Хмурое утро в Миннеаполисе не задалось ни у кого, а особенно у Фионны. Кофе убежало, новая кофта полетела в стирку с пятном от клубничного джема, непереносимо болела голова, а Кейк никак не собиралась просыпаться. Кажется, хандра заволокла в свои когтистые лапы даже такую оптимистку, как старшую Мертенс. У Фионны в голове плавали вопросы о том, что этой ночью произошло.
«Я вышла погулять, на улице шел дождь, а потом на асфальте…» — думала девушка, но дальше вспомнить не могла. Возможно, свет на мрак в голове пролила бы Кейк, но она сейчас наслаждается сладостным сном.
Голубоглазая сама не прочь сейчас поспать, но школа, на которую сестра уламывала неделю, ждет её. Как-то печально выдохнув и встав из-за стола, Фионна вдруг заметила выходящую из спальни Кейк. Она шаталась из стороны в сторону, много зевала и потягивалась, совершенно никуда не спеша. На сегодня её ждали лишь процедуры, да противная, по мнению Фи, медсестра с уколами.
— Доброго утра, — сонно пробормотала шатенка и присела за пустой стол.
— Ты хотела сказать «дождливого»? Утра, — тихо ответила блондинка и мельком выглянула в окно. — Кейк?
— Мм?
— А как я вчера вернулась домой? — спросила девушка, копаясь в шкафу прихожей и разыскивая там голубой зонт.
— Вот те на… Будто я знаю, — пролепетала старшая сестра, поправляя густые пряди волос. Фионна непонимающе уставилась на отвечающую, ожидая продолжения диалога. Кейк это заметила и, сонно выдохнув, продолжила. — Я спала, но услышала, как открывается и закрывается дверь в прихожей, вот подумала, что ты вернулась. Это было уже позже полуночи. И не смотри на меня так, я ни при чем.
Фионна задумчиво выдохнула, уставившись в одну точку, и сидя на корточках. Она точно знала, что проснулась в одежде, и что случилось странное в тот промежуток времени. Но как бы она не пыталась воспроизвести в мыслях произошедшее, ничего не удавалось, а голова всё больше раскалывалась от напряжения. Найдя, наконец, зонтик, она взяла сумку и, прокрутив замок и положив ладонь на ручку, отпирая тем самым дверь, до неё дошёл напряженный голос сестры:
— Ты там будь поаккуратнее, мало ли. — Фионна сухо кивнула.
Мертенс впервые за год идёт в школу, пропустив всего четыре дня. Она смутно помнит своих одноклассников, по причине её равнодушия к ним, да и вообще происходящему в классе. На уроках она мало что слушала, в основном не отвлекалась лишь на математике и английском. Этот класс, двенадцатый по счёту, станет последним, и Фионна особо этому не рада: скоро придётся поступать в другое учреждение. Кто знает, что ждёт её там?
Выйдя из подъезда, девушка на пару мгновений остановилась на крыльце, раскрывая зонт. Дождик сегодня несильный. Но даже такой промочил бы насквозь. В телефоне за пару минут златовласая пролистала новости, а когда на интересующей статье остановился её взгляд, смартфон предпочел отключиться. В этот же момент Фионна поняла, что со вчерашнего вечера он валялся где-то под кроватью, затем у нее в кофте, но никак не на зарядке.
Остальную часть дороги Мертенс провела в тишине, так как даже наушников к плееру в кармане не оказалось.
Зайдя в пустынную школу, девушка с испугом взглянула на часы: без пятнадцати девять. Она уже опоздала, но ненадолго. Искать класс в мучениях не пришлось, ибо Фионна знала куда идти. Кейк заранее обо всём позаботилась, и вручила расписание на понедельник-пятницу с такой гордостью, будто она мир этим спасла.
Младшая Мёртенс на такую заботу лишь закатила глаза со словами: «Разве не школа сейчас будет отнимать силы работать, да ещё и просто так?»
Сердись не сердись, плачь не плачь, а настойчивость Кейк сгребёт любого куда и как угодно. Поэтому голубоглазая лишний раз подтверждала свои же мысли о том, что её сестра пытается заменить маму. Досадно говорить, но получается у неё это чересчур хорошо. Может ли подобное что-то значить? Возможно. Но сейчас Фионна об этом не заботилась.
