***
Дни после возвращения соберано понеслись пущенным под горку колесом. Была у местных ребятишек, тех, что поменьше, такая забава – найти где-нибудь старое колесо от небольшой тележки и катать по крутым, сбегающим к морю улочкам. Забрался повыше, поставил колёсико на ребро, разжал пальцы – а потом беги за ним, подпрыгивающим, лови, если, налетев на камень, завалится на бок, или просто догоняй. Сам Раймон из этой забавы уже вырос, но насмотрелся здесь на играющую малышню порядочно. Вот и сейчас, лежа поздним вечером в постели и перебирая в памяти события последних дней, он чувствовал себя летящим внутри такого вот пущенного под гору колеса. Ж-жих! – зимние альегры, карнавал, смеющийся отец в толпе на площади, разговор за ужином, за который Раймону до сих пор стыдно. Соберано ни словом ему про тот вечер не напоминал, но Раймон и сам знает, что вёл себя, как последняя свинья. «Куда тебе герб с вороном, – злился потом вездесущий внутренний голос, – тебе бы другое животное!». Наверное, было бы хорошо попросить у соберано прощения, но при одной мысли об этом у Раймона все внутренности узлом завязывались. Извиняться он ненавидел, кажется, ещё с младенчества – сколько ни ждали мать и отчим от него положенных после всех шалостей слов «простите, я больше не буду», мальчик только сопел и смотрел исподлобья, плотно сжимая губы. На него в конце концов махали рукой – вот ведь упрямец, ничем его не проймёшь, и в кого только такой удался… Ж-жих, делает следующий оборот колесо, и перед глазами мелькают и скрещиваются со звоном рапиры. Соберано теперь тренирует его сам, и ох насколько же эти занятия сложнее, чем те, давно уже привычные, которые были с рэем Контреросом! После каждого урока Раймон мокрый, как недотопленная кошка, и руки-ноги, кажется, вот-вот отвалятся. А уж сколько язвительных замечаний отпускает герцог по поводу того, как Раймон стоит, держит шпагу и двигается!.. Обидно бывает порой чуть ли не до слёз, с трудом сдерживаешься, чтобы не зареветь, не швырнуть непослушный клинок в угол – сжимаешь губы, стискиваешь пальцы на рукояти, щуришь глаза или бросаешься в новую атаку очертя голову и тут же получаешь очередной окрик, ещё более сердитый. И всё равно уроки соберано в восемь тыщ раз интереснее, чем у рэя Контрероса… Особенно сейчас, когда в отцовских глазах нет-нет да и мелькнёт одобрение и можно даже услышать от него почти невероятное «Очень хорошо!». Ж-жих, соберано почти всё время берёт его с собой, когда едет куда-нибудь – в порт, на виноградники, к арендаторам и даже на встречи с рэем Эчеверрией и какими-то другими дворянами. Всех их, конечно, как-то зовут, но Раймон запомнил только рэя Веласко, отца братьев-погодков, с которыми он немного подружился осенью. Братья были добрыми, но глупыми, а сам рэй – молчаливым и хмуроватым… Эти поездки иногда скучноватые, но чаще всё-таки интересные, хоть и не понятно: зачем герцогу Раймон? Ж-жих! Мальчик сам до сих пор не понял: то ли его колёсико получило новый толчок и набрало скорость, то ли наоборот, зацепило на ходу кривой булыжник и чуть не завалилось набок. Несколько дней назад соберано велел Раймону зайти к нему в кабинет, а сам куда-то вышел. А в кабинете на столе лежали заряженные пистолеты... Очень простые, но всё равно красивые, увесисто-тяжёлые даже на вид и такие восхитительно настоящие, что удержаться было просто невозможно. Раймон подошёл, протянул руку. Коснулся холодного ствола. Провёл легонько, словно погладил – сперва самыми кончиками пальцев, потом, осмелев, всей ладонью. А потом словно сам Леворукий под рёбра толкнул – взялся за рукоятку. Держать пистолет одной рукой было тяжело и неудобно, мальчик перехватил его обеими и, старательно сощурив один глаз, прицелился в распахнутое окно. Качнулся от воображаемой отдачи, подержал ещё немного пистолет на вытянутых руках перед собой. Тяжесть заряженного, готового к бою оружия придавала уверенности и странно успокаивала. Вот бы выстрелить разик по-настоящему, мелькнула шальная мысль. Раймон попытался сунуть пистолет за пояс. Получилось не очень ловко, да и штаны сразу поехали вниз, но всё равно вид у него