Happy New Year

- Ну, с Новым Годом, что ли, Канда? - непринужденно, и почти без неуверенности в голосе, только с несколько вопросительной интонацией, сказал Аллен, чуть запрокинув голову. Затылок уперся в живот сидящего у него на плечах Юу, и, как бы Аллен ни пытался поднять взгляд, его лица он все равно не видел. Снежинки падали редкие, но необычайно крупные, пушистые, неторопливо кружились в спокойном безветрии и ложились под ноги. Полночь пробило пару часов назад. В центре города и в спальных районах сейчас наверняка шумно и по-праздничному оживленно, но Аллен изначально целенаправленно шел в деловой район, зная, что здесь им вряд ли кто-то встретится. Поэтому сейчас вокруг было тихо и спокойно, только вдалеке слышались хлопки фейерверков. Стоял морозец, но все равно хотелось гулять, брести нога за ногу, ни о чем не думая, и наслаждаться, потому что представить себе более новогоднюю погоду было сложно. Канда вздохнул тяжело и безжизненно, поерзал, удобнее устраиваясь на плечах. Уперся подбородком в макушку Аллену и обнял себя за плечи, облокотившись скрещенными руками о его лоб. Ничего не ответил. Представить более новогоднюю погоду было сложно, но настроения, словно в противовес, не было. И, хотя искусственная улыбка не казалась со стороны таковой, ничего приятного на душе не творилось. Даже их отражение в стеклянной витрине казалось одиноким. Возможно, от тишины и пустынности улицы, а, может, от нелепого вида Канды, уже так спокойно умещавшегося на плечах Аллена. Еще месяц назад никому в Ордене и в голову прийти не могло, чтобы здоровый, несмотря даже на азиатское происхождение, мечник мог бы взгромоздится кому-то на загривок. А даже если и представить, в порядке бреда, то конструкция, совершенно однозначно, не могла бы иметь и намека на устойчивость. Теперь же Аллен часто таскал Канду на плечах, со странным чувством замечая, что от этого становится легче. Необъяснимо, но становится. Причем, кажется, обоим. В свитере Аллена, у которого из экзорцистов оказался самый маленький размер, но который все равно сидел на Канде, как гитарный чехол на балалайке, в бриджиках, которые оказались ему велики настолько, что пришлось сильно обрезать, чтобы получились штаны, и в позаимствованных Мирандой в каком-то детском приюте ботинках он смотрелся, по меньшей мере, жалко. Образ совершенно незнакомого ребенка, не имеющего ничего общего с грозой Черного Ордена, коим еще недавно Канда был, до закушенных губ гармонично дополнял его совершенно несчастный вид. Медленно бредя по безлюдной улице, глядя иногда на их отражение в окнах припаркованных машин, Аллен в который уже раз пытался понять, как Канду угораздило так вляпаться. Но что можно было понять, если Юу сам не знал, что с ним такое произошло? Или не хотел говорить. Иногда Аллену так казалось, хотя причин молчать у него не было, скорее, наоборот. Да и как он мог понять, в какой конкретно момент все произошло, если плащ на нем болтаться начал постепенно, а сообразил, что что-то с Кандой не ладно не кто иной, как Джерри, когда в мечника стало влезать все меньше и меньше собы? Сам Канда, сколько ни думал, никаких из ряда вон выходящих происшествий с собственной персоной на последних заданиях вспомнить не мог, а медики, сколько ни брали у него анализов, и сколько ни стучали ему под колени, никаких отклонений от нормы в организме найти так и не смогли. Организм же этот, словно издеваясь, "расти" в обратную сторону не прекращал, и всего за какой-то месяц Орден вместо своего самого сильного экзорциста получил растерянного ребенка, которому постоянно приходилось ушивать и подкорачивать вещи. И было бы, возможно, не так плохо, если бы в один момент не стали заметны еще и изменения в характере: скрытный обычно Канда хандрил теперь настолько явно, что повеситься хотелось при одном его виде. И не слишком важным казалось - не мог он скрыть хандру или не хотел, факт был в том, что он менялся. Не так давно Аллен застал его играющим с упертой у Комуи загадочного предназначения запчастью комурина. С точки зрения логики, если она вообще в данной ситуации была применима, это казалось ожидаемым, но Аллен, захваченный в тот момент необъяснимой досадой, подскочил и отобрал импровизированную игрушку. - Ты же не ребенок, Канда! - возмущенно объяснил он в ответ на недоуменный взгляд. На него обиженно смотрели широко распахнутые, едва не плачущие и самые что ни на есть детские глаза. В следующий раз Канда упер у Комуи дробовик. Он подбросил несколько сползшего Юу, возвращая на прежнее место, поднял взгляд на уже светлеющее небо, и понял, что совсем не устал таскать его всю ночь. Хотя, если роста в нем теперь было едва ли с Муген, который от греха подальше пришлось спрятать, то откуда было взяться тяжести? - Домой? - спросил он, все же ставя Канду на землю, и заматывая его в разболтавшийся на детской шее объемный шерстяной шарф. Юу, которому теперь приходилось поднимать руку, чтобы держаться за Аллена, обвел взглядом улицу, потоптался по тонкому покрову снежка. Потом задрал голову, поймал ртом несколько снежинок, зажмурился и сказал: - Нет. Аллен возражать не стал. Взял его за ручку, все еще непривычно маленькую, и они медленно побрели вдоль пустой и тихой, словно вымершей, дороги. В последнее время он вообще редко возражал ему, исключением стали разве что отобранные деталь комурина и дробовик, хотя и Комуи, и Ривер, Линали и тот же Джерри говорили, что как бы там ни было, а потакать ребенку во всем нельзя. Но Аллен все равно каждый раз думал о том, что, скорее всего, если медики с научным отделом сообща ничего не придумают, скоро Канде понадобится коляска, потом ползунки, пеленки и колыбель. А что будет дальше представлять и вовсе боялся. Каждый раз думал и не находил в себе сил ругать за прогулки в мокрой обуви и выплеснутую в окно кашу. Возможно, именно поэтому Канда предпочитал его компанию всем остальным "взрослым", хотя Лави вроде бы шел еще дальше и даже пытался баловать, но от него Юу вовсе почему-то шарахался. К рассвету снег прекратился, и стало чуть теплее. Нога за ногу ведя маленького Канду по пустой улице, Аллен думал о том, что, вероятно, по приходу ему оторвут голову за то, что таскал ребенка всю ночь напролет, еще и по морозу. Тянувшиеся за ними цепочки следов разительно отличались и, посмотри кто на них, безусловно, сказал бы, что здесь проходили отец с ребенком.