У пристани

      Это была обычная забегаловка — душная, шумная, пропахшая миллионами жутких несочетаемых запахов, что витали в этом крохотном помещении, где всего-то и было, что пять столиков в центре зала, барная стойка и вечно улыбающийся бармен в грязной рубахе, застегнутой на все пуговицы. Здесь не бывало много народу — пара-тройка человек сидели за столиками, громко обсуждая что-то совершенно глупое, перескакивая от одной темы разговора к другой, да еще несколько угрюмо попивали эль, сидя за стойкой. Но шум голосов здесь не затихал никогда. Говорили обо всем — о жене-изменщице, о начальнике, что каждый месяц удерживает часть зарплаты, о погоде, которая «так хороша, не правда ли?». А взглянешь на улицу сквозь помутневшее стекло и видишь разливающиеся от недельного ливня лужи. Но погода, несомненно, хороша, потому что хороша любая погода, и любую погоду стоит обсудить, потому как обсуждать, по сути, больше и нечего.       А вечером, когда солнце уже садилось, приходили другие, совсем уж странные люди. Смеялись громко, радовались какой-то ерунде, и бармен, сидящий за стойкой, подозрительно косился на них, опасаясь, как бы эти разговоры не услышал кто лишний, кто поймет не так, кто осудит. А люди все смеялись, и приходило их все больше и больше каждый раз. Они сдвигали столики, говорили, конечно, не о погоде. Говорили о мире, о том, как он прекрасен, говорили о том, где хотели бы побывать, где были. Заявлялись моряки и торговцы, пьяницы, которым хотелось чудес, трудяги, уставшие от муторного каждодневного труда.       А еще приходил другой. Тихий, неприметный, заказывал душистый травяной сбитень и крепкий чай, одаривал щедрыми чаевыми бармена и садился в самом углу. Лощеный и черноволосый, усталый, будто бы не спал с неделю, но, все же, казался он каким-то счастливым. А счастье-то? Оно ведь не приветствуется в таких местах. Счастье — оно от работы, от достатка, от того, что на службе повысили или от того, что новый дом прикупил где-то в центре городка. Но здесь — сидеть вот так вот, уткнувшись в кружку с чаем и выглядеть таким невозможно счастливым! Каким же дураком нужно быть, чтобы так безрассудно это выказывать?       Но черноволосый человек все приходил, каждую среду и субботу, заказывал неизменно травяной сбитень с чаем, садился в углу и слушал болтовню этих неугомонных, что галдели, не оглядываясь по сторонам. Такие же глупцы, как и он, не иначе. Бармен дивился с них, боялся их разговоров, но молчал отчего-то, не говорил никому. И все чаще присоединялся к беседам, расспрашивал странных людей о том, кто они, где побывали за эту жизнь. Сам же он прожил всю жизнь в этом городе, не выезжая за его пределы, и забегаловка эта, со странным названием «У пристани», перешла к нему от покойного ныне отца. Он расспрашивал их, они смеялись, наперебой рассказывали небылицы, а, может быть, все, что они плели, было правдой. Они рассказывали, бармен спрашивал, и черноволосый человек в углу все слушал, ухмыляясь в свою кружку с ароматным чаем.       — А вот ты нам скажи, — человек, которого звали Рэн, с видом таким, будто бы то, что его интересует, является самой главной загадкой его жизни, обратился к бармену, — почему это твоя забегаловка так называется? Глупо это.       — Вот-вот, — подхватил вопрос тощий и улыбчивый мальчуган по имени Ивар, — какая же пристань в центре города?       Бармен пожал плечами. Откуда же ему было знать? Так называлось это место сколько он помнил себя, и звалось оно так и раньше, много-много лет назад, еще при свободе, до установления новых порядков. Может, и была тут пристань, а может, какой-то чудак из его предков решил подшутить — кто знает? А может быть, и была здесь пристань — до Падения, до того, как мир погрузился в хаос, от которого, как убеждают, спасла человечество первая представительница династии нынешних правителей; может быть, было море здесь.       В этот вечер бармен сидел молча, не задавал вопросов, не говорил с теми людьми, кто по своему обыкновению снова и снова плел загадочные истории, небылицы и шутки, не пил и не веселился со всеми, и лишь тогда, когда зазвенел колокольчик над входной дверью, оповещая о посетителе, он вынырнул из мыслей своих, что заволокли его было, подобно пучине. Он все думал и думал о том, что мир-то не всегда был таким, какой он сейчас, что порядок нынешний — не вечен. Когда-то построили его люди, похожие на него, и когда-нибудь все те же люди его и свергнут.       