был, пожалуй, вполне боевой. Жаль, что в отцовском кабинете нет зеркала, было бы здорово посмотреть на себя… Мальчик снова прицелился, держа пистолет в правой. Рука слегка подрагивала, но не от страха, а от тяжести. Попытался перебросить пистолет в левую, чуть не уронил и наконец со вздохом положил на место. И в тот же момент его ухо весьма неласково сжали чьи-то холодные пальцы. – Ай, – сказал Раймон. – Да неужели, юноша? – вкрадчивым голосом осведомился из-за его спины соберано. По-прежнему не выпуская раймонова уха, герцог направился к двери. Мальчик – куда деваться – поспешил за ним. Идти было неудобно, приходилось наклонять голову и часто перебирать ногами, но Раймон не сопротивлялся – во-первых, пищать и вырываться было ниже его достоинства, а во-вторых, в глубине души он понимал, что соберано имеет полное право злиться. …Дверь за ним захлопнулась, спустя несколько минут щёлкнул замок. Наверное, соберано посылал кого-то за ключом, отстранённо подумал Раймон. Странно, а он и не услышал… Мальчик привычно взобрался на подоконник и сел, обняв колени. Сейчас он даже удивлялся собственному помрачению в мозгах. Это же надо, нарушить, не задумавшись, один из строжайших запретов! Ещё дядюшка Клаус строго-настрого велел ему зарубить на носу, что оружие – любое! – это не игрушка. Отец, правда, ничего такого специально не запрещал, но это и понятно – зачем говорить об очевидных вещах… «Да ладно тебе, – хихикнул внутренний голос, – убыло, что ли, от того пистолета, что ты его подержал?» «Вот выпорет нас соберано, тогда узнаем, что и где убыло». «И чего, даже сопротивляться не будешь?» – казалось, настырному тому-кто-сидел-внутри в самом деле было любопытно. «Битым быть не хочешь? – язвительно спросил в ответ Раймон. – Ты ж всё равно что я. Значит, если меня пороть будут, то и тебя». «Дурак ты…» – печально вздохнул голос. Раймон почему-то слегка смутился, хотя казалось бы: перед собой-то чего? Глупо подумал: «Сам ты… – понял, как это нелепо и всё-таки ответил: – Не буду… Знаешь же: за всё, что делаешь, надо расплачиваться». «За всё, что ты делаешь, надо расплачиваться, вопрос только в том, какова цена» – это Раймону недавно говорил соберано. Он частенько говорил что-нибудь такое умное, но непонятное, и мальчик обычно вежливо кивал и пропускал мимо ушей, а потом странные фразы вспоминались вдруг в самый неподходящий момент. Или, наоборот, в подходящий?.. Однако торчать в запертой комнате, хоть бы и с внутренним голосом, было не слишком весело. Под рукой не оказалось даже самой завалящей книжки, чтобы отвлечься, и Раймон то сидел на подоконнике, то слонялся из угла в угол, и думал, думал… К учителям его не звали, соберано не приходил, только Луис через пару часов молча принёс обед и так же молча забрал после пустые – есть хотелось, несмотря на неприятности – тарелки. Поев, Раймон снова взгромоздился на подоконник. Долгое ожидание не радовало; он вспомнил вдруг, как несколько месяцев назад вот так же сидел и ждал в крошечной гостиничной комнатке после своего неудачного побега. Но тогда соберано вернулся почти сразу и наказывать его не стал… А сейчас? Отлупил бы уже, и дело с концом… Раймон передёрнул плечами. Думать о таком было противно, но, говорят, никакой мальчишка без этого не проживёт, может, и правда?.. А может, соберано так разозлился, что решил отправить Раймона назад, в Тронко? Заберите вашего мальчика, он глупый и мне не подходит… Да нет, чушь какая… Из-за такой ерунды! Да, но сколько можно ждать? Небо уже темнеет, а за дверью по-прежнему тишина. Умерли они там все, что ли? Или забыли про него? …Показалось вдруг, что он сидит в этой комнате уже много дней и даже месяцев. В замке, наверное, что-то случилось, и люди ушли – недаром же стоит такая тишина, что аж уши закладывает! Они ушли, а про него забыли. Все, даже отец. Запертая дверь – это, конечно, не страшно, крыша галереи под его окном широкая и ровная, а неподалёку растёт большой разлапистый платан, по которому Раймон уже сорок раз лазал, но куда бежать, если вокруг всё равно не осталось ни единой живёхонькой души? Мальчик с трудом подавил желание вскочить и