Enjoy The Silence

Ему не надо было говорить, чтобы она поняла, кто тихо дышит на том конце телефонного провода. Ему не надо было прикасаться к ней, чтобы по её спине прошёл покалывающий электрический заряд. И, каким бы странным это не казалось, ему не надо было быть рядом, чтобы Ирен знала - он с ней. В предрассветные часы, когда она переносила гору посуды с последнего стола в кухню, закусочная была воплощением спокойствия. Одна из лампочек над головой мигнула и затрещала, временно нарушая тишину; дверь позади нее плавно закрылась, поскрипывая от старости. Остался всего один человек помимо повара, который вышел покурить; осунувшийся мужчина преклонных лет в поношенном сером пальто с задранным воротником и засаленной шоферской кепке, низко натянутой на глаза. Он благодарно кивнул Ирен, когда та подлила ему кофе, и она улыбнулась в ответ, вдыхая насыщенный аромат, долетевший с паром от кружки. Когда под конец смены она взяла мокрую тряпку, чтобы протереть столы, то почувствовала, как странное ощущение завладевает её воображением. Ирен никогда его не видела. Не больше, чем ускользающую тень. Она никогда не слышала, чтобы он произнес что-нибудь еще, после последнего оставленного на автоответчике сообщения, которое она никогда не признается, что сохранила, хотя бы в качестве доказательства того, что он вообще существовал вне её одинокого разума. Иногда, когда ночь выдавалась особенно тяжелой, и она не могла уснуть, чувствуя себя разбитой лежа одной в кровати, Ирен слушала его снова и снова просто чтобы запомнить вибрации его голоса. Он никогда не появлялся на её пороге глубокими ночами, несмотря на то, как много раз она знала, что снаружи кто-то бродит, и оставляла дверь открытой пустоте. Так же, как было очевидно его отсутствие, она чувствовала на себе взгляд и знала кому он принадлежит. На её губах проскользнула легкая улыбка, пока она пересчитывала, сколько мармеладок нужно заменить в держателе и стирала засохший кетчуп с бутылок, стараясь не поднимать взгляд, когда свет над полированными поцарапанными столами затмевала чья-то крадущаяся фигура, исчезая из вида, но никогда из мыслей. Ирен в шутку подумала, удастся ли ей когда-нибудь соблазнить его раскрыть себя. Когда последний ночной посетитель ушел, она добросовестно забрала тарелку с крошками от пирога и оставленные полтора доллара мелочью, а затем поставила кружку простого черного кофе, в точности такого, которое он раньше всегда пил. Радуясь тому, что можно расслабиться до следующей смены, Ирен посчитала свои чаевые и сняла передник. Выключив таймер, она вернулась к кофе и обнаружила, что кружка осталась нетронутой. Насколько она могла сказать, всё осталось на своих местах, за исключением аккуратно сложенного столбика четвертаков, вызвавшего очередную понимающую улыбку, который загадочным образом появился возле тарелки, на которой стоял напиток. Дорога до автобусной остановки выдалась на удивление спокойной, несмотря на настойчивый свист в её адрес от группы хулиганов, которые скорее всего возвращались после весёлой ночи, нежели чем шли на работу. Её машина опять без предупреждения испустила дух, но когда она краем глаза заметила отражение белой куртки в витрине магазина, которое бесследно исчезло как только она обернулась посмотреть, Ирен уже знала, что пока можно отложить беспокойство о том, где достать денег на ремонт. К утру завтрашнего дня старая развалюха снова чудесным образов оживёт, и не найдется ни одного свидетеля или улики того, как было сделано это волшебство. Такая перспектива должна была сделать её счастливой, или, по крайней мере, создать подобие спокойствия, но подобные события обычно были предвестниками очередного длительного исчезновения. Как неожиданно от чувства, что за ней наблюдают, поднимаются волоски на загривке, так же быстро ощущение пропадает без видимой на то причины. Иногда он пропадал на месяцы, идя своей дорогой и в своем темпе, и она никогда не ставила под сомнение то, как это происходило. После того дня в лифте, Ирэн очень старалась забыть то, что