В класс её пустили с удивлением, но без расспросов. И это даже на руку голубоглазой. Она присела за свою парту и стала вслушиваться в монотонную речь учителя так, будто ничего не произошло. Через десять минут все перестали коситься на опоздавшую, так как по меркам класса ничего интересного собой она не представляла. Была, конечно, подруга у Фионны, по совместительству и напарница, правда отличалась от златовласой яркостью и активностью среди сверстников. В характере они сходились добротой и пониманием.
— О, какие люди в школе, — сдерживая смех, произнесла Энн, та самая подруга. Она была в вязаной кофте сиреневого цвета и черных брюках, а завитые плойкой локоны лавандового оттенка обрамляли круглое бледное лицо. Улыбка, как считала златовласая, никогда не сходила с особы, сияя, и который раз Мертенс печалилась тем, что завидует её вечному оптимизму.
— Здравствуй, — пытаясь улыбнуться, ответила Фионна, уже ожидая шквала вопросов о жизни.
— Глупо, — сразу прервала серьезностью свой смех и беззаботность Энн, закрыв глаза в знак важности, — глупо улыбаться, когда на самом деле грустно.
«Слишком догадливая. Не прокатит» — рассуждала про себя Мёртенс и медленно готовила аргументы к отступлению, попутно собирая оставшиеся вещи с парты в сумку.
— Всё… здорово, не волнуйся, — промямлила Фи и задвинула стул. Только теперь она заметила, что в аудитории, кроме них, никого не осталось.
Из открытого окна волной нахлынул свежий воздух, который был всегда после дождя. Он прошелся сквозняком по темно-коричневому паркету, случайно задевая кроме ног еще и голые плечи голубоглазой. Та была в курсе: не только улыбаться сейчас глупо, но и врать, что всё хорошо. Она вообще не любит лгунов, но ради спокойствия подруги сама становится таковым. Известно, что когда пытаешься огородить близких от своих проблем и переживаний, непроизвольно начинаешь врать.
Фионна вздрогнула. Энн нахмурилась.
— Как оно? — резко и бесцеремонно произнесла последняя, не поднимая с паркета янтарных глаз. — Иметь другого напарника?
Последнее предложение даже не показалось вопросом для Мертенс. А даже если бы и казалось, то риторическим. Обе знали, что просто никак, но только Энн верила в это меньше, потому как не хотела мучений и стрессов подруге. Ведала ещё бы, что давным-давно Фионне плевать только на себя.
Златовласая медленно подняла голову, но слов выдавить не могла, они застряли в горле, растворяясь в голове. Она слишком устала бессовестно врать, но и поддаваться горькой правде не собиралась. «Это не в моих силах»
Остается молчать. И она отмалчивается.
Истомленно вздыхает.
Пожимает плечами.
А ей больше нечего сказать.
Режущий слух звонок на следующий урок спас от напряжения, но не от мыслей и их самих. Извинившись за опоздание, они расселись по своим местам и ни разу не переглянулись. Энн даже не из-за своей замены, пусть и временной, так резко и в каком-то смысле обиженно говорит с близкой подругой. Просто в последнее время Фионна, как она думает, не доверяет ей важного и не делится настоящими мыслями. Вечно избегает разговоров, в которых нужно быть искренним, да и вообще постоянно куда-то исчезает.
Никто не делает шаг навстречу.
И обе боятся быть непонятыми.
Хуже — отвергнутыми.
По своим правилам играют в молчанку.
***
— Пойдем в столовую, — тихо произнесла Энн сразу после урока английского, положив ладонь на плечо подруги, — большая перемена.
Фионна вздрогнула от неожиданности, ведь с ней сегодня никто больше не разговаривал, и из-за скучного урока английского она начала дремать. Собравшись, обе направились к нужному месту. Диалог пошел сам по себе, и они не заметили, как разговорились. Мертенс вот-вот хотела выпалить что-то важное, но вовремя (ли?) сама себя заткнула. Этот переломный момент уловила и Энн, но попыталась всячески сделать вид, будто ничего не заметила.
А она ведь заметила.
А ей стало в сотый раз не по себе.
