***
В Кейро появилось одиннадцать живых, и город, казалось, внезапно ожил. Я, кажется, начал забывать прочие звуки, кроме щелчка зажигалки и треска языков пламени, в котором горели мои мертвые соседи, поэтому ругань и рев мотора снаружи едва не сбил с ног у порога. Завертев головой в ужасе, я не сразу понял, откуда звук, хотя ответ был очевиден — неприятный бритоголовый дед в обляпанной чем-то майке пытался чинить трейлер. За поясом неряшливого вида брюк я увидел пистолет, а у кармана — охотничий нож, а потому машинально попятился обратно в дом. Кажется, вчера этот дед был последним, кто передумал стрелять мне в голову. Я уж в ужасе подумал, что мое первое задание, как нового члена дюжины выживших, стало быть, проверка на прочность — помочь склочному Терри чинить трейлер, но Бог миловал. Моим партнером по выживанию и мародерству стала молодая брюнетка, которую я за глаза окрестил «официантка на ресепшене» за миловидную, но совершенно не запоминающуюся внешность. Говорить с ней по пути в магазинчик было не о чем (да и неловко), но Алиша заговорила сама. Тогда я и узнал ее имя, когда она предусмотрительно решила еще раз познакомиться. — Хм, — протянула Алиша, толкнул двери магазина и принюхавшись. — Здесь не пахнет гниющим мясом и тухлой рыбой. Впервые. — Я сжег все вонючее на третий день. Алиша смерила меня довольным взглядом. — Отлично, Иен. И, усмехнувшись, когда я потянулся за корзинкой, зашагала вглубь магазина, шаркая подошвой грубых ботинок. Я же засмотрелся на пятно вьевшейся в прилавок крови — единственное, что осталось от продавца Марли, который разбил в процессе голову, упав замертво. — Не отставай! Будто мне было зачем и куда бежать. Медленно приближаясь к Алише, которая уже набивала рюкзак жестяными банками, я все же опустил рядом с ней корзинку — всяко больше влезет. — Что? — беззлобно, но как-то устало спросила Алиша, сунув в корзину несколько банок свинины с бобами. Я покраснел, поймав себя на том, что внимательно рассматриваю ее со спины. Болотного цвета майку, загорелую кожу, с белыми полосками от все той же майки, растрепанный короткий хвост темных волос, кобуру на поясе. — Прости, я… Алиша фыркнула. — Я знаю это чувство, пацан. Пытаешься понять, кем я была до того, как все умерло, и что-то не складывается картинка? А она оказалась права. Я даже кивнул смущенно. — Расслабься, здесь у всех друг к другу много вопросов. Понятно сходу все было только с Честером и Фордом. О да, аристократа Честера хоть в камуфляж одень, винтовку дай, связку гранат да еще и соломенное сомбреро на голову, а осанка, короткая полуулыбка и жесты выдадут в нем человека благородного происхождения. Сомневаюсь, что в компании выживших Честер козырял титулами и регалиями, но уверен — все ясно поняли, что где-то за сотню миль у него есть родовое имение, коллекция книг и обязательно трость. А вот Форд… Форда я что-то не помнил. Алиша тут же коротко указала кивком головы в сторону двери, и я скосил взгляд. В прозрачном прочном стекле было ясно видно, как высокий мужчина лет тридцати пяти, раздетый по пояс, сливает бензин из машины на парковке в канистру. Засмотревшись на россыпь татуировок, я вздрогнул, когда встретился взглядом с Фордом. Взгляд колючий, неприятный — ну точно, у старика Терри двое детей, которые ночевали в трейлере и общаться не спешили, и Форд явно унаследовал отцовские манеры, раз только что продемонстрировал мне средний палец и сплюнул себе под ноги. — А кем была ты? — вдруг поинтересовался я, повернувшись к Алише (скорее отвернувшись