В лучах уходящего солнца

      — Боря! Боренька!       Всего два слова, а какой эффект произвели они на пожилого мужчину, трепетно ведущего новенький велосипед! Сначала старикан долго оглядывался в попытке найти источник звука, потом, когда уже нашёл, растерянно хлопал глазами, не зная, что ответить, далее он махнул было на это дело рукой и отправился дальше, но развернулся и поплёлся к дому, на крыльце которого стоял божий одуванчик в красном платочке.       — Чего удумал, старый? — обеспокоенно потрясла старушка подбородком. — Али приключений захотелось на старости-то лет?       Мужчина молча продолжал идти. Неожиданно и для него, и для его собеседницы из дома выскочила стайка ребятишек, первый из которых замер, как только выбежал, став причиной небольшой аварии. Когда наконец вызванные падением крики и смех стихли, кто-то несмело и недоумённо воскликнул:       — Деда-а, он же слишком большой для нас, нам же даже не сести!       — А это и не вам, — тепло улыбнулся хозяин велосипеда, щенячьими глазами смотря на старушку. Любопытные соседи стали потихоньку подходить к шумной компании, состоящей из горсти совсем юных и двух пожилых людей, однако, несмотря на медленную скорость шедших, пространство у дома вскоре было забито непрошеными гостями. Тем временем Боренька продолжил:        — Сам покататься хочу.       Секунда гробовой тишины, и улица взрывается хохотом. Со всех сторон то и дело слышались советы да отговоры. Последних было больше.       — Отступись ты, убьёшься ж ведь!       — Да пусть попробует, ничё страшного не случится, если чё, мы подстрахуем! Да, Серый?       — Ой, за ним, что ли, побежите? Подстрахуют они, нака-ты.       — А чё его страховать? Вон, он даже сести не может, — очередной дружный взрыв хохота объединил враждующие стороны. А наш герой тем временем всё никак не мог перекинуть ногу через раму. Постепенно хохот сменился каким-то нечленораздельным бормотанием. Велосипедист иногда слышал чьи-то разочарованные вздохи, мол, сдал Игнатьич, постарел. Не выдержала этого чувствительная и ранимая душа, и Борис Игнатьич сунул железного коня внукам, словно признавая поражение. Старуха на крыльце ласково улыбнулась, как бы успокаивая непоседу. Старик лишь хмуро посмотрел на неё, грустно усмехаясь от понимания, что он и только он верит в себя.       На следующее утро, аж в 4 часа, мужчина тайком пошёл в сарай, где дети оставляли свои велосипеды. Он, конечно, не знал наверняка, что и его транспортное средство тоже там, но с другой стороны, куда его ещё девать? Затаив дыхание, старик дотронулся до безобразно старой двери, которая издала скрип такой громкости, что на всей улице поднялась злая песнь проснувшихся собак. Да, его велосипед там. Маняще поблескивал в утренних сумерках, приглашая мужчину на прогулку.       Борис Игнатьич ссутулившись оглянулся, он не хотел повторения вчерашнего, поэтому решил кататься — точнее пытаться кататься — в такую рань.       Вот он уже бежит к просеке с более удобной для езды дорогой, не рискуя взобраться на двухколёсную машину. Бежит, несмотря на возраст, бежит наперекор всем советам местных лекарей, бежит, наслаждаясь ласкающим ветерком. Прибыв на место, он добрых десять минут потратил на то, чтобы отдышаться после длительного забега. «Что ж, пора», — с этой мыслью грузное старческое тело навалилось на велосипед, словно не давая ему сбежать, пока нога пытается преодолеть трамплин в виде рамы. Первая попытка оказалась неудачной. Как и вторая. И третья. А на четвёртой Игнаьич вовсе упал и сам усомнился было в своих силах.       На одиннадцатую попытку ему удалось-таки оседлать коня. И свалиться уже с велосипеда. Было больно настолько, что слёзы навернулись на глаза. Ругая себя, старик встал, отряхнулся и с понурой головой двинулся в сторону дома в надежде, что он ничего не сломал.       Судя по пению петухов, скоро проснётся его жена и половина деревни — надо спешить, если он хочет остаться незамеченным и уйти от насмешек.       Дверь сарая опять взбудоражила собак. На этот раз одну из них попытался заткнуть чей-то грубый мужской голос. Старик в ужасе понял, что опаздывает, раз кто-то кроме него проснулся. Рот затрясся от безысходности всей этой ситуации: хозяин голоса явно направлялся к месту укрытия. Сейчас его заметят, сейчас начнутся упрёки, смешки. А потом и старуха узнает. А тогда… Из раздумий его выдернул зычный бас:       — Ай-ай-ай, Борис Игнатьич, вот не стыдно Вам?       — А чего мне стыдиться? — несмотря на дрожащие коленки, он гордо выпятил грудь.       — А за то, что собак всех перебудили, ну, доброго утречка Вам, — недовольно укорил его мужчина и ушёл восвояси.       Непутёвый ниндзя, чуть не словивший инфаркт, с минуту слушал, не проснулись ли домочадцы, но дом молчал. Велосипед был бережно поставлен на то место, где его нашёл хозяин. Дверь он закрывать не стал, а взял оттуда молоток с гвоздями. Зачем? Хитрец сделал вид, что он усердно что-то чинит, и именно поэтому рано встал. А про велосипед он и забыть забыл. Какой велосипед? Вы что!       