Колокольчик прозвенел, как тревожный сигнал, оповещая об опасности. Бармен подскочил со своего места и лишь потом заметил, что это все тот же человек, что приходит сюда постоянно, все тот же лощеный черноволосый незнакомец. Хозяин забегаловки поспешил к стойке, по обыкновению налить посетителю его любимый крепкий чай, а когда отдавал кружку, почему-то спросил:       — Сэр, не известно ли вам, почему место это так зовется? Так уж вышло, что я работаю здесь, сколько себя помню, но не узнал даже этого.       Незнакомец улыбнулся. И не пошел по обыкновению к дальнему столику, а устроился на высоком стуле у барной стойки, пригубил чай и долго-долго молчал, раздумывая, прежде чем заговорить. Бармен наблюдал за ним, замечал все больше и больше деталей, которые всегда ускользали от его глаз, все больше чего-то странного. На шее у него висел шнурок, на котором закреплена была сиренево-лазурная ракушка, переливающаяся в тусклом освещении четырех ламп под потолком, в ухе — круглая серьга, точь в точь как у пиратов в старых книгах, написанных давным-давно, до Падения Мира. Человек улыбался, будто бы знал очень и очень многое, и бармену вдруг показалось, что ему не меньше тысячи лет — даже лицо его, такое молодое и красивое на первый взгляд, показалось сейчас лицом старика, испещренным тысячей морщин, даже черные волосы, лоснящиеся подобно воронову крылу, показались седыми. А потом иллюзия эта исчезла, растворилась в воздухе, и перед ним снова сидел образцовый гражданин нового мира, так напоминающий представителя знати.       Он заговорил, и словно бы туман накатывал в помещение от его слов, бармен оглядывался, не узнавая места, где он находится, хоть и все было таким до боли знакомым.       — Знаете, кто основал это место?       Хозяин помотал головой, он не знал, помнил только, что уже давно эта забегаловка принадлежит его семье.       — Давным-давно, — говорил человек, и звучало это, как начало какой-то древней истории, которую, как смутно знал бармен из рассказов, придумывали люди, передавая из уст в уста, — ее основал отставной моряк. Успешный, сильный и гордый человек. Он был на службе у королевы, первой королевы из тех, кто правит сейчас, он служил в ее флоте и выиграл не одно сражение с теми, кто противостоял новому миру. Говорят, здесь было море. Когда-то давно.       — Я знал! — воскликнул бармен, да так громко, что парочка человек за столами обернулись на него.       Тут он понял, что не один внимательно слушает — в помещении вдруг стало очень тихо, будто бы каждый затаил дыхание, прислушиваясь к голосу незнакомца, который вечно только и делал, что слушал. Теперь же все поменялось: незнакомец говорил, а каждый человек здесь ловил его слова, превращая их в образы, придавая им жизнь. Человек продолжил:       — Вы не знали, вы просто чувствовали. Этот моряк был вашим предком, а всем должно быть известно, что воспоминания могут жить не в одном поколении. Он прошел войну, добыл королеве победу. Он был одним из самых богатых людей, и влияние его распространялось на все самые далекие уголки государства. Он мог шепнуть лишь слово — и прекратить существование целых городов. Королева доверяла ему, и как только закончилась война, она объявила о том, что наградит его всем, чего только он пожелает.       — Он пожелал открыть эту… — один из весельчаков за столами откликнулся раньше произнесенных человеком слов.       Незнакомец кивнул согласно.       — Верно. Он пожелал, но прекрасно знал, что его не отпустят просто так. Потому он исчез, купил на те деньги, что у него были, домик у пристани и собирал в нем каждого, кто пожелает говорить: громко и не таясь. Он все еще любил королеву, но понимал, что все, что она обещала: новый, процветающий мир, свобода и прочие прелести обычной жизни — все это не станет реальностью. Из-за многочисленных войн моря пересыхали, и от пристани оно отступало быстро. Моряк смотрел, как умирает мир, который он любил, за который боролся, старел с каждым годом и видел, как уходит любимое им море. Но он видел, что каждый день в его бар приходит народ, говорит, смеется и мечтает. И сам рассказывал им о морях, сражениях и свободе, которую дарит морской прибой. Так это место стало пристанищем для всех неугомонных.       Человек улыбнулся и замолчал. Бармен не смел прерывать тишину, люди за столами молчали. Они ведь и сами не могли объяснить себе, почему их тянуло сюда и почему именно здесь зародилась эта компания «других» людей, непохожих на тех, что живут под копирку.       — А откуда вам известно это? — спросил наконец бармен.       Человек поднялся. Молчал, поправляя пиджак, молчал, подходя к двери. И лишь в последний миг обернулся, и вновь казался дряхлым стариком с грустной-грустной улыбкой.       Ответ никому был не нужен. Колокольчик над дверью снова зазвенел.