видела и к чему была причастна. В идеальном отражении того, как его присутствие могло быть таким невероятно ошеломляющим и в то же время недооцененным, его двойственность также за доли секунды привнесла в её жизнь самые страстные и ужасающе травматичные моменты. Иногда она хотела, чтобы могла забыть всё, что с ним связано. Забыть прошлое и двигаться дальше, к чему-то более нормальному… и функциональному. Но это всегда оказывалось безрассудной затеей. Всякий раз, когда Ирен закрывала глаза, то видела его лицо; каждая черта отчетливо запечатлелась в её памяти, вместе с прикосновением его мозолистых пальцев, когда они держались за руки. Ясность, с которой она помнила исходящий от его тела жар, была совершенно непристойной. Так же, как и запах масла, продолжающий ощущаться еще долго после сна, который обманул её и заставил поверить в то, что он всё еще был здесь, превращая приятное мгновение в хрупкую грусть. Она знала, почему ему пришлось уехать; возможно, не конкретные причины, но Ирен понимала, что оборвать все контакты было в её с Беницио интересах, иначе их жизнь могла быть в опасности. Однако, это осознание не помогало избавиться от тоски, которую она до сих пор чувствовала не находя его рядом с собой. Оно не убивало надежду, что она в любой момент может повернуться и увидеть его, или что однажды Ирен придет домой и увидит его на диване, смотрящим мультики с его сыном, так, словно он и не уходил. Он отрыл себе глубокую дыру в её сердце, которая не может быть заполнена никем другим, неотступно преследуя её оттуда, поддерживая. Даже если она сомневалась в реальности происходящего только в своих снах. Ирен остановилась в коридоре, чтобы провести кончиками пальцев по двери его старой квартиры, как она всегда делала, проходя мимо. Она не знала, приходил ли он забрать свои вещи в облике призрака, которым он, по-видимому, являлся, осязаемый только в её мыслях, или же управляющий всё выкинул, но однажды вечером она в удивлении замерла – дверь была настежь открыта, и квартира оказалась полностью пустой, готовой к новому арендатору. Конечно, есть вероятность, что она всегда такой была, но ей нравилось думать, что у него была хоть какая-то связь с этим миром. Зубная щетка, спальное место, возможно, какая-нибудь одежда, которая не была запачкана смазкой на рукавах или коленях. Возможно даже пару книг. Он всегда обходился малым. С тех пор въехал кто-то новый. Иногда она сталкивается с ними в лифте или гараже, всегда вежливая, но не утруждающая себя узнать новые имена. Всего лишь неприятное напоминание о том, чего теперь нет, и почти словно предательство его памяти, если бы она забыла об этом на секунду. Когда Ирен вернулась домой, то обнаружила маленькую коричневую коробку перед входной дверью. Она никогда не удивлялась этому, хотя и должна была. Никакого адреса или имени отправителя, но она и так знала, от кого была посылка, проводя ногтями по шести маркам со скорпионами, аккуратно наклеенными в ряд, идеальное количество для стоимости доставки, ни одним меньше или больше. Всегда из разных штатов, делая невозможным определить местоположение их владельца, которое в любом случае будет уже давно покинуто, прежде чем до него получится добраться. Внутри будут деньги. Купюры разного номинала, некоторые чистые и хрустящие, словно только что напечатанные, другие потрепанные от прикосновений множества рук; всегда разложенные по порядку, но без какой-либо последовательности. Иногда будет больше, иногда меньше. Тысяча здесь, или несколько сотен там, всегда подскажут, что он в пути. Коробки никогда не появлялись в какой-то определенный день или время, единственная предсказуемая вещь – они появляются раз в месяц, словно запоздалый подарок или попытка загладить вину. Она вздохнет, открывая коробку, мысленно спрашивая себя, увидит ли в этот раз на некоторых из купюр капли крови. Её никогда не было, и хотя Ирен очень хотела верить, что он заработал деньги, копаясь в автомобильном двигателе, мысль о том, что они так же могли быть результатом преступления, всё больше