First

      Чем дольше тянулось время, тем труднее становилось бороться с посягающим чувством отчаяния, которое грозилось охватить её с головой. Она почти желала остаться в безжалостной психологической клетке генждуцу, в которую он поймал её сознание. По крайней мере, погружаясь в темные, мутные приливы бессознательного состояния, она была избавлена от агонии неопределенного ожидания. Ничего не зная и все ещё чувствуя надежду, за которую она так глупо и отчаянно цеплялась.       Она не знала, где они. У неё не было достаточно чакры даже на попытку последовать за ними. Ей пришлось собрать все силы, чтобы избавиться от безжалостного генждуцу Саске. Хагоромо давно ушёл, а обессиленный Какаши, сидевший недалеко от неё, говорил что-то о том, что они ничего не смогли бы сделать.       Они должны верить в Наруто. Надеяться на то, что ему удастся найти в Саске ту часть него, которую они не смогли найти.       Им оставалось верить, что Наруто вернёт Саске обратно, и убедиться, что они оба живы и здоровы.       Но простое ожидание превратилось в агонию пожизненного заключения. Это было сродни чистым пыткам. Сердце Сакуры билось быстрее обычного, тошнота и боли в животе увеличивались от одних только ужасных мыслей в её голове. Что делать, если они лежат в синяках и захлёбываются в собственной крови? Что если Саске убил Наруто? Что если Саске заставил Наруто убить себя...?       Ужас охватил её.       Она обещала Наруто помочь вернуть Саске, но, как и тогда, сейчас могла только молча ждать в стороне их возвращения.       Она и на этот раз была абсолютно бесполезна. Не было ничего, что она могла бы сделать, сказать или предложить, чтобы как-то помочь. Суровая реальность душила изнутри.       Глаза Сакуры, которые неотрывно следили за горизонтом, перевели взгляд на сенсея. Она медленно опустилась на колени рядом с молчаливым Какаши, чувствуя, что конечности онемели. Его смирившееся поза, казалось, зеркало её тревог и внутренних терзаний.       Прошло уже очень много времени. Наруто уже должен был вернуться. Это не должно было так затянуться.       Именно в тот момент, мозг Сакуры начал обрабатывать страшные и болезненные варианты того, что ни один из них не вернётся.       В мгновении ока Какаши вскочил на ноги, и его голос нарушил тишину: — Сакура, — прошептал он. Его тон был полон удивления, отчего сердце Сакуры сделало кульбит, — смотри.       Она заставила своё больное тело медленно встать и также медленно последовать взору Какаши.       И она увидела вдали две фигуры, которые, пошатываясь, направлялись к ним.       Картина размывалась перед её глазами из-за непрошеных слез. Наруто активно махал рукой в их сторону и выкрикивал восторженные слова, которые ни Какаши, ни Сакура не могли разобрать. Опираясь рукой на Наруто, в их сторону шёл человек, которого Сакура боялась никогда больше не увидеть.       Он был весь в крови, весь в синяках, но он был жив и позволял себе быть ведённым Наруто.       Сакура поднесла руку ко рту, чтобы как-то унять дрожь из-за нахлынувших эмоций.       — Наруто, — полушепот вырвался из её покусанных губ, — Саске-кун…       — Он сделал это.       — Эй, Какаши-сенсей, — радостно воскликнул Наруто, — Сакура-чан! Мы вернулись! Извините, что так долго, даттебаё! — он застенчиво улыбнулся, таща за собой Саске на небольшом подъеме в скальной местности. — Мне пришлось надрать задницу этому упрямому ослу!       Рядом стоящий Саске хмуро побормотал себе под нос:       — Заткнись, идиот!       Реальность была такова — они мутузили друг друга до того момента, пока оба больше не могли держаться на ногах. Во время боя, в попытке оторвать Наруто голову, последние слова раздражающего его придурка наконец-то достигли его. Саске не верил. Он до сих пор не был уверен, что верит в безумную идеологию Наруто. В конце концов, он должен быть таким же безумцем, как Наруто, чтобы верить этим глупым принципам.       Но его измученные ноги независимо от него несли его в сторону двух других членов команды номер семь, встреча с которыми отдавалась тревогой в его сердце.       