***
Если под конские копыта с дерева падает что-то, заметно превышающее размер яблока, не стоит удивляться, что даже самая лучшая лошадь шарахнется в сторону. Герцог Алва и не удивился, только крепче сжал бока коня коленями и дёрнул поводом, чтобы уберечь свалившийся практически ему на голову «фрукт» от знакомства с подковами Бриса. «Фрукт», впрочем, тоже медлить не стал – резво откатился в сторону и сел, поматывая головой. При ближайшем рассмотрении он оказался растрёпанным черноволосым мальчишкой лет девяти в подвёрнутых до колен залатанных холщовых штанах и разорванной на плече рубашке. – Квальдэто цэра! – не сдержался маршал. – Вы созрели, юноша? Или вас ветром сорвало?! – А? – мальчишка поднял глаза на всадника и недоумённо свёл тонкие тёмные брови. – Неважно, – Алва поморщился. – Поднимись-ка! На первый взгляд «фрукт» был цел и невредим, на второй, впрочем, тоже. Поднявшись на ноги, мальчик тут же вывернул плечо и, слегка выпятив нижнюю губу, попытался оценить размер прорехи на рукаве, очевидно, свежеприобретённой. Рокэ вдруг вспомнил его – вчера, когда они приехали в Тронко, мальчишка крутился между солдатами и адуанами, лез помогать конюхам. Должно быть, сынишка кого-то из местных... – Цел? – поинтересовался герцог. – Ага! То есть да, Монсьёр! – задорно улыбнулся мальчик. – Прекрасно. Тогда постарайся впредь не валиться на головы людям, как перезрелый гранат. Мальчик по-военному вскинул руку к голове. Без шляпы жест вышел смешным, малыш это понял, засмеялся, поддёрнул порванный рукав и убежал, поднимая босыми пятками пыль. Брис недовольно фыркнул ему вслед, не одобряя подобное легкомыслие. Герцог потрепал коня по шее и тронул его бок шенкелем…***
– Так что вы, Монсеньор, не сомневайтесь! У нас всё в лучшем виде! Мышь не проскочит! – уверенно рубанул ладонью воздух полковник Шеманталь-младший. – Мышь – это прекрасно, а как насчёт ызаргов? Орельен с готовностью заржал. Он не сомневался в себе, в своих вояках, в своих тропах и был рад показать всё это Первому маршалу. Первый маршал же изволил смотреть и слушать. Благосклонно. – И ызарг не проскочит. За хвосты всех переловим, – отсмеявшись, твёрдо пообещал Шеманталь. Рокэ кивнул и, сощурившись, бросил взгляд на закатно алеющий горизонт. В Варасте всё было спокойно и хорошо, так спокойно и так хорошо, что даже нагрянувший как снег на голову Первый маршал никого не напугал – скорее, обрадовал. Ему улыбались, отдавали честь, с готовностью отвечали на вопросы и стремились всё показать – новые казармы, офицерские дома, плац и тренировочные площадки, заставы и пограничные посты… Здесь дышалось легко, как в Торке, а жара и близость гор напоминали дом. Впрочем, в армии ему всегда дышалось легко. За три дня Рокэ успел проверить выучку варастийских кавалеристов и по достоинству оценить сводный бакранско-талигойский козлерийский полк, был облизан до ушей очередным Коннеровским питомцем, не то сыном, не то внуком Лово, и убедился, что талигские пограничные посты надёжны. Молодой парень-адуан, увидев, кого он чуть не пристрелил в темноте, приняв за нарушителя границы и вражеского лазутчика, посерел лицом и уже был готов повалиться на колени, а получив от довольного «лазутчика» полсотни таллов – побагровел как варёная свёкла и, похоже, окончательно лишился дара речи. Сегодняшний день, проведённый в компании Коннера и младшего Шеманталя в лагере в нескольких хорнах от Тронко, только подтверждал – в Варасте всё хорошо и спокойно, и можно с чистой совестью уезжать. Навести шороху в Кадельской армии и повернуть