***
Соберано с Альмейдой вернулись на третий день. Из окна классной комнаты Раймон видел, как они спешиваются во дворе, запылённые, но ничуточки не усталые, словно с прогулки вернулись. А может, так и было, он ведь толком не знал, куда их носило и зачем. Раймон хотел было лечь животом на подоконник, чтобы было лучше видно, но за спиной кашлянул мэтр Арридос, который в это время рассказывал что-то про Эодани Разумного и его эдикт. Мальчик поспешно шлёпнулся на своё место, но через полминуты не выдержал и снова осторожно повернулся к окну. Отец потрепал Бриса по шее, отдал поводья Пако, что-то спросил, выслушал ответ, коротко улыбнулся и скользнул взглядом по замковым окнам. Раймона он вряд ли заметил, но от этого беглого взгляда и улыбки сердце у мальчика провалилось куда-то в живот и забултыхалось там, как пойманная рыбка. Оказывается, он зверски соскучился. Это за три-то неполных дня! А что будет, когда соберано снова уедет на полгода? Ох, лучше об этом не думать… Мэтр Арридос снова грозно кашлянул, и Раймон торопливо окунул перо в чернильницу аж до кончиков пальцев. Чудаки они были, эти древние вельможи. Разобиделись на анакса, а имена всё равно поменяли. Глупо – зачем делать то, с чем не согласен? Бывают, конечно, приказы и всякие такие штуки, с которыми не поспоришь, и всё равно… Хотя он, Раймон, тоже поменял имя… даже, пожалуй, дважды, только не совсем. Вроде и не заставлял никто, само вышло. Скажешь сейчас «Рамха» – и словно не о себе. Так, о каком-то другом мальчике из другой страны… Интересно, а «Раймон» и «Рамон» – это совсем одно и то же?.. Мэтр Арридос больше не кашлял, но поглядывал на ученика весьма неласково. Под конец урока ментор разразился речью, смысл которой сводился к тому, что, если рэй Алвасете и дальше будет, подобно родовому символу, уноситься в заоблачные дали, он так и останется неучем, которого стыдно будет пускать в приличное общество. Раймону очень хотелось спросить, в каком-таком приличном обществе его будут выспрашивать про эдикты тысячелетней давности. Он каким-то чудом сдержался и хотел было помчаться здороваться с отцом и дядюшкой, но был остановлен Луисом. Оказалось, что соберано уже успел зачем-то вызвать к себе Хуана и заперся с ним в кабинете. Можно было бы и подождать, но бдительный домоправитель заметил перемазанные в чернилах пальцы рэя Алвасете и, взяв мальчика за плечо, повёл его отмываться. Потом Раймон от греха подальше убрался на конюшню. Под встревоженным взглядом Пако, привстав на цыпочки, протянул через дверцу денника полморковки Брису. Тот был в хорошем расположении духа, а потом угощение принял и даже всхрапнул, не то благодарно, не то снисходительно. Вообще-то тот давний запрет никто не отменял, но Раймон рассудил, что вот так, через загородку, не считается. Да и в конце концов, по чёрной скотине он соскучился не меньше, чем по её хозяину. …Как всегда с лошадьми, время летело незаметно, и Раймон спохватился, лишь когда за ним пришёл чем-то недовольный Хуан. До обеда оставалось всего ничего, но пришлось сначала опять вымыть руки и сменить пропахшую навозом и конским потом курточку… Как ни старайся, всё равно за что-то да попадёт: либо за грязную одежду, либо за опоздание. На ходу застёгивая непослушные пуговицы, Раймон скатился по лестнице и, полетев с разбегу мимо ждавшего его у дверей Хуана, толкнул ладонями тяжёлые створки.***
