Трещины по хрупкому фарфору

Когда Уилл замечает белую морду и два ярко-алых глаза Кролика, Уилл думает «какого чёрта?»; у него, конечно, не всё гладко со Страной Чудес (бывшая возлюбленная-королева, карточный долг огромной Гусенице и парочка обиженных и обворованных хозяев харчевни), когда Белый Кролик скороговоркой выкладывает «спасти Алису», Уилл сперва не понимает, кто это, а после не понимает, зачем. Спасать Алису на самом деле не сложно: один хук левой, другой – правой и отточенное умение бегать быстро (обязательное в списке умений вора). Алиса находится практически сразу, верит мгновенно, цепляется за влажную от нервов руку. Уилл ожидает от Алисы «спасибо-прощай», возможно, одно дружеское объятье и пожелание чего-нибудь хорошего (никаких денег с друзей, Уилл, никаких); Уилла сомнения уже не терзают – выветриваются с быстрым бегом, но краткая благодарность и прощание за две минуты идеально вписываются в его жизнь, Уилл совсем не рассчитывает (и не желает, если честно) влезать в дело с Анастасией-Красной-Королевой и бедным джином Сайрусом, который благодаря своей благодетели обязательно найдёт приключений. Уиллу всего этого – вечных побегов от королевской стражи, громких речей и обещаний, липовых надежд – не надо. У Уилла – пара награбленных долларов и съестного от силы на два-три дня – даже если хотел бы, не смог бы помочь. У Алисы – липкая сладкая вера по окружности зрачка и надежда на него по периметру туманно-серой радужки. Уиллу хочется вежливо (насколько сможет) отказать ей и отправиться восвояси, только Алиса цепляется за руку и сияет бессрочной верой, и просит жалобно-жалобно. У Уилла сердце не бьётся, но, наверное, остаются рефлексы (это всего лишь рефлексы, ага), потому что он сжимает руку в ответ и обещает помочь (словно верит, что это возможно). Для Алисы всё элементарно – пришёл, прочитал лекцию из сборника «для героев» (ту, что больше смахивает на речь где-то на открытии нового парка) и ушёл вместе с тем, что тебе нужно. Уилл едва не смеётся (без обид, Алиса), потому что Анастасия – умна и хитра, потому что рядом мудрый Джафар, и они – безродный кинутый Анастасией мальчик и официально признанная психически больной девочка – никогда не смогут переиграть их, а играть придётся, если хочешь победить. Алиса лазает по деревьям, делится (не)смешными шутками (с очень сложным и тонким юмором) и улыбается, словно они в Раю (ну, или в Лос-Анджелесе и с деньгами), а не в пресловутой Стране Чудес с мстительной Королевой с любовью к красному и дорогому (не только вину) и древним-древним (что в «плюс», а не в «минус») Джафаром, парочкой слов сворачивающим шеи. Уиллу кажется, что она слишком живая (ошибается), Уиллу, кажется, что они проиграют. Уилл вовсе не надеется на счастливый конец, нет. Уилл надеется, что Алиса успокоится, и он вернётся в свой (очередной временный) дом с украденными ключами и желательно с нормальным составом органов, а не по кусочкам с ярко-алой подписью «от Анастасии». Уиллу хочется её встряхнуть, успокоить; Уилл боится сделать ей больно, она ведь совсем хрустальная, с шаткой психикой и наверняка поехавшими нервами. Алиса – тонкая, сотканная из фарфора и гипюра. Уиллу не хочется бить – придётся склеивать, Уилл сам ставит на себе заплатки – цветастые, яркие, но толку мало. Алиса смеётся, порой плачет, а иногда едва не прыгает с высоких гор; Уилл ни черта не охранник и слишком дорожит своей жизнью, но цепляется, перехватывает за талию и прижимает к себе – боль уйдёт, девочка, станет лучше. Алиса, кажется, не выросла вовсе, потерялась в своих мечтах и воспоминаниях, запуталась в реальностях и снах. Алиса – маленькая потерянная девочка, никак не может найти себя и всё путается в красных с золотом сетях волшебной страны. Уилл не понимает, не видит; Алиса знает – делает правильно, геройствует, выходит на передний план. Алиса знает (верит), что ей счастливый конец будет написан, выведен пером волшебного Автора, что вершит их судьбы. Алиса, глупая маленькая Алиса, совсем-совсем не справляется со своей жизнью, просто не успевает – несколько лет отчаянных вздохов и постоянных «это пройдёт», после – психушка, уколы три раза в день и настойчивый голос врача – Страны Чудес не существует, ты её выдумала, девочка, выдумала. У Алисы – трещины по хрупкому фарфору, что заклеены-разбиты-заклеены (и так снова по кругу), а на бледной-бледной коже шрамы – сливаются с кожей, едва виднеются. Алису нужно склеить, замотать скотчем и оберегать-оберегать-оберегать – увы, некому. Алиса помнит чудный фиолетовый туман, огромную гусеницу и кривую улыбку Чеширского Кота, Алисе совсем не хочется думать, но приходит само – светлые локоны под рубинами, алое платье и светящаяся магия, отобравшая Сайруса. Алиса совсем не хочет думать о последствиях; Алиса хочет Сайруса, словно отобранную любимую игрушку, протягивает тонкие руки и требовательно просит «отдай», шепчет «моё». Она действительно больна, Страна Чудес нещадно калечит маленькую Алису, даря ребёнку сказку, подростку – разбитое сердце. Алисе нужно доказать, что сказка есть, что Страна Чудес жива, что вот она, здесь, рядом, в каждом встречном-поперечном, в каждом жителе; Уилл не смотрит ей в глаза вовсе – больно, лишь шепчет «не надо, Алиса, Страны Чудес нет, ничего не осталось». Страна Чудес умерла, обесцветилась, обратилась ночным кошмаром. Здесь нет места для сказки, лишь для (чужой) боли. Алиса, маленькая картонная девочка, надеется на чудо, на волшебного писателя, что гусиным пером нарисует ей сказку, раскрасит волшебную страну, принесёт счастье на блюдечке, оставив слегка кривую подпись «Алисе». Ей нужен Сайрус, счастье и совсем немного всемирного звания «герой»; Уилл качает головой, цепляется за тонкие длинные пальцы и просит, наверное, впервые за долгое время без сердца: «Остановись, этот путь в никуда, героев нет, слышишь?». Она смеётся, ведёт слишком открытым плечом из-за чуть съехавшего рукава платья, она кружится, тащит его в мир своих безумных фантазий и наклоняется, шепчет на ухо: «Всё хорошо, Уилл, всё будет хорошо». Уилл пальцами впивается в талию и просит «не надо»; Уилл знает – героев нет и сказки тоже, Страна Чудес – жалкие остатки былого величия, регрессивное правление Анастасии, хорошо подпорченная детская сказка. Пальцы оставляют следы вдоль белоснежной кожи, но Алиса верит, не вырывается; Уилл целует её резко, языком скользит по чужому рту – слишком по взрослому для не выросшей из сказок девочки. Алиса смеётся, не понимает, а потом ведёт головой, отрицая правду. Уилл оставляет ей двухдневный запас еды и выбор: реальность или сказка. Уилл проклинает весь мир и бесится, потому что всего этого могло и не быть; Алиса догоняет его через неделю и просит снова жалобно «помоги». У Уилла нет сердца, но что-то (может быть, самообладание или выдержка) глухо бьётся о рёбра, когда тихое согласие вырывается невольно. У него дня три-четыре, чтобы её отговорить и из способов только: слова и неправильные поцелуи. Алиса ни черта не понимает, но сомневается заметно и бросает взгляд искоса. Уилл надеется, пытается, знает, что пытаться тщётно, ведь её сказки мертвы. Она такая картонная-картонная; Уилл не виноват, что картонность приходится вытравливать неправильными, с точки зрения морали, способами.