заколотить со всей силы в запертую дверь. Пусть приходят, ругают, отчитывают, только бы не было этой тишины! Скатился с подоконника, одним прыжком оказался возле звонка, дёрнул его. Раз, другой! Послышавшиеся за дверью шаги показались ему звуками рассветными. Щёлкнул, поворачиваясь, ключ, и на пороге возник Луис, такой восхитительно спокойный, такой привычный, что Раймон едва не бросился ему на шею. – Вам что-нибудь нужно, рэй Алвасете? Официальное «рэй Алвасете» вместо обычного «дор Рамон» живо напомнило о том, что он сегодня провинился, а всё остальное – просто его же собственные дурацкие выдумки. Раймон почесал пальцем переносицу и хмуро, чтобы не выдать своего глупого страха и не менее глупого облегчения, сказал: – Да. Я есть хочу. Нет такого порядка, чтобы арестованных не кормить… Луис очень похоже на соберано приподнял бровь, но всё же ушёл и вскоре вернулся со стаканом молока и свежей булкой, которую Раймон неторопливо сжевал, сидя всё на том же подоконнике. Зевнул. «Ты, никак, спать собрался? – ехидно поинтересовался внутренний голос. – А как же эти… угрызения совести?» Мальчик даже рассердился – вот где этот умник был, когда Раймон тут со страху помирал?! «А нету у меня никаких угрызений! – сообщил он. – Подумаешь, пистолет взял! Не насовсем же! И не выстрелил даже! Не развалится он с того небось». «Ну ты и фрукт…» – с непонятной интонацией ответил внутренний голос. «Да, я такой, – дерзко хмыкнул Раймон. – Если не нравится, можешь проваливать. Ты умный, и без меня обойдёшься». «Нет уж, без тебя не получится», – с еле слышным смешком откликнулся тот и примолк. А Раймон почувствовал, что и в самом деле хочет спать… Утром неизменный Луис помог ему умыться и одеться, после чего сообщил, что соберано ждёт рэя Алвасете на заднем дворе – так называлась довольно большая площадка, покрытая хорошо утрамбованным белым песком, где в хорошую погоду рэй Контрерос учил Раймона фехтованию, а Хуан – рукопашному бою. Немножко. Сегодня погода была хорошей… Соберано стоял посередине двора спиной к мальчику. У дальнего конца площадки возились с чем-то Пепе и Алехандро. Раймон подошёл поближе. Вздохнул, ковырнул носком туфли песок, выговорил громко и отчётливо в обтянутую чёрным бархатом спину: – Доброе утро, соберано. – Доброе утро, юноша, – не оборачиваясь, кивнул герцог. – Подойдите-ка. Ну же, смелее, вам это должно показаться любопытным! Пепе, готово? – Да, соберано. – Хорошо. Можешь идти. Хандро, останься. Раймон, ничего не понимая, подошёл. Герцог наконец повернулся к нему, одновременно отступив в сторону, и мальчик увидел несколько разложенных на небольшом столике футляров с пистолетами… Совсем новые и с отполированными многими прикосновениями рукоятями, простые и с серебряными накладками, большие и чуть поменьше, они лежали в обитых чем-то мягким коробочках и ждали, а Хандро в дальнем конце двора поправлял мишени, а соберано что-то говорил, кажется, объяснял, как пистолеты устроены, а Раймон никак не мог понять, о чём он говорит, просто стоял и глупо таращился на столик… – Юноша, хватит витать в облаках, вы не на свидании! Окрик подействовал – мальчик тряхнул головой и заставил себя сосредоточиться. Что бы соберано ни придумал, лучше слушать его внимательно… Отец, впрочем, вёл себя как ни в чём не бывало, словно и не он вчера тащил Раймона за ухо в его комнату. Показал, как заряжать пистолеты, объяснил, чем они отличаются, как правильно целиться и спускать курок, а потом предложил опробовать знания на практике. Раймон оторопело глянул ему в лицо. Герцог нетерпеливо прищёлкнул пальцами: – Ну же, юноша, чего вы ждёте? ...Отдача сильно толкала руки назад, а от выстрелов закладывало уши, зато Раймон с первого же раза грохнул бутылку из-под вина. По правде сказать, вышло это неведомым образом, потому что толком прицелиться не удавалось, ствол плясал в пальцах, перед глазами от волнения всё расплывалось, и стрелял он, почти зажмурившись. Потом дважды промазал, а на четвёртый раз опять попал почти в центр нарисованной мишени. Пистолеты после каждого выстрела он перезаряжал сам – ну, почти сам, хотя соберано, конечно, помогал и даже брал раймоновы руки в свои, показывай, как правильно делать... ...