от Форда) — А твоя версия? — сунув в мою сумку упаковку крупы, поинтересовалась в ответ Алиша. — Я не очень уверен, и не могу утверждать… — Да брось, это очень интересно послушать. Мне почему-то показалось, что моя версия ее обидит. — Ты, — впрочем, прищурился я. — Секретарь? — Холодно. — Официантка? — Щеки вспыхнули. Сейчас Алиша обидится, а я не хотел кого-либо обижать. — Теплее, — к моему изумлению кивнула Алиша. — Но в то же время холоднее. — Что? Это как? — Ну вот так. Вообще без вариантов, да еще и запутался. Алиша — «красотка на разок», так называла симпатичных девчушек со злобой в голосе моя бабушка Грейс. Стройная, высокая, губы тонкие, глаза большие, ни шрамов, ни родинок, ни веснушек на щеках — взгляд не зацепить, даже как такового выражения лица не было. Просто непроницаемая полуулыбка. Может быть я судил по внешности (конечно, судил), но Алиша для меня была, хоть убейте, официанткой-секретарем. Вдруг в памяти шевельнулось, что во вчерашнюю ночь нашего знакомства, она умело и явно не впервые держала пистолет. Я запутался окончательно. Алиша решила не томить, когда я развел руками и отвернулся к прилавку с ненужными жвачками и конфетками. — Пожалуйста, сохраняйте спокойствие и не покидайте своих мест до полной остановки самолета, — щебетала стюардесса в наглаженной униформе с иголочки, мысленно желая каждому на борту рейса 719 мучительной смерти. Пассажиры снова взбунтовались, и конец заученной фразы Алиша договорить не успела. — Ну охренеть теперь! — Какая к черту вынужденная посадка?! — Девушка, мне нужно быть в Вашингтоне, — сквозь зубы прорычала женщина, схватив стюардессу за рукав. — Уже достаточно того, что рейс и так задержали на семь часов. — Вот именно! — Никогда больше не полечу с этой авиакомпанией… Алиша, мягко выдернув руку из захвата разъяренной мадам, продолжала виновато улыбаться, внутри же кипя от гнева. Тридцать шесть часов на ногах, которые ныли от неудобных туфель, вдобавок с температурой и недомоганием — кондиционеры в аэропорту кого угодно доведут до простуды. Тело ломило, мигрень барабанила по затылку, на напудренном лбу выступила испарина, глаза слезились, а вдобавок это буйство на борту — хоть плачь. Алиша хотела плакать. Плакать от безысходности и усталости, закрыться в туалете, забиться в уголок и прорыдаться — может хоть со слезами выйдет паршивое самочувствие. Пассажиров можно понять, в другой раз Алиша бы обязательно поняла — принудительная посадка в Питтсбурге для людей, которые семь часов на чемоданах ожидали свой рейс до Вашингтона, почти что издевка. Но какая же громкая издевка. Кричали мужчины, ругалась сапожником бизнес-леди из эконом-класса, истошно орал младенец на руках матери, причитала пожилая пара, и вдруг вот сухопарая женщина-простушка, до этого весь полет не выпускавшая из рук пряжу, вскочила на ноги и заголосила ведьмой-банши: — Мы все умрем здесь! Алиша готова была проткнуть ей глаз ее же спицей. — Мэм, прошу вас, успокойтесь, все хорошо, это всего лишь вынужденная посадка в… — Всего лишь вынужденная посадка! Ха! — Милочка, вы хоть бы сказали, чего это ради мои планы летят под откос из-за этой вашей вынужденной посадки! — Да-да, на минуточку! «Сука, я только что объясняла». — Алишу аж трясло. То ли от гнева, то ли от простуды. Голова тяжелела и не хотела мыслить позитивно. Оставался лишь заученный шаблон, да и тот с трудом давался: — Из-за аварии на электростанции Андейла, пригорода Вашингтона, поступило распоряжение… — Какой аварии?! У меня совещание, что мне до этой