться к ней ещё один раз, убедиться, что она не иллюзия, не плод его воображения, что не исчезнет словно туман; желал снова услышать её голос. Но больше всего он умирал от желания снова держать её в своих руках, желал успокоить её, убрать её боль и превратить её кошмары в самые сладкие мечты. Умирал от желания поцеловать её губы, чтобы стереть все воспоминания об Уизли, чтобы она знала, что у неё есть он. Чтобы успокоить её, заняться с ней любовью, обнять её и никогда не отпускать, увезти её подальше… подальше от этих ужасов, подальше от её печали, боли, темноты… Так далеко, чтобы она забыла об этом, и никогда больше не оглядывалась назад. Существует ли эмоция, которой он мог описать свои чувства к ней? Чувство собственности, столь разрушительное и сильное, что задевало глубины его души; чувство покровительства, что заставляло его хотеть забрать её и не оглядываться назад. Чувства чистые, смиренные. Страсть. Желания, которые с такой легкостью растопили его льды. Чувство надежды, когда он увидел её со Скорпиусом, надеясь, что, возможно, она полюбит его как своего собственного. И в тот момент Драко Малфой знал… Гермиона Грейнджер принадлежала ему. Она принадлежала ему, как дождь облакам и как трава земле. Настолько чистой и элементарной, настолько магической была их связь, что сама энергия подталкивала их друг к другу, когда они были рядом. Они были предначертаны друг другу. Каждое его действие, каждая мысль, каждое мгновение приводило его к этому месту… месту осознания, где он понял, что у него никогда не будет другой женщины. Он никогда не сможет прикоснуться к другой женщине, никогда не полюбит другую женщину… Возможно, он её ещё не любит, возможно, недостаточно её знает, но Драко знал, что Гермиона принадлежит ему. Но ничто в мире не могло подготовить его к тому, что он увидел дальше… На протяжении многих лет Драко Малфой — чистокровный принц — ненавидел шавку Рона Уизли. Из-за его рыжих волос, веснушек, отсутствия денег, выбора друзей. Он был гриффиндорцем, отстойно играл в квиддич, и список его «достижений» был бесконечным. Но ничто… ничто когда-либо не вызывало в нём такую смертельную ярость, как когда он увидел, что Рон сделал с Гермионой. Его Гермионой. Если бы стены палаты не подавляли магию, то они бы рухнули к его ногам. Он хотел гневаться на небеса, хотел кричать и проклинать. Хотел отомстить… Гермиона лежала неподвижно, если бы вы не видели её дыхание, то подумали бы, что она мертва. Глаза пустые и затуманенные, а всегда живые волосы стали тусклыми и вялыми. Когда она увидела, как он вошел, то просто посмотрела на него безжизненными глазами, а губы открывались и закрывались, словно она хотела что-то сказать, но не могла. Она выглядела такой хрупкой, на большой кровати; её маленькие руки были покрыты ранами из-за того, что она царапала ногтями стены. Она выглядела воздушной и хрупкой, и Драко боялся, что, если прикоснется к ней, тут же сломает своими пальцами. Её большие карие глаза показывали её уязвимость, как будто она ожидала, что Драко уйдет, что ему станет противно от увиденного, противно от того, кем она стала, противно от того, что сделал Рон… Он подошел ближе, осторожно поднял её ушибленную руку, и взял в свои большие ладони. Нагнувшись, он нежно прикоснулся губами к её избитым косточкам. — Разве ты не позволишь им исцелить себя, милая? — в его голосе слышалась боль, словно ему было трудно говорить. Один взгляд на неё причинял ему боль… Глаза Гермионы округлились в испуге, она задрожала от страха. Драко медленно сел на кровать. Он обращался с ней, как с испуганной ланью… Нежно и медленно… Нежно и медленно… Нежно и медленно… Он приподнял её нежное лицо за подбородок. Его большие руки, теплые и мозолистые, вытирали бессознательные слёзы, которые начали бежать по её щекам, игнорируя её убежище. Он провел пальцами по её лицу — прикосновения лёгкие, как крылья мотылька. Пальцы прошлись по её мягким, податливым губам, затем по несчастному ушибленному носу. Гермиона закрыла глаза. Вздохнув, она расслабилась под его прикосновениями, и впервые за несколько дней почувствовала себя спокойно. Его нежные пальцы продолжали свой путь, проводя по её трепещущим векам и спускаясь к упругим локонам на висках. Как будто он снова хотел запомнить каждую деталь… Солнечный свет освещал её кожу, заставляя даже синяки сиять каким-то эфирным внутренним светом. Свет, который Рон не смог загасить, и чему Драко был безумно счастлив. — Пожалуйста, — его голос был сломан агонией. — Пожалуйста, позволь им исцелить себя. Когда она снова открыла глаза, они наполнились сиюминутным удовольствием. Драко смотрел на неё словно загипнотизированный, и медленно наклонился к ней… Гарри открыл дверь и вошел в палату, неся на руках Скорпиуса. Посадив его на кровать, и игнорируя убийственный взгляд Драко, он направился к выходу. — Твой сын хочет быть рядом с Гермионой, — бросил Гарри, прежде чем закрыть дверь. Гермиона слабо улыбнулась, её глаза отражали то же разочарование. Скорпиус радостно агукнул явно от сладкой соблазнительной страстной атмосферы, подчёркнутой мучениями обоих людей в этой комнате, потом подполз к Гермионе и протянул ей своего плюшевого мишку. Драко ухмыльнулся, на секунду позабыв о потерянном поцелуе. — Это особенный плюшевый мишка Скорпиуса. Он всегда с ним, когда болеет; его подарила ему бабушка. Он, наверное, понял, что ты нуждаешься в некотором утешении, вот почему принес тебе своего особенного Тедди, — Драко гордо улыбнулся сыну. Маленький светловолосый мальчик свернулся рядом с Гермионой калачиком, забрав у неё мишку, а потом взял себе в руки, показывая ей, как нужно укачивать его спать, при этом давая инструкции на своем детском языке. Затем положил ей игрушку на сгиб руки, после чего поцеловал её. Гермиона прижала Скорпиуса к себе и крепко обняла его, вдыхая сладкий запах ребенка и чистую, невинную энергию, которую он излучал. Почувствовав, что это придает ей сил, малыш засмеялся и радостно поцеловал её в губы. Драко фыркнул, бормоча, что Скорпиус определенно Малфой. Оба взрослых рассмеялись, и на несколько мгновений Гермиона потерялась в счастье быть вместе с семьей, забыв о своих мрачных мыслях и кошмарах…