Ещё вчера мальчик сделался бы счастливым без памяти от такого урока, но сейчас на душе скребли кошки. И всё-таки он увлёкся. Даже слегка вздрогнул от неожиданности, когда отец бросил своё обычное: – Довольно. Раймон бережно опустил горячий пистолет на бархатное ложе, сделал шаг назад, встал, опустив руки по швам. Уставшие пальцы слегка подрагивали, а подданные Леворукого взялись за своё с новой силой. Спустя томительно-долгие несколько секунд над головой снова раздался голос герцога: – Право слово, своим смирением вы сейчас весьма напоминаете послушника какого-нибудь церковного ордена. Что это с вами, молодой человек? Надо было, наверное, попросить прощения, но положенные слова как всегда застряли у Раймона в горле. Он ещё ниже опустил голову и тихонько засопел. Отец тоже молчал, мальчик макушкой чувствовал его выжидательный взгляд. Потом герцог Алва усмехнулся: – Похоже, язык у вас всё-таки отнялся… Что ж, не хотите разговаривать – ступайте завтракать. Раймон недоверчиво покосился на него из-под упавших на лицо прядей волос. – А… – Да? Всё-таки собрались что-то сказать? – А вы… меня что ли совсем не накажете? – выговорил мальчик, продираясь сквозь вязкий, склеивающий горло стыд. Герцог пожал плечами: – Жизнь, конечно, несправедливая штука, и вам ещё предстоит в этом убедиться, но не таким же способом. – А?.. – Видишь ли, – отец присел на подлокотник стоявшего тут же лёгкого кресла, так что их глаза оказались почти на одном уровне, и неожиданно снова перешёл на «ты», – с моей стороны было ошибкой оставить оружие без присмотра. Я не учёл, что ты ещё слишком мал и не способен… держать свои желания в узде. Так что по справедливости уши следовало бы надрать мне, но мой папа этого по некоторым причинам сделать не может, а с тебя хватит и вчерашнего дня под арестом. Согласен? Раймон неуверенно кивнул. В груди стало почему-то очень горячо, и в глазах защипало. Вот бы сделать сейчас несколько шагов к отцу, уткнуться носом ему в плечо, обнять изо всех сил и пообещать, что больше никогда-никогда… Мальчик изо всех сил прикусил нижнюю губу. Соберано не любит неженок. Он и так считает Раймона маленьким и глупым, сам же только что сказал… – Я не маленький, – пробурчал сам по себе язык мальчика. – В самом деле? – соберано с нарочитым удивлением посмотрел на него, потом откинул назад лезущие в лицо волосы и рассмеялся. – Допустим, юноша. Что ж, учить тебя стрелять всё равно было нужно, будем считать, что ты просто несколько поторопил события. В первый и последний раз. Надеюсь, тебя это чему-то научит. Раймону бы поблагодарить, поцеловать отцу руку и уйти, на худой конец – промолчать, но его словно бес за язык потянул. – А как же… вы же говорили, что за всё платить надо… Маршал глянул на него с интересом: – Отрадно, что ты это запомнил. Полагаешь, плата за твой проступок должна быть выше, а я с тобой слишком мягок? – Не… – мальчик мотнул головой, не зная толком, как объяснить те смутные мысли, которые крутились в мозгах со вчерашнего дня. – Я… не только про этот раз, а вообще... – А вообще главное, чтобы по твоим счетам не пришлось платить другим. Кошки с ним, с пистолетом, я надеюсь, у тебя хватило бы ума не прострелить себе руку или ногу, но если ввязываешься в неприятности, помни о том, что отвечать за то, что с тобой случится, будет Хуан. Или Пако, или рэй Контрерос… Как ты сам, между прочим, отвечаешь за своих приятелей. Раймон хотел было возразить, что среди своих приятелей он совсем не главный и даже годами не старший, но почему-то промолчал. Вспомнились вдруг совсем не к месту давнишние слова Нерии: «Здесь каждый готов за соберано драться, а значит и за тебя». Не к месту? Если люди готовы за тебя драться просто потому, что ты – это ты, тебе тоже надо быть готовым… Отвечать за них. Или хотя бы стараться, чтобы им не пришлось зря лезть в драку… Мысль была неожиданной и не сказать, чтобы приятной. Раймон нахмурился и поскрёб в затылке. Захотелось поделиться ей с соберано, но тот уже давал какие-то указания подошедшему Луису…Глава 15
5 июля 2016 г. в 00:30