к столице. Если постараться, можно даже выгадать день-другой и заглянуть на денёк к Савиньякам, он давно не видел Арлетту. Или навестить Валмон... – Жизнь военная не сахар, — прорезал внезапно вечернюю тишину звонкий и чистый голос, – Не с красотками гулять. От подъема до отбоя Нам в строю маршировать! Орельен, вдохновенно расписывавший успехи своих парней, поперхнулся и замолчал на полуслове. – Ох, гадала мне гадалка Да все обманула. Мне бы тёщиных блинов Вместо караула! Новый куплет сопровождался взрывом хохота – возможно, потому что певцу до знакомства с тёщей было ещё лет пятнадцать самое меньшее. Пели и ржали в паре сотен бье от них, где вокруг костра сидели с мисками каши человек десять солдат и адуанов. Солдатскую песенку распевал мальчик, стоящий на высоком чурбачке – распевал, помогая себе руками и притоптывая босыми пятками. Адуаны смеялись, кто-то отбивал ритм ложкой по котелку. – В адуанах я служил Два веселых года. Не узнаете меня — Новая порода! Певцом оказался старый знакомый. Рубашка на «фрукте» была новая и чистая, штаны – всё те же, залатанные, и чёрные волосы по-прежнему взъерошены. – Чей это малыш? – герцог кивком указал своему спутнику на пританцовывающего мальчика. – Так наш, – заулыбался Шеманталь-младший. – Как есть наш. – Прелестно. Откуда он? – Так у бакранов забрали, – всё так же охотно пояснил полковник. – Уж, почитай, года... три прошло, а может и четыре. В деревеньке ихней одной... Их, то есть. Меня там не было, у брата надо спрашивать или у генерала Коннера, но вроде как сирота он, что ли. Или с отчимом не ужился... Привязался к нашим, они и забрали с собой. Мальчонка сметливый, из него толк будет. Ну и ласковый он, как котёнок, всё парням радость. Вроде как сынок такой общий. Растим вот, сообща, значит... – Полюбила я капрала, – перешёл между тем к женской любовной лирике общий бакранский сынок, – А теньента хочется, Говорят, что у теньента... – Раймон!!! – гаркнул побагровевший Шеманталь, испуганно зыркнув глазами на маршала. Рокэ показалось, что полковничьим воплем певца снесло с чурбачка, как пушинку. Но нет, мальчишка просто спрыгнул на землю и встал, покачиваясь на тонких ногах, чуть склонив голову набок и без капли страха глядя на грозное начальство. Поза и поворот головы показались маршалу смутно знакомыми, но кого напоминал мальчик, сообразить не удавалось. – Ну-ка брысь отсюда, за хвост тебя да об дерево! – рявкнул всё ещё красный как рак Орельен. – А вы, бездельники! – напустился он на ни в чём не повинных адуанов. – Чтоб я ещё раз!.. Да вы!.. Да у тебя!.. Пора было вмешаться, пока полковника не хватил удар. Рокэ усмехнулся, с трудом подавив неуместное желание разоржаться подобно давешним едокам: – Растите, стало быть. Что ж, господин Шеманталь, ваши педагогические таланты, несомненно, делают вам честь. Всё в порядке, господа, – махнул он рукой повскакавшим с мест воякам. – Продолжайте ужин.***
…– Так что, Коннер, что делать – вы знаете, – Рокэ поднялся на ноги и потянулся, разминая затёкшие мышцы. – Само собой, господин Прымпирадор, – генерал-адуан позволил себе слегка улыбнуться. – Не первый год же… Да вы и сами знаете. – Знаю, – кивнул Алва. – Потому и говорю об этом с вами и с Шеманталем. И постарайтесь обойтись без громких манифестов. Вы не ждёте нападения, вы просто держите своих парней в должном порядке. – А то как же, – ухмыльнулся командующий, – это уж завсегда… Вон завтра на Ежанку разъезд отправится, а оттуда пусть на юг двинутся. А там и козопасы подмогнут, ежели понадобится… Воевать-то