аварии в десятке миль от города! — Бред какой-то! — В новостях не было! — МЫ ВСЕ УМРЕМ ЗДЕСЬ! УМРЕМ! — Да заткнись ты уже! Гул десятка голосов ударил по слуху, словно обухом — Алиша аж ошатнулась, когда в глазах потемнело на мгновение, а вопли слышались словно с тонким писком ультразвука. Будучи абсолютно уверенной, что сейчас эти люди доведут ее до потери сознания, стюардесса вдруг встрепенулась, завидев, что немолодой мужчина у иллюминатора закатывал глаза и хрипло задышал. «О нет, нет, нет… Только не откинься!» — собственное недомогание вдруг излечилось моментально. Еще не хватало, чтоб этот благородный англичанин, один из немногих, кто пристегнул ремень и терпеливо ожидал посадки, откинулся на борту. Вот уж люди взвоют. Кинувшись к мужчине, у которого уже ахали и охали ближайшие соседи по креслам, Алиша принялась хлопать его по впалым щекам. — Есть на борту доктор?! Сейчас бы как в кино: встанет молодой красавец, скинет пиджак, под которым будет развеваться белый халат, крикнет: «Есть!» и, схватив медицинский чемоданчик кинется спасать всех. Врачей не было. Суровые реалии. — Сэр, вы меня слышите? Похлопывания по щекам привели сэра в чувство быстрее, чем кто-то успел промокнуть кусок ваты нашатырем. Поймав немного осоловелый взгляд темных глаз, Алиша быстро вытряхнула на ладонь несколько таблеток нитроглицерина. — Сердце? Сэр, все в порядке? Старик-аристократ медленно закивал, не очень уверенно оглядевшись. Секунда тишины, в которую погрузились пассажиры, перепугавшись, что один из них сейчас откинется, закончилась молниеносно. — Пожалуйста, сохраняйте спокойствие и не покидайте своих мест до полной остановки самолета, — процедила сквозь судорожную улыбку Алиша, беззащитно выпрямившись пред громовыми возмущениями. Ребенок орал, ругались мужчины, верещала о смерти сумасшедшая вязальщица, возмущались женщины и гневно причитали те, кто был спокойнее. Коммуникабельная улыбчивая стюардесса готова была выбить иллюминатор с локтя и вышвырнуть вон каждого — и беспокойного младенца, и аристократа, снова хрипло задышавшего.***
— То есть, ты застряла в Питтсбурге? И надолго? Прижимая мобильный плечом к уху, Алиша повернула в скважине ключ и толкнула дверь своего номера. — Я не знаю, Дерек, — стянув с ног неудобные лодочки, простонала она. — Надеюсь отоспаться, прежде чем меня пристроят к какому-нибудь рейсу. Даже сквозь стук колесиков небольшого чемодана по паркетному полу и шум улицы из открытого настежь окна, Алиша слышала, как Дерек вздохнул. — Вот только без этого. Ты знал, на что идешь, когда женился на стюардессе. — Нет, правда. Когда в последний раз ты была дома? Одной рукой стянув белую рубашку, Алиша отправила ее метким броском куда-то в сторону пуфа. Лениво, но с тоской припомнив их небольшой дом на берегу залива, спальню с коллекцией ракушек на стенах, нежно-голубые занавески и вечные окна нараспашку, она прищурилась. — М-м-м… месяц назад. — Вот и я об этом. — И, кстати, тебя тогда рядом не наблюдалось, хотя кто-то три недели обещал мне вылазку в лес. Не скажу, что это лучшее времяпровождение — стрелять по банкам из твоего табельного и прихлопывать друг на друге комаров… Но у кого-то снова были учения и именно в тот момент, когда жена оказалась дома. И вот, кстати, снова, на какие это внеплановые сборы ты собрался, а? Что угрожает американской демократии на этот раз? — Вот только без этого. Ты знала, на что идешь, когда выходила замуж за военного. Алиша перевернулась на живот и расплылась в улыбке. — Я очень тебя люблю. — Тогда