Дробный стук каблуков, топот, распахнувшиеся от крепкого толчка двери – и младший Алва возник на пороге, раскрасневшийся, с растрёпанными волосами, в скособоченном колете. Похоже, страсть к эффектным появлениям он тоже унаследовал от папеньки. Фамильного изящества пока не хватало, ну да какие его годы, успеет ещё набраться. Альмейда хмыкнул себе под нос и покосился на Рокэ. Тот невозмутимо наблюдал за происходящим. – Приведите себя в должный вид, сударь, – сдвинув брови, велел воспитаннику вошедший следом Хуан, – и поздоровайтесь с отцом и рэем Альмейдой. Рэй Суавес явно был раздосадован, и не удивительно, если Рокэ-таки отчитал его за давешние похождения мальчишки. Или всё же не стал? Кошки его разберут. Соберано не из тех, кто станет держать сына под стеклянным колпаком и обкладывать ватой, но, увидев Рамона на скалах, он испугался, и сильно… Окажись на месте Рамона Маурисио, Альмейда, пожалуй, гордился бы сыновним поступком, что не помешало бы ему устроить парню хорошую взбучку. Но уж точно он не стал бы молчать и делать вид, будто ничего не знает! Впрочем, Рокэ виднее, как вести себя с сыном… Наверное, чтобы разобраться сейчас в его методах воспитания, надо было вырасти с соберано Алваро. Тёзка меж тем торопливо поправил колет, знакомым жестом отбросил со лба волосы и шагнул вперёд, пытаясь поймать отцовский взгляд. На подвижном лице мальчика замерло выражение радостно-тревожного ожидания; казалось, Рамон ждёт только разрешения, какого-то знака, чтобы просиять, улыбнуться во весь рот, кинуться на шею… – Здравствуйте, соберано. – Здравствуй, – соизволил наконец обратить на него внимание Рокэ, протягивая руку для поцелуя. Мальчишка быстро ткнулся в неё не то губами, не то носом, будто клюнул. Всё-таки улыбнулся – сдержанно и осторожно, не так, как мог бы. Тихонько шмыгнул носом и повернулся к адмиралу. Альмейда церемониться не стал, от души тряхнул маленькую, но крепкую ладонь сколькитоюродного племянника, а после поинтересовался, не пора ли им сесть наконец за стол. За ужином Рамон-младший егозил и вертелся больше положенного, за что и удостаивался едва слышных, но явно суровых выговоров от воспитателя. После них мальчик притихал, выпрямлялся и поспешно убирал со стола локти, но в его стуле, видимо, было запрятано крепкое шило, которое не давало ему сидеть спокойно. Альмиранте нравилось наблюдать за парнишкой. Странное дело, должно быть, Маурисио вырос как-то чересчур быстро – а может, это он бывал дома непростительно мало, но вот эту пору отрочества, когда мальчик почти вплотную подошёл к порогу взросления, но сам ещё этого не понимает; когда он порой ведёт себя как мужчина, но не утратил пока своей щенячьей забавности, всё ещё по-детски ласков и непосредственен – эту пору в жизни сына он почти пропустил… Или она была слишком короткой? Поймав себя на непрошенной и совершенно неуместной сентиментальности – эк ведь расчувствовался, впору глаза платочком промокать – Альмейда мысленно встряхнулся и подмигнул мальчишке: – Ну, и где же ты пропадал весь день? Рамон с готовностью поднял голову: – Сначала на уроках, а потом на конюшне, – при этих словах он почему-то покосился на Рокэ, плутовато улыбнулся, но тут же вытянул губы дудочкой, чтобы скрыть эту улыбку. – Я Гриса, это мой конь, стараюсь сам кормить и чистить… – Он бы поселился на конюшне, если бы я позволил, – заметил Рокэ. – Не… не поселился бы, – возразил Рамон, но так неуверенно, что все засмеялись. – А ещё у Ады жеребёнок родился вчера, – сообщил он, когда смех стих. – Ада гнедая, и он тоже, только с белым пятнышком на лбу… – Рэй Алвасете, – с нажимом проговорил Хуан, – вам не кажется, что вы избрали