они не очень, но чужаков не пропустят. – Вот и славно, – маршал легко распахнул дверь и вышел на крыльцо, подставляя лицо слабому ветерку. – Кажется, жара спадает… – Вечер, – глубокомысленно вздохнул Коннер, выходя следом за Рокэ и вдруг заорал не своим голосом: – Ты что делаешь, паразит?! А ну… … … слезай сейчас же!.. Маршалу слезать было неоткуда, поэтому он сделал вывод, что генеральские вопли обращены не к нему. Проследив за взглядом побагровевшего Коннера, Рокэ не удержался и присвистнул. У коновязи гарцевал красивый гнедой жеребец – гордость Клауса, впрочем, до сих пор как следует не объезженная. Клаус смущённо объяснял, отводя глаза в сторону, что мориск – не то подарок дядюшки, не то наследство дедушки, Шеманталь хмыкал и тыкал приятеля кулаком в бок, а Рокэ было очевидно, что жеребца Коннер купил, не удержавшись от соблазна, сам, а теперь страшно этого стесняется. Не менее очевидно было и то, что генерал со строптивцем в конце концов поладит – наездником Клаус был отменным, а терпения ему было не занимать. Сейчас, однако, Коршун – наградил же заводчик именем, спасибо, хоть не Ворон – свой характер в полной мере показывать не спешил, хоть и демонстрировал, что терпеть устроившегося на его спине всадника долго не намерен. Всадник же довольно ловко управлялся с поводьями, сжимая босыми пятками конские бока – до стремян его ноги ещё не доставали. Рокэ невольно залюбовался сидевшим в седле мальчишкой, всё тем же старым знакомцем – посадка у него была превосходной. Ровная спина, прижатые к бокам локти, свободно откинутая голова… И ведь ни капли не боится, паршивец, хотя Коршун и выказывает своё недовольство всё более явно. Мориск прыгнул вбок, взвился на дыбы, Коннер снова что-то крикнул, мальчик натянул поводья и быстро оглянулся через плечо. Это длилось не дольше секунды, но время словно растянулось в полёте – залитый закатным солнцем двор, медленно опускающиеся на землю конские копыта и гибкий силуэт в седле. Картинка на миг расплылась, сквозь варастийский пейзаж проступил мощёный белыми плитами двор алвасетского замка, отец, разворачивая коня, бросает через плечо последний взгляд на остающийся за спиной дом – всегда так, куда бы ни уезжал! Маршал хватанул губами воздух. Сердце пропустило удар, а потом сорвалось в отчаянный галоп, перед глазами снова был Тронко, пыль, взмыленный Коннер, и чужой незнакомый мальчик Раймон спешивался и подходил к ним, таким родным резким жестом отбрасывая со лба волосы. Клаус что-то сердито толковал мальчишке, размахивая руками. Алва словно со стороны услышал свой голос – удивительно ровный: – Генерал, соблаговолите вернуться в дом, я должен задать вам ещё один вопрос. Коннер, видимо, что-то увидел в его лице, потому что проглотил очередное внушение и, погрозив напоследок приёмышу пальцем, шагнул через порог. Рокэ вошёл следом и медленно прикрыл за собой дверь. – Кто он? Белесые ресницы растерянно хлопнули. – Господин Прымпирадор… – Кто. Этот. Мальчик. – Дак… вы ж спрашивали уже, монсеньор… Или что?.. Никак, признали?.. Алва вытащил из-за пояса пистолет и положил перед собой на стол. – Коннер. Вы немедленно расскажете мне всё. Слышите, генерал? Всё. Откуда Раймон? Кто он? Клаус судорожно сглотнул и покосился на мирно лежащее оружие. Рокэ его взгляд проигнорировал – стрелять в генерала он не собирался, хотя руки к пистолету тянулись сами собой. – Ну… господин Прымпирадор, вы только того, не серчайте… Бакранский мальчонка, правду вам сказали… Мы как четыре года назад с елегацией ехали в деревню их главную, столицей