укоренялась в её голове. Можно ли их легко потратить на пару новых ботинок для сына? Или же это были кровавые деньги, которые не будут давать покоя её совести годами? Еще раз вздохнув, она положит коробку под кровать к другим таким же, ни один доллар из которых не был потрачен, поскольку единственное, в чем она могла быть уверена – если посылки прекратятся, то он исчезнет навсегда. Ирен остановилась, чтобы прикосновением разбудить няню, которая уснула на диване перед телевизором. Вытащив пачку долларовых банкнот, она заплатила ей и проводила с улыбкой, а затем убедилась в том, что Беницио всё еще крепко спит. У неё оставался еще примерно час, прежде чем он проснется с восходом солнца, чтобы начать новый день. Она закрыла дверь в его комнату, и уже направлялась к своей, когда раздался телефонный звонок, из-за которого сердце испуганно забилось быстрее. Непоколебимая уверенность в том, что за ней наблюдают, ослабила её внимание уже второй раз за эту ночь. Ирен тяжело сглотнула образовавшийся в горле ком, садясь на край своей кровати в ожидании. Стук пульса отдавал в ребра, рискуя прорваться на волю от приступа тахикардии; руки легко дрожали от адреналина, текущего по венам. Артериальное давление повысилось настолько, что в ушах стал слышен свист, который должен был быть доступен только собакам. Был лишь один человек, который мог остановить время и целый мир для неё. Первый звонок все еще отдавался эхом в голове, почти как в очередном сне, где можно ответить, не беспокоясь разбудить мальчика в соседней комнате. - Алло? Долгое время в трубке была тишина, и она наверняка знала, кто был по ту сторону. Глаза заблестели, и улыбка озарила её лицо сиянием. Ирен понимала, что у них мало времени. Его звонки всегда длились около минуты, чтобы их было невозможно отследить, но она не могла не наслаждаться тишиной и уютом, которые могла почувствовать лишь в его присутствии. Он всегда понимал её без слов; раньше это никому не удавалось, даже Стэндарду. Ирен скучала по этому сильнее, чем должна была. - Беницио пошел в первый класс вчера, - сказала она тишине. – Он уже завел друга. Она почти могла ощутить безмятежную улыбку на его губах, столь похожую в своей загадочности на улыбку Мона Лизы, словно бы весь окружающий мир забавлял его своим безумием. - Я, эм, я меняюсь сменами на следующей неделе. Сьюзан хочет уйти в отпуск, так что я буду дома только поздно ночью… Еще одна пауза умиротворенной тишины, прислушиваясь к размеренному дыханию друг друга. Она только собиралась открыть рот, чтобы сказать то, что действительно хотела, как прозвучал щелчок и связь оборвалась. Гудение тонального сигнала подчеркнуло слова, которые так и остались невысказанными. Ирен положила трубку на место, рассеянно трогая пальцами свои губы и вспоминая ощущения от его поцелуя. То, как он оказался на вкус именно таким, каким она и предполагала. - Ты тоже был самым лучшим, что со мной когда-либо происходило. Ей не надо было говорить, чтобы он понял, кто тихо дышит на том конце телефонного провода. Ей не надо было прикасаться к нему, чтобы по его спине прошёл покалывающий электрический заряд. И ему не надо было быть там, чтобы знать, где его место. Снаружи на улице он отошел от места, где стоял в тени, прислонившись к стене здания. На его лице была непоколебимая маска из стоицизма, но в глубине глаз отражалась отчаянная грусть, когда он смотрел на окна её квартиры. Возможно, однажды наступит день, когда его работа будет сделана, они наконец будут в безопасности и он снова сможет вернуться к чувству уютной обыденности, которое позволяли ему Ирен и Беницио, но если это и случится, то еще совсем не скоро. Нино, должно быть, знал, какой шторм его действия обрушит на всех их, но даже когда его остановили, горизонт всё еще был затянут облаками. И потом, его все время терзал один вопрос. Сможет ли всё быть как прежде? Телефон в его руке завибрировал, прерывая тишину и предупреждая о следующем шаге задания. - Я дам тебе пять минут, - ответил он спокойно, исчезая в предрассветной темноте.