Похоть

У меня дрожат губы, а пальцы на руках и вовсе зашлись в каком-то диком танце, до того их трясёт. Уже пыталась успокоиться, не получается. Остаётся только смотреть и пытаться не загнуться от жуткого чувства внутри. Облизываюсь, прикрывая глаза. Любить тебя — пытка. Не сметь коснуться тебя — пытка. Внутри что-то горит голубым пламенем, разрастается, охватывая всю площадь моего тела, квадратный сантиметр за квадратным сантиметром, а ладони сами тянутся к глазам, закрывая их, потом взлетают повыше, отводя в сторону растрепавшуюся чёлку. Легче не становится. Ты спишь. А у меня поезд в один конец и собранные чемоданы в пустой квартире. И не о чем было бы сожалеть, если бы не твои чуть согнутые в коленях ноги и безмятежность на лице. Закрытые глаза, расслабленный лоб, обычно отмеченный неглубокой морщинкой между бровей. Всё это чертовски идёт тебе, а у меня язык никогда не повернулся бы сказать, ведь мы же... кто? Подумать только, я всего лишь пришла попрощаться, а задержалась на целый день, посылая все планы в бездну и тратя драгоценные песчинки времени, чтобы отведать твоей несъедобной стряпни и сразиться с тобой в словесной баталии, посвящённой очередной новомодной писанине, торчащей на прилавке любого книжного. Потом ты как-то незаметно сбежал от меня в спальню и нечаянно заснул, забывая обо всём на свете. И я так и не сказала тебе, что уезжаю. Что я чувствую сейчас, сидя в небольшом кресле, закинув левую ногу на правую совсем-совсем по-мужски и смотря на твоё спокойное лицо сквозь слипающиеся ресницы? Горечь сожаления, боль расставания; острый наконечник разлуки впивается в сердце, не оставляя путей к отступлению. Но это не самое важное. Самое важное — это похоть. Она душит меня, не даёт вдохнуть нужный объём воздуха, и мне так жаль, что она вообще существует, поглощает частицы моего разума и нашёптывает опьянённому сознанию какие-то неприличные вещи. Убеждает, что я хочу обнять тебя, зарыться пальцами в волосы и дышать твоей кожей, словно это O2, без которого я непременно бы скончалась. И я ведь действительно хочу... Жмурюсь. Кусаю губы. А потом встаю и на негнущихся ногах подхожу к дивану, на котором ты раскинулся звездой. Аккуратно опускаюсь. Набираю в грудь побольше воздуха и... ничего более не делаю. У меня духу не хватает, такой уж характер, я абсолютно безвольна, особенно сейчас, когда кажется, что моё тело мне не принадлежит. Да и что я могу сделать? Рука тянется к коротко остриженным тёмным волосам, легко касается; пальцы запоминают их на ощупь, потом возможности не будет. Медленно перемещаю ладонь на висок, чувствуя, как мерно бьётся под ним пульс, веду ниже — щека, скула, подбородок. Губы? Я готова разрыдаться от своей нигчёмности, но в то же время вдруг ощущаю прилив чего-то холодного внутри меня — похоже на отчаяние. Это грань, с которой я вот-вот соскочу и полечу вниз размахивая руками и крича твоё имя. Улыбка обосновывается на моём лице, я тянусь ниже, ловлю своим дыханием твоё и, не веря собственной нахальности, целую, а твои губы, тем временем, поддаются навстречу моим — ты ещё спишь, но, похоже, вот-вот вынырнешь из глубин окутавшей тебя дрёмы в реальность. Надо остановиться, но я не могу — веду ладонями вниз, оглаживая бока, грудь, живот. Руки сами двигаются, я их вообще не контролирую, даю слово. Становится ещё хуже, но какой-то механизм внутри меня запущен, и просто так его не выключить. — Что... — Ты приоткрываешь глаза, шепча в мои губы, и ошалело щуришься, глядя мне в глаза. Я покорно убираю руки и отстраняюсь, чувствуя, как краска заливает мои щёки. Стараюсь сдержаться, несмотря на желание продолжить. И на душе так горько оттого, что вся моя любовь вылилась в простую похоть, которой я поддалась, ведомая ослепительным желанием. Это так пошло, тривиально и неправильно, я хотела возвышенных чувств, а получила разливающееся тепло где-то внутри меня и неимоверную ненависть к самой себе. Но бегать от правды — глупо. — Что случилось? — Удивление в твоих глазах граничит с чем-то тёмным и почти запретным, и я, поддаваясь порыву и наклоняясь обратно, роняю своё тело в твои руки, не заботясь ни о чём, и шепчу прямо в ухо: — Это сон. Ты спишь. — Сон... — Да, сон. Сон, в котором можно всё. И ты сам тянешься вперёд, а я ненавижу себя за ложь и ещё больше за чувство эйфории, затапливающее всё моё существо, стоит тебе только проявить инициативу. Ты жадный, а я готова дарить тебе всю себя, если ты попросишь. Смотрю в глаза — ты, кажется, хочешь попросить. Наверное, хочешь. Но не просишь. И через пару мгновений, которые кажутся мне жутко длинными, я понимаю, почему. Твои глаза слипаются, ты балансируешь между двух реальностей, готовый упасть куда-то вниз в любой момент, и я никто, чтобы тебя удержать — ты срываешься, а я смотрю с грустной улыбкой, понимая, что и без того получила больше, чем нужно. Сон, реальный, а не выдуманная мной подделка, окутывает твоё сознание, и вот я снова остаюсь в холодной комнате сама с собой, понимая, что если встану, то ноги наверняка откажут мне. Но встаю. Подхожу к двери, замираю, сглатываю, оборачиваюсь. И ногти больно впиваются в ладонь — почти также мне больно внутри. Ты лежишь на спине, твоя голова глубоко опрокинута, губы чуть припухли: они призывно раскрыты, приглашая меня вернуться, но я не вернусь. Пройдёт время, и я даже смогу убедить себя, что мне это тоже приснилось, и ничего подобного не было, и ты не целовал меня, и, возможно, мы вообще никогда не были знакомы. Но это — потом. А сейчас за спиной захлопывается входная дверь, и передо мной открываются бесконечные развилки многих дорог, ведущих в неизвестность. Дорог, по которым я сбегу из твоей жизни раз и навсегда.