не совсем подходящую тему для разговора? – Почему это? – Рамон! – в негромком голосе воспитателя явственно зазвучал металл. – А чего, о цветочках, что ли, рассказывать… – строптиво пробормотал, уткнувшись в тарелку, мальчишка. – Альмиранте сам спросил… Альмиранте, хмыкнув, сообщил, что разговоры о конях аппетит ему не портят, и поинтересовался: – Ты в самом деле так любишь лошадей? – Люблю, – кивнул мальчик. Потянулся облизать вымазанную в сливочном десерте ложечку, отложил и вместо этого продолжил: – Они хорошие. И умные. И они тоже меня любят… Меня ни один конь не лягнул ещё, у кого хотите спросите. В Тронко у д… у генерала Коннера Коршун был, ох и вредный! Чуть что, сразу копытом норовит! А я с ним подружился, даже ездил на нём… Соберано видел, – мальчишка требовательно глянул на отца, Рокэ кивнул, не то в самом деле подтверждая его слова, не то отвечая каким-то своим мыслям. – На необъезженном-то жеребце? – Альмейда прищёлкнул языком. – Герой… До отцовских коней ещё не добрался? Опять мелькнула та же самая улыбка, короткая и лукавая. Мальчик вновь покосился на Рокэ и признался: – Я хотел как-то раз… прокатиться… На Брисе. Наверное, даже получилось бы, но соберано заметил раньше. Рамон от души расхохотался: – Ох и всыпал же тебе отец за это! И без того чёрные глаза вдруг потемнели ещё больше. Тёзка разом перестал улыбаться и звонко от обиды выпалил: – Вот уж враки! Отец меня ни разу и пальчиком не тронул!***
Повисшая за столом тишина была, кажется, почти осязаемой. Поняв, что только что брякнул, Раймон был бы рад провалиться сквозь землю, но полы в замке были крепкими. Мальчик уставился на свои руки и стал считать про себя до сорока. – Немедленно извинись, – ровным голосом потребовал соберано. Извиниться? Он ляпнул, не подумав, ему никто не разрешал, всё верно, но извиняться?! Прямо здесь, при Хуане и дядюшке Рамоне, при замершем за стулом соберано Ческо? Раймон затравленно глянул на герцога, тот удивлённо поднял брови, потом нахмурился и кивком головы указал на альмиранте: – Извинитесь перед рэем Альмейдой, юноша! Бакра Всемогущий и все козлы его! Раймон вскочил на ноги и вытянул руки по швам. Набрал в грудь воздуха и снова выдохнул. Свалившийся с плеч булыжник был, наверное, размером с четверть Полвары, но язык всё равно привычно одеревенел и решительно не желал просить прощения. Он всё равно был прав… Хотя так орать на адмирала, наверное не следовало… Тишина за столом стала нехорошей. Раймон куснул губу, случайно встретился взглядом с отцом, и в голове вдруг сама собой сложилась нужная фраза: – Рэй Альмейда, прошу простить меня… за мой тон. Я был чересчур несдержан, – вот так, вежливо, спокойно и чётко. Он извиняется только за тон, а не за слова! Соберано хмыкнул: – Такие извинения со временем могут стоить вам дуэли, юноша, имейте это в виду. Но если рэй Альмейда удовлетворён… – герцог перевёл взгляд на альмиранте, тот в ответ коротко наклонил голову, показывая, что всё в порядке. – В таком случае марш отсюда. Хуан, проводите рэя Алвасете в его комнату, пусть поразмыслит над своим поведением. – Постой, – поднял четырёхпалую ладонь дядюшка. – Если на то пошло, мне тоже нужно извиниться. Рамон, я не хотел обидеть ни тебя, ни твоего отца. Герцог закатил глаза. Раймон секунду подумал и кивнул: – Хорошо, рэй Альмейда. – Следует говорить: ваши извинения приняты, сударь, – негромко подсказал Хуан. Раймон повторил. – Убирайся, – почти ласково попросил соберано. – Если, конечно, хочешь и дальше остаться правым в вашем споре…