Коли в меня тонкое острие пера.

      Сметая костлявой рукой разорванную в клочья бумагу, пытаюсь сосредоточить свой взгляд на оставшемся кусочке тетрадного листка. Тонкие вертикальные линии струятся от начала к концу маленького «островка» для хранения мыслей и чувств, которые каждый день наполняют меня вновь и вновь. Горизонтальные же, спокойно расположились на поверхности и безмятежно наблюдают за движением моей руки и мерцанием глаз. Сидя перед окном 24/7, невольно замечаешь, как особенно оживает мир к вечеру, а бурная жизнь развивается уже ночью. Хотя нет ни людей, ни машин… хочется выйти на пустую улицу, которая только для меня заполнена образами людей, именно ЛЮДЕЙ, а не механизмов с одной целью — заработать денег. Хочется остановиться на пустом месте и побеседовать с каждым из этих невидимок, пройтись вдоль по серым дорогам держась за руку с кем-то из них. Мысль о том, что я смогу найти среди них такого же, как я, такого же неуклюжего и порой жалкого, такого же пылкого и бушующего ради собственных эмоций, затуманивает разум и лишь мешает мне вновь собраться и перенести свой взгляд от окна на лист. Опускаю взгляд, но тут же переношу его вновь на просторное окно, тянет магнитом и не отпускает. Будто держит за подбородок и ласково просит не прикрывать блёклые глаза, не погружаться в работу, не прикасаться к изувеченному листку. Просит смотреть только на него, разглядывать каждую деталь, что отражается в нем, щуриться, пытаясь разглядеть, что же там в дали. Не могу сопротивляться, не могу отвести взгляд от мира за окном, от такого спокойного потока. Хочется взять последний клочок бумаги и приложить к стеклу, обвести всё, что видишь до мельчайшей детали и преобразовать это в слова, фразы, предложения… Невольно встаю со стула и забираюсь на хрупкий письменный стол, упираясь коленями прямо в широкий подоконник. Раздается противный скрип стола, который будто протестует и пытается удержать меня в стенах комнаты, но меня влечет лишь темнота за ее пределами. Приближаюсь ближе к стеклу, упираюсь прямо лбом и кончиком носа, ладони прижаты вплотную к рамам окна. Мое тихое дыхание становится похоже на шум вьюги, и я будто под гипнозом пытаюсь заглушить его постукиванием пальцев по хрупкому стеклу. Всё зовет меня наружу и я вовсе забыл про лист, на котором мечтал отразить в эту ночь свои мысли, я забыл о том, что было раньше, о том, что происходило здесь. Я хочу наружу, хочу дышать.       Скользя по стеклу тонкими пальцами, нахожу ручку от окна, но не отвожу взгляда от происходящего за пределами. Я не вижу ничего, кроме кромешной тьмы, но стоит мне моргнуть, и я наблюдаю тысячу людей, тысячу двойников меня, ждущих, пока я сойду с этого Олимпа. Ручка доведена до предела, и прохладный поток ветра распахивает настежь первую часть окна. Вторая передо мной, я держу ее всем телом, каждый миллиметр кожи будто врос в это огромное стекло. Темнота манит, призывает, дабы обнять тебя, успокоить, приласкать. Всё вокруг будто хочет меня разорвать так же сильно, как пару минут назад я в ярости рвал листки бумаги. Моё дыхание учащается и я уже перебиваю свист ветра. Медленно двигаюсь по подоконнику к уже освобожденной части окна от стекла. Добираюсь до нее, переношу ноги за пределы, свешиваю вниз. Возвожу руки ввысь и запрокидываю голову. От свежего воздуха поначалу кружится голова, и хочется быстро слезть с окна и отойти подальше, но я не могу. Продолжаю сидеть и кажется, что я целиком в своем мире образов, весь мой народ ликует при виде главного — меня. Я, в свою очередь, пытаюсь заглушить этот гам, хочу успокоить толпу, которая изо дня в день меня медленно уничтожает и ломает пополам. Толпы не прекращают шуметь и требовать чего-то еще, они лишь зазывают новые образы. Улицы уже переполнены людьми, они подходят ближе к моему окну, но я слишком высоко, чтобы они добрались до меня. Не могу унять этот шум, не могу прекратить его, теперь уже просто раскрыв глаза. Я полностью и навсегда погряз в этом аде одинокого нервного парня, для которого каждый живой человек — это лишь скелет с мясом, с заурядными идеалами и предрассудками. Но кто бы мог подумать, что я смогу страдать не от этих жалких существ, а от образов в своей голове.       Развожу руки, опуская их медленно вниз, всё еще пытаюсь унять толпу. Меня не слышат… Через некоторое время я и сам перестал слышать не только их, но и себя. Тишина настолько режет уши, что хочется взяться за голову и опуститься на пол. Чувствую почву под ногами, мне кажется, я на земле. Руки сами близятся к ушам, я сгибаюсь к коленям. Тишина продолжает одолевать мой слух, и я пытаюсь это исправить. Не получается. Мои ноги соскальзывают с подоконника, а от резкого чувства падения я раскрываю глаза и вижу перед собой лишь приближающуюся землю. Руки самовольно вытягиваются передо мной, будто я кошка и это спасет меня от падения. Ложь.       Я, как вертикальная линия, лечу вниз к концу листа, а толпа как горизонтальные — наблюдатели. Параллели, которым на всё параллельно. Моё тело, как вода, обрушивается на землю водопадом и кровь расплескивается по всей поверхности данного листа, порой заходя за грани красной полоски. Параллели медленно сужаются, постепенно преобразуются в одну линию. А я на этой линии — точка…