Никто ничего не заподозрил.       Завтрак. Вся семья — бабушка, дедушка и пятеро внучат — за столом. Запах блинчиков приманил и кошку, которая тёрлась о ноги самого доброго из присутствующих, она-то знала, что этот двуногий с седой головой ласково взъерошит её шёрстку и поделится вкуснющим лакомством. Однако сегодня её хозяин даже не взглянул на неё, хотя она так старалась, даже тихонько мяукнула пару раз. В конце концов, её угостил один из маленьких двуногих.       — Что ж ты свою Мурку не приголубил? Так о вчерашнем переживаешь? Да брось, старый ты, нечего уж, каждый сверчок знай свой шесток! — глубокомысленно изрекла старушка, после чего сменила тему, посчитав, что достаточно успокоила супруга. — А чёй-то ты встал сёдня так рано?       — Да вот решил подлатать кой-чего в сарае.       — И что же?       — Да что ты пристала ко мне, старая? Сходи да проверь! — он сердито ударил кулаком по столу и вышел из кухни, оставив семью в недоумении: дедушка умеет сердиться?!       —Ух дурень, это всё из-за велосипеда треклятого. — Она скрипнула зубами, но её выражение лица моментально преобразилось из раздражённого в обеспокоенное. — Пойду я, проверю, как он там.       А он там спал. Чем несказанно её удивил, ибо раньше такого не случалось. Чтобы этот вот «дурень» спал днём? Не, не было. Поэтому женщина бросилась к нему, чтобы проверить — жив ли он вообще. Жив. Облегчённо вздохнув, она отправилась к соседкам, чтобы обсудить странное поведение мужа…       Целую неделю в деревне шли разговоры только о Борисе Игнатьиче. Под конец первого дня перемусоливание его желания научиться кататься, будучи одной ногой в гробу, поднадоело, огонь интереса к нашему пенсионеру почти угас, но тут его жена подкидывает малюсенькое полено, которого оказалось достаточно, чтобы костёр не потух до следующего утра, когда Игнатьича застукали с поличным. Да не абы кто, а главная сплетница сего населённого пункта. О как.       А дело было так.       Подготовился престарелый затейник с вечера: смазал скрипучие петли маслом, придумал легенду о причине раннего подъема и, разумеется, лёг спать пораньше. В 4:30 двинулся к знакомой нам просеке. Там он опять безуспешно пытался прижать свою пятую точку к седлу. Однако упорство и труд всё перетрут: Игнатьич второй раз покорил упрямого скакуна и сразу же закрутил педали, помня о вчерашнем падении от бездействия. Уехал он недалеко. Опять упал. Опять залез, опять покатил, опять упал и далее по кругу. Проезжал на один-два метра больше каждый раз, чему радовался как ребёнок.       Светало. Для себя старик решил, что сейчас он проедется последний раз и пойдет домой. Сел, значится, поехал. Едет-едет. И вдруг понимает, что не падает! От счастья и бешеного ликования он не заметил за поворотом ту самую сплетницу, пока не свалился на неё. Обратно шли они вместе, оповещая всех о своём прибытии смехом. Больше Игнатьич не скрывался. По-прежнему в него никто не верил, но открыто не смеялись над ним и не осуждали его. Но только открыто. За спиной же такое говорили, что даже его жена (а уж она-то любит попилить косточки муженьку) хваталась за скалку. Сплетница же понапридумывала всяких небылиц. В одной из них он нашёл клад, в другой связался с сатанистами, а в третьей гнался за языкастой беднягой.       Какое дело счастливому человеку до шепотков за спиной? Правильно, никакого. А старый был счастлив.       Но счастью приходит конец рано или поздно. В случае нашего героя — рано.       Внимательный читатель заметил, что о торможении речи ещё не шло, а в езде на велосипеде (да и в любой другой) торможение является важной частью самого процесса. Не знаю почему, но старик как-то не учёл этого. Вообще. Абсолютно. Итог — сломанная рука. А бессонница как следствие.       Вот тогда у старика подорвалось душевное здоровье, а потом и сердце стало барахлить. Представь, что каждый встречный место приветствия нахально тебе улыбается, мол, я же говорил. Каждый.       Старухе было больше не до шуток. Она и до приезда доктора из города понимала, что её любимому осталось недолго. Он сам это прекрасно понимал, более того, он и чувствовал это. Глядеть в зеркало на худющее осунувшееся нечто, отдалённо напоминающее его самого, было выше его сил. Наверное, поэтому он запустил себя, даже не пытаясь бороться с приближающейся с пугающей скоростью смертью.       Что же стало последним ударом под дых? Продажа чёртового велосипеда. Просто пока эта двухколёсная железяка пылилась в ожидании своего часа, приближение смерти всё же казалось лишь страшной иллюзией, кошмаром. А когда сарай опустел (внуки уехали в город), то пелена рассеялась, обнажая уродливую правду.       Вот Игнатьич любовно смотрит в пустоту постройки. Падающие лучи уходящего за горизонт солнца бережно обнимают старичка, который мысленно шепнул сам себе: «Всё. Пора».       Этой ночью ему снился чудесный сон — единственный сон за долгое время. Он весело крутит педали, плавно рассекая высокую сочно-зелёную траву.