почему ты не в Калифорнии? — без упрека поинтересовался Дерек. Закатив глаза Алиша принялась расстегивать пуговицу на узкой юбке. — Я застряла, Дерек. Из-за аварии на АЭС вынужденная посадка, воздушный коридор закрыт, аэропорт на замке, люди с чемоданами готовы были разорвать всех, кто носит форму… — Что-о-о-о? — протянул Дерек в телефон. — Какая авария? Как закрыт коридор? Что у вас там случилось? Телефон пиликнул. — Батарея сейчас сядет, — произнесла Алиша. — Беги уже, отсыпайся. Звучно чмокнув экран мобильного, чтоб Дерек слышал смачный театральный поцелуй, Алиша отложила телефон и потянулась на кровати. Несмотря на то, что тело в горизонтальном положении расслабилось, к горлу подкатила тошнота. Привстав, отчего в голове тут же отозвалось тупой болью, Алиша притянула к себе чемодан и, нашарив зарядное устройство в боковом отделении, поставила телефон на зарядку — у кровати предусмотрительно располагалась розетка. Прошлепав босыми ногами к ванной комнате, Алиша плеснула себе в лицо холодной воды, а затем долго разглядывала свое усталое лицо в зеркало. Каштановые волосы, заплетенные некогда в аккуратный узел, растрепались, под слезящимися глазами синяки недосыпа, губы бледные, щеки же напротив алели жаром. Так и есть, жаром — лоб горячий. — Блеск, — простонала Алиша, вытащив из остатков прически шпильки. Заснула она даже не забравшись под одеяло — стоило дойти только до кровати, как вымотанный недомоганием организм подал сигнал бедствия и рухнул на матрас. Лишь проснувшись, вернее с трудом разлепив глаза и разглядев очертания мебели в кромешной тьме, Алиша нащупала мобильный. И с удивлением обнаружила, что зарядки прибавилось лишь на двадцать процентов — более гаджет заряжаться не хотел, несмотря даже на попытку отключить провод и подключить снова. Привстав и щелкнув пальцами по выключателю, Алиша задрала голову к люстре. Свет не загорелся, оставив комнату в мрачной темноте позднего вечера. Кондиционер тоже не работал, отчего было душно. — Прелестно, — прорычала себе под нос Алиша, подложив под голову еще одну подушку. Завтра надо бы все же надеяться на то, что электричество включат, иначе мятая форма стюардессы обеспечит ей увольнение с позором из авиакомпании. Зато муж будет рад… Заснув снова на внезапной позитивной ноте о том, что хуже уже точно не будет, уж слишком выдался тяжелый день, Алиша Янг подложила под голову еще одну подушку и снова закрыла глаза. Она стала одной из двух немногих, кто наутро проснулся в Питтсбурге. *** — Так ты стюардесса, — как-то благоговейно прошептал я. Набитые припасами рюкзаки трещали по швам, а Алиша, поправив лямку на плече, сделала большой глоток из бутылки с ирландским виски — таким дорогим, что на нем висела магнитная бирка, чтоб ненароком не пронесли мимо кассы. Стюардесса! Я настолько редко слышал об этой профессии, что удивился бы меньше, если б Алиша внезапно призналась мне в том, что она охотница на вампиров или ученый, изучающий тектонические структуры Чистилища. Зато пазл в голове сложился. Я смотрел, щурясь от солнца, на Алишу: усталую, пьяненькую, растрепанную, и живо представил, будто рядом со мной шагает, стуча высокими каблуками, облаченная в наглаженную форму шелковым платком на шее и брошью красавица-стюардесса. На голове у нее не потасканная кепка, а элегантная пилотка, на запястье не фенечка из ниток, а строгие часы или браслет, а в руках вместо набитого консервами рюкзака небольшой чемоданчик. Удивительное чувство. — Вы с Честером видели, как падают самолеты, — припомнил я