После обеда они вышли на крыльцо школы и постояли в приятной прохладе. Тучи на небе зависли пластом, шел дождик, а ветер стал наращивать силу. Тишина гнобила их изнутри, желая вырваться криком из горла, но каждый молчал, поголовно следуя мыслям, что может быть они друг друга напрягают тяжелыми словами. Время шло, а погода лишь ухудшалась.
И сегодня стало холоднее.
Между ними стало холоднее.
Уроки пролетали незаметно и до ужаса скучно, стрелки часов указывали на половину четвертого. Когда учеников отпустили с последнего занятия, те буквально рассыпались по школе, кто куда. Некоторые домой, некоторые заниматься на дополнительных занятиях, а кто-то сейчас сидел, сжавшись от своей собственной глупости и неуюта, около открытой площадки теннисного корта. И этот кто-то — Фионна. Она в сотый раз жалела, что пошла поддержать лучшую подругу, но уж точно не то, что не взяла вещи потеплее. Энн мысленно обзывала себя дурой, что притащилась сегодня на тренировку с больной ногой, которую на днях подвернула, и теперь ежится в холоде. Она думала обо всем, что плохо крутилось около неё, но точно не о подруге. Не единственной, но настоящей.
Мертенс сидела на ближней лавочке тихо и отрешенно, прижав голову к плечам, и немного нагнувшись вперёд. В лазурных глазах не было и самого дальнего намека на радость за достижения лучшей знакомой. Пусть даже больше, чем знакомой. Не то, чтобы Фи её не любила — просто она слишком часто ломает подходы к самой себе, а также к Энн. Златовласая замечает невидимые преграды, абсолютно не понимая, что их нет. Ну, а Трейси Энн слишком гордая и стеснительная, чтобы говорить четко и без «намеков». Она не хочет лезть к подруге, считая, что та сильная, и в ее помощи откажется. У Энн просто нет такого понятия, как «стойкость». И Мертенс, и Трейси ходят вокруг да около, прямо задевая свежие раны, ломая новые надежды и закапывая себя заживо. Они убивают друг друга, и теперь, будучи на грани полного уничтожения, это сложно остановить.
Они обе стараются помочь всем и каждому, говоря, что понимают.
Может быть, они и понимают.
Но не главного.
***
— Фух, наконец это закончилось, — отвлек от раздумий совсем притихшую Фионну уставший голос Энн. Она стояла рядом с подругой и поправляла почти прямые локоны рукой. Мертенс промолчала. Также голубоглазая и просидела на месте до тех пор, пока из раздевалки во второй раз не вышла Трейси.
От школы обе дошли до аллеи и разошлись, бросив краткое «до завтра» и один холодный взгляд со стороны Фионны. Она сама не знала почему, но ей сильно хотелось проводить взглядом подругу.
Дома Мертенс устало выдохнула и, зажмурившись от резкого комнатного тепла, упала на диван, следя позже за маятником настенных часов.
— День и ночь, проходят часа. Один на один, четыре минуты… — медленно прошептала Фионна, прикрыв глаза.
— Давно не слышала, чтобы ты пела, — резко прервала Кейк, которая уже вошла в зал, — прости, что прервала, но мне срочно надо было зайти.
Старшая Мертенс что-то вытащила из тумбы и быстро скрылась в проеме. Фи была немного смущенна, потому что боялась при ком-то петь после перерыва в год. Даже при сестре. Она не успела сообразить, как ответить, поэтому просто промолчала. Впрочем, молчит она часто.
Голубоглазая перевела взгляд на окно, которое через мгновение решила открыть. Не успела она привыкнуть к уличному свету и свежему воздуху, как вдруг кто-то постучал во входную дверь. На секунду Фионна застыла, ожидая, что Кейк скажет: «Это ко мне». Но та не подавала голоса. Пришлось подойти и самой посмотреть, кого занесло ветром.
К счастью для Фи на пороге никого не было, но лежало письмо в белом конверте. Мертенс быстро его схватила и, не закрыв дверь, раскрыла. Быстрым, но аккуратными почерком было выведено черной ручкой:
«Я знаю, что видеть ты меня не хочешь, но сегодня мы должны выполнить одно интересное задание. В десять будь около подъездной лавочки. До скорейшей встречи»
Фионна мучительно выдохнула. Выбирать не приходится — она конечно пойдет.
