northern wind

Иногда Теону Грейджою казалось, что Джон воспринимает свое имя слишком буквально. Сноу. И в самом деле, от него веяло ветрами куда холоднее, чем те, что бились по ночам в стены Винтерфелла, а серые глаза, чуть светлее, чем у отца, напоминали стянутые льдом воды реки. Джон был Старком в куда большей степени, чем его единокровный брат – медные волосы Талли из Риверрана и россыпь бледных веснушек на носу, щеках и даже на губах, упрямо сжатых с тех пор как Нед Старк отправился в Королевскую Гавань, оставив Винтерфелл на старшего сына. Джон, несомненно, был Старком – по крови, и вместе с тем никем, безымянным бастардом с Севера – в глазах каждого. - Тебя это злит, правда? Джон медлил оборачиваться – голос за спиной мог принадлежать только одному человеку, и видеть его ему вовсе не хотелось. Он не любил Грейджоя – гибкий и тонкий, больше всего тот напоминал осиновую ветвь, которая хлестко ударяла тебя по лицу, стоило тебе подойти слишком близко. - Ты бы, наверное, убил, если бы только мог решить – кого. Грейджой редко попадал мимо цели. Он был наблюдателен от природы, насмешлив – и что хуже, он был горд. Положение заложника Старков, пусть даже заложника, воспитывавшегося вместе с наследниками, жгло, как клеймо – и в отместку он научился безошибочно распознавать чужие слабости и бил без промаха – мгновенно, сильно, больно. - Придержи язык. Теон сидел, держа на коленях колчан и почти любовно касаясь пальцами оперения стрел, и, казалось, едва смотрел в сторону Джона. Но тот чувствовал на себе взгляд темных, всегда чуть прищуренных глаз, чувствовал – и злился, как волк, чувствующий угрозу, но пока не понимающий, откуда она исходит. - Да ладно. Признай, Сноу, я прав. - Я не понимаю, о чем ты, - Джон скрестил на груди руки, давая понять, что разговор окончен. Грейджой поднялся со своего места, медленно, с той ленивой грацией, которая – при мысли об этом Джона каждый раз охватывало отвращение, смешанное с чем-то, что, в глубине души он вынужден был признать это, очень напоминало зависть – так почти гипнотически действовала на девушек Винтерфелла. - Ты все понимаешь. Может ее – ту, что тебя родила. Кто она? Шлюха? Дочь крестьянина? Ты убил бы ее, только ты ведь даже не знаешь ее имени. Джон молчал, но по красным пятнам, выступившим на бледных щеках, Грейджой без труда понимал, что снова попал в цель. В груди Сноу бушевал огонь, и Теон знал, что породило его – стыд. Жгучий, яростный стыд. - Или его. Зачем он привез тебя сюда? Чтобы сделать из тебя посмешище для остальных – наследников Винтерфелла, детей лорда? Живая игрушка дома Старков. - Я сказал, - пальцы Джона стиснули ворот плаща Грейджоя. – Придержи свой грязный язык. - Мы похожи, Сноу. – Торжествующая белозубая усмешка разрезала лицо Теона. – Ты, я. - Чем? - У нас нет ничего своего. И мы злы. – Железнорожденный понизил голос до шепота, вынуждая Джона приблизить лицо почти вплотную. Взгляд сейчас казавшихся черными глаз Теона встретился с прозрачно-серым, льдистым взглядом Сноу. – Когда у тебя нет ничего своего, ты должен быть зол. Пальцы Джона разжались, отпуская Грейджоя. Оттолкнув его, точно боясь заразиться серой хворью, Сноу поспешил прочь со двора. Теон поправил золотую пряжку-кракена, удерживающую плащ, и добавил, глядя вслед удаляющейся фигуре: - Зима близко, Сноу. И в одиночку тебе ее не пережить.