слова рыжеволосого. — Мы с Честером с самого начала держались вместе, — опустив рюкзак в кузов пикапа, подтвердила Алиша. — Да ты достала уже накидываться, — услышал я недовольный рык и повернул голову. Без особого воодушевления развешивая на веревке, протянутой между двумя липами, свежевыстиранные вещи, худосочная короткостриженая блондинка цокнула языком. На ее худых ключицах тяжелело бриллиантовое колье, а в ушах поблескивали крупные серьги. — Лана, что опять? — сухо спросила Алиша, сделав еще глоток. — Я не буду снова двое суток сидеть за рулем, пока ты бухая храпишь в кузове. — Зато я с мертвецов золото не снимаю. О, а вот и первые лагерные конфликты. Лана коротко взглянула на меня, но снова отвернулась — я был ей не интереснее камня у дороги. Взмыленный темнокожий парень, который выгружал из машины баклажки с водой из реки, почуял, что две альфа-самки сейчас начнут шипеть, окликнул Лану. — Снимай рубашку, — буркнула Лана, не глядя на меня, но говоря точно со мной, ведь Алиша была в майке. Я растерялся и сжал низ рубашки, как спасательный круг. — Снимай. От тебя несет костром. Дрожащими руками расстегнув пуговицы, я нехотя и неловко протянул рубашку незнакомой женщине. Лана, схватив рубашку, скомкала и сунула в таз. Подхватив его и не сказав ни слова, она направилась в дом, а темнокожий парень двинулся следом, таща за собой баклажки с водой. Со стороны трейлера что-то грюкнуло, а злобный бритый Терри снова разразился тирадой мата. Девчонка-подросток, его дочка, сидела на ступеньке, вытянув ноги и грызя леденец. Светлые волосы, заплетенные в два высоких пучка на солнце казались совсем белыми-белыми. Перелистнув страничку комикса, девчонка помахала мне рукой, а я разглядел на тонком запястье плетенный браслетик. — Мэри! Ёб твою мать, ключ на тридцать два! — рявкнул Терри, вытянув руку. Мэри, отложив комикс, потянулась к чемоданчику с инструментами. Город Кейро был мертв, казалось бы, целую вечность. Но, готов поспорить, что ранее, в лучшие времена, улица не была так оживлена. Одиннадцать живых, всего одиннадцать, после трех недель тихой компании мертвецов и огня, казались мне целым карнавалом. Все чем-то заняты, все такие громкие, разные, живые. Алиша и подоспевший ей на подмогу Гаррет, сменивший костюм типичного офисного клерка на найденные в доме футболку и джинсы, принялись раскладывать по машинам собранные нами консервы и крупы. Нелюдимый татуированный Форд продул шланг и принялся сливать бензин из уже пятой по счету машины. Гордая и недовольная Лана вылила мутную воду из таза, окатив меня ненароком. Уилл, ответственный за воду, громко хохотал, и бросил мне какую-то тряпку, вытереться. — Прелесть французского лукового супа не только во вкусе, но и в количестве ингредиентов и простоте приготовления, — вещал Честер, помешивая котелок на хлипкой конструкции из решетки, прикреплённой проволокой к мангалу. — У французов бытует легенда, что луковый суп был впервые приготовлен королём Людовиком XV. Однажды поздно ночью король захотел есть и не нашел в своём охотничьем домике ничего, кроме лука, масла и шампанского. Он смешал найденные продукты вместе, отварил их, и получил величайшее блюдо изысканной кулинарии. Конечно, вряд ли это правдивый миф, но какова история… Розмари, соль, пожалуйста. Женщина в вязанном кардигане, несмотря на солнечную погоду, подала солонку. Вид у Розмари был тоскливый, отрешенный и я понимал ее — она выглядела как человек, который понимал, что мир вокруг погиб, а не играл в скаутов и летний лагерь. Но Честер