Сердце сжималось особенно при виде её. Она вырвалась из его генджуцу, как он и предполагал.       — Все будет хорошо, верьте в это, — Наруто беспечно проигнорировал оскорбление Саске и, удостоверившись, что Учиха может стоять на ногах без поддержки, он, наконец, отпустил его и рванул в сторону ожидающей их пары, просияв улыбкой Сакуре. — Сакура-чан, на это потребовалось некоторое время, но я сделал это! Таков мой путь ниндзя, даттебаё!       Легкие покинул весь воздух, стоило ей посмотреть на друга, глотая слезы. Но не успела она поблагодарить его, как он положил руку на плечо Какаши.       — Мы развеяли Бесконечное Цукуеми! Помогите мне всех проверить, Какаши-сенсей.       — Да, — Какаши незамедлительно кивнул, понимая, что никогда ещё не чувствовал себя так гордо за своего ученика.       Наруто чуть наклонился, театрально приложив руку ко рту, громко шепнув Сакуре:       — Эй, Сакура-чан, Саске очень жаль, что он вёл себя, как придурок, — блондин усмехнулся, дразня сокомандника. — Он хотел бы извиниться перед тобой должным образом.       Наруто быстро закинул руку на плечи учителя и быстро ретировался.       «Наруто, — Сакура посмотрела вслед за спину удаляющегося фигуры, — спасибо».       Её сердцебиение участилось, стоило ей переключить своё внимание обратно на Саске, который стоял в той же позе, что Наруто оставил его. Он не выглядел высокомерно или гордо, как Сакура привыкла его видеть. Он выглядел… побеждённым. Сакуру поражало то, насколько потерянным он выглядел. Он казался сломленным, усталым и неуверенным.       Его неуверенный взгляд был устремлён на пол. Как будто он не хотел смотреть на неё. Как будто не мог.       Как будто ему было стыдно.       Сакура нервно прикусила свою нижнюю губу. Она понимала, зачем он это сделал. Понимала, зачем он пытался раз и навсегда убить её любовь к нему. И он показал ей самую ужасную иллюзию, самый страшный её кошмар — её смерть от его руки, до того, как она смогла спасти его от ослепляющей тьмы. И у него почти получилось: это почти сломало её. Она чуть ли не с ума сошла от ужасной иллюзии, которая выглядела ужасно реалистично.       В стремлении быть одному, достигнуть своей разрушающей и одинокой цели, он попытался оттолкнуть её — их — навсегда. Но Саске ещё не понял, что она всегда будет любить его, несмотря на то, что он скажет или сделает; её сердце уже давным-давно выбрало его, вопреки здравому смыслу. И эта самая чистая и бескорыстная любовь дала ей силы, чтобы разрушить Генджуцу.       Он попытался убить её любовь к нему, но не смог убить её саму.       Она неуверенно и медленно подошла к нему, почти со страхом. Она боялась подойти к нему даже тогда, когда ей хотелось броситься к нему и обнять, заверив, что все будет как раньше. Но она была не дура. Она больше не тот невежественный и наивный ребёнок. Она знала, что так просто всё не вернётся на круги своя.       Ему понадобится время. Очень много времени. И ее терпеливой любви.       Она остановилась прямо перед ним, но он все равно отказался посмотреть на нее. Она отметила большой и глубокий шрам на правой щеке, маленькие ссадины, порезы и грязь, которая портила его правильные и красивые черты лица.       — Саске-кун, — её голос предательски дрожал, эхом отзываясь у неё в животе.       Мягкий зов его имени, казалось, вывел его, наконец, из транса, и его странные, но красивые глаза моргнули и нерешительно посмотрели на неё.       Он ничего не сказал, а просто посмотрел на неё. Он как будто ожидал, что она начнёт ругать его за то, что он поймал её разум в жестокую иллюзию, в попытке удержать подальше от своего пути. Он будто ждал, что она, наконец, скажет, что будет дальше.       