Я заберу твои мысли

В холодных пределах криокамеры жизнь не прерывается, не останавливается, а лишь замедляет свой ход. Это не маленькая смерть, это всего лишь сон, как в сказке, за тем лишь исключением, что будить Барнса будет не принцесса, а профессионалы, ученые мужи в белых халатах, готовые ширнуть его мощным успокоительным в случае нестабильности. Барнсу очень холодно. Сердце подскакивает в груди по щелчку дверцы камеры, солдат успевает еще разглядеть чье-то равнодушное лицо через окошко, тут же покрывшееся толстой коркой хрустально-узорного льда. Паника почти не успевает охватить его, он почти не успевает подумать, что это его последние мгновения в сознании, и их нужно провести с пользой. Бионическая рука звонко бряцает по стеклу. Бронированное. Не успевает. Проваливается в не пустоту. У его криосновидения рыжие волосы и хвойно-зеленые глаза. У сновидения взрывной характер, тщательно погребенный под напускным спокойствием. Его видение криво улыбается ему, с нежностью топит лед в его глазах прикосновением пальцев к шершавой от щетины скуле, топит лед в казалось бы в отсутствующем сердце, заставляя его биться сильнее, что отразилось на мониторах, призванных следить за жизненными показателями солдата, и вызвало панику среди наблюдающих за ним. Пламенное облако волос щекочет его лицо, тогда как сон/призрак/воспоминание — кто она? — прижимается к его груди и тихо смеется. Солдат не помнит ее, но она зовет его «Джеймс» и обещает забрать его мысли, те, что засели в подкорке и гложут его. Мысли и в правду пропадают. Исчезают страхи, холод сменяется приятной прохладой, дремота — крепким сном, рыжий — чернотой. Пульс приходит в норму для спящего криосном, белые халаты перестают мелькать от одних приборов к другим. «Думаю, я любил ее», — думает Барнс прежде, чем утонуть.