она, значит, считается, так и встали на ночлег в одной деревушке. Вот там он к нам и прибился, всё крутился возле лошадей, совался к каждому – кому воды кружку принесёт, кому скребницу подаст… совсем малёк был, а туда же, вишь, помогать хочет… А как возвращались опять через эту деревню, так коней перековать надо было. У козопасов-то с этим худо, их-то звери некованые бегают, вот и провозились. Я и заприметил, что малыш один всё время, вроде не присмотренный никем… – Дальше, – потребовал Рокэ, чувствуя странный холодок в груди. – А дальше, – Коннер вновь крупно переглотнул, – спрашиваю я ихнюю бабу одну, мол, сирота, что ли, парнишка? Нет, говорит, мать жива. А отца и верно нет, седуны убили. Совсем, говорю, спятила, старая? Какие седуны, их когда ещё расколотили, а мальчишке-то лет пять от силы! А она обиделась… я, мол, может, и спятила, да только парню седьмой год уже, а отец его уже после смерти возвращался, чтобы дело своё мужское до ума довести… поверье у них такое, значит… – Коннер как-то странно вздохнул, почти всхлипнул, и единым духом выпалил: – Может, помните вы, Монсеньор, к вам тогда девку одну привели, а вы и не побрезговали? Вот её сынок Раймон, значит. Рамха его по-ихнему звали, это уж мы по-своему стали. Рокэ прикрыл глаза. Его сын. Раймон – его сын. Странно, он этого ожидал с того момента, как понял, что бакранский мальчишка до боли похож одновременно на отца и Карлоса, но не верил. Сейчас, впрочем, тоже не верил – просто не понимал до конца. Произнесённые Коннером слова падали куда-то мимо его сознания. – Я там порасспросил – матери, говорят, нового мужа сговорили, живут ладком, свои дети пошли, а старший ровно как чужой им. Не обижают, избави Создатель, у них там детей обижать не принято… Но и не ласковы особо. Накормят-напоят, одежонку подлатают, и хватит. А я, признаться, ещё до того, как с бабой этой потолковал, решил – если сирота, заберу мальчонку, уж больно славный… Ну а тут уж… – Коннер махнул рукой, замолчал было, но потом собрался с силами и договорил: – Пришёл к девчонке, она не долго думала… собрала рубашонки его, какие были, пару лепёшек в платок увязала. Ну и уехали мы на следующий день. Раймон сперва радовался, потом заскучал по своим-то… Плакал крепко, ну да через несколько месяцев как-то пообвык… На талиг заговорил быстро, он вообще парнишка толковый… Господин Прымпирадор, да вам, никак, плохо?! Алва нащупал рядом с собой стул, сел. Прикрыл глаза, провёл кончиками пальцев по бровям, прижал ладони к вискам, пытаясь унять пульсирующую боль. Клаус торопливо отошёл, что-то стукнуло, зазвенело, полилось. – Монсеньор… вот, выпейте, полегчает… Он машинально взял стакан, глотнул. Касера. Глотнул ещё раз, залпом допил то, что осталось. Как ни странно, и в самом деле стало легче, даже в голове немного прояснилось. – Почему не написали? – спросил он, не глядя на Клауса. Тот, расстроенный чуть не до слёз, развёл руками: – Так ведь, Монсеньор, не думали… Ну, мало ли вы с девицами, уж простите… Неужто за каждого такого в ответе будете? Мало, толкнулось в висках. Мало, мало, мало, один-единственный такой, больше никого нет. – Вы ж того и гляди женитесь, детки пойдут… а тут вам ещё о приблудыше думать. Ладно бы нужда какая была, а у нас тут всё в лучшем виде. И сыт, и одет, и научим, что сами умеем. – Мальчик не знает? – Нет, – коротко качнул головой Коннер. – Никто не знает, только я да Жан. Разве что теперь заметил кто, малыш-то на вас похож… Да вряд ли. – Вряд ли, – кивнул, соглашаясь, Рокэ и стремительно поднялся.