Но Сакура не сделала ничего из вышесказанного. Она, просто молча, позволила ему прочесть все в своём взгляде. И он мог читать его в совершенстве, как когда-то делал. И его взгляд наполнился гневом, стыдом, болью и прежде всего виной — эмоции, которые он так хотел в себе похоронить, которые она вновь пробудила. Саске проглотил ужасную горечь в горле. Он не мог понять, просто не мог. Почему кто-то, вроде Сакуры, должен ждать его, заставить себя зайти настолько далеко ради него? И как она может не ненавидеть его, даже сейчас? Почему она до сих пор показывает такую преданность к кому-то насколько жалкому, как он? Совершенно не заслуживающему такого сострадания, верности и самоотверженной любви.       Он не просил ничего из этого. Он старался быть милосердным к себе и своим поступкам, но это делало его вину хуже, превращаясь в сокрушительное давление внутри груди. Он открыл рот, чтобы что-то сказать и развеять тяжелую и напряженную тишину, которая образовалась между ними.        Однако он не нашёл, что сказать или не знал как начать.       — Саске-кун, — мягко повторила она его имя, находя в себе мужество, поднять свою левую руку и потянуться к нему. — Я все понимаю и я все ещё…       Она замолчала, дрогнув в печали и тревоге, когда его рука в свою очередь потянулась к ней, чтобы парировать её руку, автоматически отклонить её прикосновение.       Но к её удивлению, вместо того, чтобы оттолкнуть её в очередной раз, он остановил свою большую ладонь перед её рукой, будто стеснялся прикосновения. Он так смотрел, как их руки парили в воздухе в нескольких дюймах друг от друга, будто это было чуждо для него.       Почему так трудно?       Почему у него такое ощущение, будто его кожа горит из-за близости с ней?       Почему мысли о его прикосновении к Сакуре так его нервируют?       Он сглотнул, чувствуя себя нервным и неуверенным в себе, не зная, что делать. Он не привык что-то чувствовать, но был уверен, что ему это даже не понравится.       Его рука будто двигалась сама по себе, когда сократила расстояние межу их ладонями, переплетая их пальцы между собой. Он держал ее руку, позволяя прикосновению передать все то, что он не смог сказать. И Сакура, казалось, все поняла. Её сердце сделало кульбит, а зеленые глаза вновь наполнились слезами, которые покатились по щекам.       Всегда. Всегда он являлся причиной её боли. Краешки губ Саске дернулись вниз, а брови незаметно свелись к переносице.       Всегда он заставлял её плакать и, казалось, что это единственное, что он хорошо умел делать. Ненависть к самому себе была схоже с горьким привкусом во рту.       — Сакура… — её имя было произнесено тихо. Он ничего не сказал, просто смотрел на нее, как она рыдала в свою правую руку. И он смог отчётливо увидеть, что годы разлуки с ней сделали, сколько она страдала в его отсутствие. Он знал, какого это — любить кого-то сильно и глубоко, но знать, что это чувство не достигнет этого человека. Это любовь что-то вне пределов досягаемости, и он понимал это слишком хорошо.       Глаза Сакура расширились от удивления, когда она почувствовала внезапный стук под своей ладонью. Она подняла голову, заметив, что он положил её руку себе на грудь, прямо над сердцем.       И его глаза… Они смотрели прямо на неё, и она могла в них прочитать его молчаливое извинение.       Его сожаление. Его боль.       И негласное слово — прости.       Она зарыдала тяжелее, но сквозь слезы виднелась улыбка неописуемой радости и облегчения. Она знала, что её Саске-кун все ещё там, все ещё жив, глубоко внутри него. Она знала — верила, что он вернётся к ней полностью, но это займёт время.       — Саске-кун, — всхлип, — Саске-кун, я, — она покачала головой и издала короткий смешок прежде, чем сократить расстояние между ними и обвить его руками.       Его рефлексы заставили его застыть при внезапном физическом контакте. Её тепло окутало его, заставляя его вспомнить своё детство и, как она также обнимала его когда-то. И она почувствовала, что он постепенно расслабился в её объятиях.       Сакура цеплялась за него, крича его имя, но Саске не отстранился.       Вместо того, чтобы отойти, он оставался на месте, позволяя ей держаться за него так долго, как она захочет и настолько, насколько ей нужно. Позволяя ей кричать его имя снова и снова, дрожа всем телом.       Позволяя её чувствам, наконец-то, достигнуть его.