явно пытался разговорить ее, приобщить к общим заботам, кто знает, может, старик-аристократ понимал в нормальности больше меня. Терри снова громко матернулся и замахнулся на Мэри ключом, тут уж Форд отбросил канистру и бросился коршуном на отца. В перепалку не вмешивались, хотя сидевший за пластиковым столом Эш вытянул шею. Но, видимо, Фордов не жаловали, по крайней мере отец и сын были чужаками среди чужих. Вот и Эш, откинув длинные волосы за спину, поправил бандану и снова склонился над какими-то проводками и непонятным мне издали прибором. — Я говорю, — грудным голосом пробасил человек-загадка, по имени Кевин, который как раз протирал этот прибор тряпкой. — Твои доводы нелогичны, несистемны и опираются на логику наркозависимого человека с глубокой педагогической запущенностью. Мне аж интересно стало. Кевин вспомнился мне быстрее всех остальных — достаточно было услышать его очень серьезный голос и увидеть нелепейшие бриджи, высоко подтянутые носки, сандалии и блеклую гавайскую рубашку. Пока существуют такие люди, как Кевин, я не буду в этой группе странным. — Мы живем в эпоху постиндустриального общества технологий и науки… — Не твоя ли наука погубила наше постиндустриальное общество? — вспыхнул Эш. — В Красной книге закончились страницы, океаны залиты нефтью и засраны пластиком, китайские дети за тарелку риса ебашат…ебашили на фабриках двадцать четыре на семь, чтоб мы могли понтоваться айфонами и хайповым шмотом, корпорации угробили остатки экологии и чего ради? Чтоб в итоге что-то пошло не так и мы получили то, что получили? — То есть, ты будешь лечить открытый перелом капустным листом и молитвами? — Мы все, Кев, будем лечить открытый перелом капустным листом и молитвами, потому что уже нет ни больниц, ни науки, ни ученых, которые сдерут из казны мешок денег, чтоб придумать очередной «гениальный» способ лечения. — Минуточку, — сжав отвертку, прищурился Кевин. — Ты хочешь сказать, что все блага науки и техники — пустая трата времени и средств? Ты в своем уме? Глаза Эша горели. Зубы Кевина скрипели. — Методы диагностики и лечения болезней, механизация труда, инфраструктура!!! — И в итоге — цифровое рабство. Пока ты ноешь о своем айподе, я беру гитару и делаю музыку сам. — Пока ты молился Кришне, Зевсу и Великому Единению, когда нас загнали солдаты в хозмаге, я сделал бомбу из подручного и спас нас обоих. И забрал рацию. — Которая не работает. — Не отвлекай меня, и заработает. — Это я тебя отвлекаю! Да ты… — Даже не пытайся их слушать и вникать, — посоветовал Гаррет, подкравшись так тихо, что я вздрогнул. — Эш и Кевин… оба в равной степени конченные. И, развернув меня за плечи, отвел подальше, пока в Эша не полетела отвертка. — Эш — дитя цветов. Связь с космосом, сила земли, солнечная энергия, не знаю, в какой он секте состоял, но парень смешной. А Кевин — ну ты вчера его слушал. Верит в теории заговоров, масонов, тамплиеров, рептилоидов, правительственные эксперименты… не сказать, что я с ним отчасти не согласен, но не суть, — протянул Гаррет. — Так вот, когда эти начинают спорить, то это надолго. А спорят они всякий раз, как кто-нибудь из них раскроет рот. Гаррет говорил так, будто знаком с этими двумя как минимум полжизни, хотя знал их не больше пары недель. — Они выносят мозг друг другу и всем вокруг, поэтому не повезет тому, кто сядет на заднее сидение между ними. — Дай угадаю, этим кем-то буду я. — Молодец, — улыбнулся Гаррет, хлопнув меня по спине. — Догадливый. Меня несколько напрягало дружелюбие. Алиша, Гаррет, Честер — они были сходу добры, что казалось странным. Наше знакомство произошло вчера, когда я жег мертвецов и не выглядел, как человек, который может похвастаться адекватностью. Вот уж странно, но эта мягкость и лояльность была мне чуждой. Злобный матерящийся Терри был как-то уместнее. Но я привыкал. Обязан был привыкнуть. Это не равнодушные одноклассники, не богемная бабка Грейс, не преподобный нашей церкви — у меня было как минимум одно общее с одиннадцатью выжившими. Это статус выживших***
