Французская любовь немецкого офицера

«Я был готов стать прислужником сатаны, я был готов грешочки грешить, а на великие праздники каяться. Ты была подарком мне от судьбы, а подарки, черт возьми, не забираются». Я перебираю свои пожелтевшие от времени, покрытые пылью фотоальбомы из военного прошлого и мой взор зацепляется за потрепанное черно-белое фото красивой темноволосой девушки на фоне Эйфелевой башни. На обратной стороне стоит подпись «Моему Йохену на долгую память от Доры» и следы когда-то ярко-красной губной помады. Эта находка невольно заставляет мои губы растянуться в улыбке. Спустя сколько лет я всё еще храню в памяти тот чудесный июльский месяц 1940 года, когда я повстречал её. Сколько женщин я повидал за свои шестьдесят пять лет? Вряд ли я упомню даже их имена, но одна была настолько особенной, что, закрыв глаза, клянусь, я порою чувствую запах её духов. 25 июня 1940 года Франция капитулировала и немецкие войска вошли в Париж торжественным маршем. Я тоже был в их числе в качестве почетного лётчика, отличившегося в воздушной битве за Дюнкерк. Всего пять дней назад я получил свой Железный крест первого класса и решил отпраздновать это событие не дома в Берлине, а именно во Франции в окружении своих старых волков люфтваффе, как они порою себя называли. Было удивительно возвращаться на землю своих исторических корней, насквозь пропитанный французским духом Париж, напоминал мне об отце, коему я обязан своей далеко не немецкой фамилией, горячим темпераментом, страстью к хорошему вину и любовью к красивым женщинам. Последний пункт этой нашей схожести часто становился причиной строгих выговоров, а моё постоянное пьянство в будущем даже послужит поводом для моего перевода из элитной 52-й эскадрильи в менее престижную. Мои близкие друзья по пилотажу уже были в предвкушении празднества нашей общей победы. Мы начали веселье, сидя в крошечном кафе с видом на Нотр-Дам де Пари, с бокалами доверху наполненными крепким кабарне-совиньйон, изредка отпуская пошлые шуточки в сторону симпатичной официантки. После третьего бокала здорово охмелевший Альфред Гриславски, заговорщическим голосом обратился ко мне: - Ну что, фенрих Марсель, вы готовы продлить наше веселье и отправиться в самую цветочную клумбу, палисадник красоты, место, где рассада великолепия продается просто за сущие копейки? - Кто-нибудь, уймите этого безумного польского садовника, господа, - иронично произнёс Хоффман. - Не знаю о чём ты говоришь, Альфри, но что-то мне говорит, будто я должен следовать за тобой, - рассмеявшись, наконец отвечаю я. - Оооо, будь осторожен, Йохен, этим полякам нельзя доверять, знаешь ли, - продолжал разглагольствовать Хоффман. - Обещаю смотреть в оба, герр обер-фельдфебель, - снова шучу я, - пойдём, Гриславски, иначе я умру от любопытства. Миновав Нотр-Дам, мы оказались на небольшой, пустовавшей Rue Clémence-Royer. До меня наконец начали доходить намёки Гриславски, по рассказам отца я знаю, что здесь находится один из самых больших публичных домов Франции. А Гриславски оказался тем еще затейником, что не могло меня не обрадовать. Снаружи здание ничем не отличалось от стоящих рядом, но внутри все было украшено в игривых красно-розовых тонах. Нас встретила мадам Виардо – хозяйка дома. -Присаживайтесь вот сюда, господа офицеры, а я пока позову своих девочек, о, они все у меня просто чудесны, вот увидите, вот увидите! Мадам Виардо обладала способностью, которая позволяла ей трещать без умолку целыми днями. Мы приняли её предложение сесть и оба разместились на диванчике из красного бархата, который точно вписывался в общую атмосферу дома. Несколькими минутами позже мадам Виардо вернулась с целыми пятью привлекательными девицами в коротких платьях и с яркой помадой на соблазнительных устах. - Выбирайте любую, господа офицеры, за счет заведения, - всё так же взволнованно болтала она, старательно копошась возле своих «дорогих и чудесных» девочек. Эта женщина неплохо говорила на немецком и, несомненно, не имела ни малейшего желания закрывать свой прибыльный бизнес из-за прихода к власти нацистов во Франции. Вот поэтому она была так мила с ними. - Чур, моя вон та рыженькая, - возбужденно шепнул мне Гриславски, - мадам Виардо, как зовут эту прелестную девицу? – спросил он, указывая на рыжеволосую. - Её зовут Женевьев, - похоже, эта женщина даже говорила вместо своих девочек, а они, стало быть, просто делали своё дело. - В таком случаи, я бы возжелал провести своё время с прелестницей Женевьев, мадам Виардо, - произнес Альфред, подмигнув мне напоследок. Встав с мягкого диванчика, я подошел к оставшимся девушкам, и одна из них привлекла моё внимание. Я очень сомневался, что она уже достигла хотя бы возраста согласия, несмотря на вульгарную одежду и броский макияж, определенная детская невинность в глазах выдавала её. - Как зовут Вас, прелестница? – обратился я к ней на французском. - Айседора, - тихонько ответила она, не отрывая взора своих зеленых глаз от моего Железного Креста на шее. - Пожалуй, я возьму эту девушку, мадам Виардо, - громко ответил я, нарушая воцарившеюся тишину. - Чудно-чудно, bebe, проведи мсье….ээээ - Марселя, - закончил за неё я. - Да, мсье Марселя в нашу Голубую комнату на втором этаже, - суетливо произнесла мадам. Не произнося ни слова, Айседора взяла меня за руку и повела на второй этаж. Закрыв дверь в комнате, она бессильно рухнула в кресло, ели сдерживая слёзы. - Сколько тебе лет, Айседора? – строгим голосом спросил я. - Шестнадцать, мсье Марсель, - ответила девушка, уже не поднимая на меня глаз. - Вот чёрт, как ты здесь оказалась, где твои родители? - Мой отец погиб во время прорыва через Арденны, а мать была военной медсестрой на польском фронте, воздушные налёты, ну, и…бомба попала на госпиталь, никто не выжил, - едва сдерживая слёзы, говорила Айседора. - Меня привела сюда подруга, вот та рыжеволосая, Женевьев, это был единственный способ заработать на кусок хлеба, я ведь несовершеннолетняя. Её история очень меня задела, ведь, сколько других девушек живут так же, как и она, потеряв всё и торгуя своим телом, ради еды и крова над головой. Первый раз ко мне пришло осознание того, что война заставила резко повзрослеть многих, переставить свои приоритеты и добровольно поддаться ежедневным унижениям. Разумеется, я не смог бы себе позволить использовать её, такую юную, такую невинную, нет, я не был способен на такое. - Айседора, ответь мне на один вопрос, вам можно выходить на прогулку с клиентами? - Не знаю, мсье Марсель, никто раньше этого не просил....