— Инженер? — предположил я с азартом. — Нет, — серьезно и не моргнув, пробасил Кевин. — Учитель? — протянула Лана. — Нет. Стемнело быстро. Тихая темная ночь — цикады молчат уже три недели. В бочке горел огонь — мой спутник и верный друг. Уже не единственный. Я начал понимать, почему Гаррет говорил о хиппи и «диванном масоне» как о старых знакомых. Когда вокруг нет ничего и никого люди сближаются быстрее. Готов поспорить, что ни с одним сверстником я не общался до этого так свободно и спокойно, как с Честером, которого встретил вчера. Как с Алишей, с которой заговорил сегодня утром. Честно говоря, частенько сидя на лавках в церкви, я хоть и был в своей тарелке, но чувствовал себя неуютно, окруженный соседями и знакомыми. Сейчас я сидел на табурете у бочки с огнем, вокруг незнакомые чужаки, и мне было нормально. Будто они, восьмеро, сидели со мной когда-то в церкви. Восьмеро. Форды были чужими среди чужих. — Твой опыт работы больше десяти лет? — прищурился Уилл. — Да, — кивнул Кевин. Наконец-то! — Это престижная работа? — Все работы престижны. — А в плане оклада? — Да, — безэмоционально сказал Кевин. Эш выдохнул дым и протянул мне сигарету. — Работа связана с техникой и наукой? — Эш, молчи! — Ни слова! — Ты ученый? — выпалила Алиша. — Нет, уже была эта версия, — сухо ответил Кевин. — Если у тебя хватило смекалки сделать из керосина, гвоздей, банки и еще какой-то херни бомбу, но ты не ученый, не пиротехник, не механик, не инженер… — Роуз, твоя очередь. Розмари, кутавшаяся в свой вязанный кардиган, моргнула и осмотрела всех так, словно увидела впервые. Запустив руку во вьющиеся волосы, она прикрыла глаза и встала со складного стула. — Давайте угадаем, кем до конца всего была Роуз, — тихо глядя в огонь, проговорила Лана. — Не надо, — отрезал Честер. — Благо больше никто из нас не был до конца всего на ее месте. Я смотрел ей вслед, гадая, куда она несется и о чем думает, раз даже не заметила, как просторный вязаный кардиган упал с ее плеч на асфальт. Протянув Эшу сигарету, я пошел следом, попутно подняв кардиган и отряхнув. Не знаю, кем была Розмари до конца всего, может, не понял слов Честера. Потом понял, когда нашел Розмари, сидящую на бордюре. — Все кого-то потеряли, — утерла щеку с остервенением Розмари. — Все они. Я детей потеряла. Я молчал, не знал, надо ли говорить. Да и что тут сказать? — Все потеряли, — повторила Розмари, кивая самой же себе. — А они там в шарады играют. А им нормально. А мне ненормально. Неправильная я какая-то. Молча протянув ей кардиган, я шагнул назад. Остаться и навязаться — неловко. Уйти играть в шарады — издевка и глупость. — А кем ты был до конца всего? — комкая кардиган, произнесла Розмари нарочито бодро. В памяти всплыл бабушкин дом, подруги бабки Грейс, бесконечные молитвы, соседи, одноклассники, лиц которых уже и не помнил. «В этом мальчишке дурные гены моей дочери, помноженные на дурную кровь его папаши», — жаловалась бабушка Грейс. — «Ничего доброго не жди». — Чужим, — коротко ответил я, как на духу. И даже не соврал.