Упс
27 февраля 2023 г. в 03:28
Одри приложила платье к телу. Бежевого цвета, неглубокий вырез, скромная длина. Майкрофт бы оценил, хотя оно было не из дорогих. Одри купила его для работы, когда новую выставку открывали под бокал шампанского. Теодор видел Одри в этом платье. Запомнил ли — трудно сказать. Он никогда не проявлял внимания к Одри, да и вообще к кому-либо. Никогда, до смерти Алана. Странно, всё было очень странно.
Стоя в телесного цвета чулках, Одри гладила платье и подпевала плейлисту, который собирала лет с пятнадцати. Она стала собираться на ужин сильно заранее, потому что день был свободный, Одри давно не выходила в люди, тем более давно не носила чулки, это не практично, но настроение было такое, шаловливое. Когда хочется не только носить чулки, хочется выйти из душа, намазаться всеми кремами и смотреть на себя в зеркале, вставая в позы кошечки.
Приятное, редкое в последнее время, настроение нарушил звонок. Мелодия из фильма ужасов, напоминавшая об опасности. Звонил любимый дядюшка, из-за которого этот день мог быть единственным приятным в грядущей череде ужасающих месяцев поисков и разочарований.
Одри выключила музыку и поставила звонок на громкую связь.
— Совесть замучила? — спросила Одри с усмешкой.
— Здравствуй, дорогая племянница. Как настроение?
— Майкрофт. — Одри вздохнула. — Моё настроение на ближайшие пару месяцев целиком и полностью зависит от твоего решения вложиться в прекрасное и вечное.
— Да, мне была нужна эта галерея. Но не волнуйся, Одри, я подберу тебе место получше.
— Нет. Не подберёшь.
— Хочешь капризничать — пожалуйста. Один только инфантилизм не устроит тебя на новую работу.
— Если бы не твой инфантилизм, мне бы вообще не была нужна новая работа!
— О, нет, Одри. Я лишь потянулся к искусству. Никогда не поздно, ты так не считаешь?
— И как же я мешаю твоей «тяге»? А? — раздражённо воскликнула Одри.
— Я принял твой характер к сведению очень давно, но случай в посольстве…
— Майкрофт! Я прекрасно понимаю, что и посольство, и копии, и картины… Да вообще всё! Теодор, Брюс, ты, дипломаты — всё связано мерзко и наверняка. Но знаешь, что? Мне всё равно. Всё равно! Используешь ты Теодора, используешь ли доступ к его неформальным связям, откуда ты, во имя короля, знаешь Брюса. Мне плевать! Я не собираюсь лезть в это. Отец сказал — я исполняю. Меня даже, представь, не злит, не вымораживает, что ты, вы, все или кто-то из вас связан со смертью Алана. Да бог вам всем судья. Я надеялась на одно. На одно! Сука! — закричала Одри. — Что я просто! Просто, Майкрофт! Останусь на работе! Вот подожди, я расскажу маме и твоей жене, из-за кого я не смогу платить по счетам пару месяцев. Посмотрим, как выпутаешься.
Майкрофт ответил спокойно, даже хладнокровно, чем выбешивал ещё больше:
— Тебе мы найдём место… Где не так важна политкорректность. Как насчёт Hayward?
— Пошёл ты в жопу, Майкрофт.
— Как бессовестно ты пользуешься моими светлыми чувствами, дорогая племянница. Иногда я думаю, что с тобой у меня бы получилось сотрудничество куда более продуктивное, чем с моим братом. Жаль, девочки наследуют ум от дедушек, а наш с Шерлоком отец не защищал кандидатскую.
— Есть место, куда я могу послать тебя, чтобы тебе было обидно?
Майкрофт молчал четверть минуты, но Одри почему-то подумала, что в этот момент он улыбался. Это была не усмешка и не ухмылка, Майкрофт улыбался, как улыбался дядя, который наблюдал за рождением и взрослением дорогой племянницы. Одри смутилась, не было в их семье того едва уловимого элемента, который в трудные времена делает не пафосным, а человечным, сокровенным понятие «твоя боль — это моя боль». А ведь скорее всего это понятие и сделало первобытную общину чем-то более существенным.
— Мне жаль, что он умер. Одри.
— Да конечно. — буркнула она. — Жаль тебе.
— Может, с мистером Флетчером тебе было не так трудно говорить, как с нами. Я могу представить, дорогая племянница, как это может быть важно. Людям. Таким, как ты.
Одри сбросила вызов. Она знала, как ловко дядя умеет смягчить конец разговора, чтобы оставить у собеседника вкус малины во рту. Даже если перед этим тот послал. Одри слишком хорошо знала всех в своей семье, чтобы растаять от тёплой интонации, игравшей на обидах ребёнка. Поэтому она и сбросила вызов. Чтобы не поплыть. Ведь она была всего лишь одной из людей. Из «таких» людей — Шерлок и дядя тоже состояли их клеток и хромосом, просто «такими» не были.
Одри посмотрела на себя в зеркало, висевшее на шкафу напротив. В испортившемся настроении Одри больше не видела себя сексуальной в чулках с пояском: казалось, они слишком передавливали бёдра, жирок торчал. Игривый флёр гибкой кошечки рассеялся, оставив только охочего до рыбки тюленя.
Ближе к ужину Одри извелась: не нравилось, как сидело бежевое платье, оно мялось на животе, когда она садилась, глажка была бессмысленна, а Теодор появился бы в идеальном костюме. На выбор осталась излишняя чёрная драма, чёрный костюм от Маккуина и недорогое платье из коктейльных, цвета пыльной розы, но удачно попадавшее в тон кожи Одри. С ткрытыми плечами и вставками, приподнимающими грудь. Уже нарисовав стрелки и определившись с помадой, Одри подумала, что это всё слишком, даже в колготках вместо чулок, даже с собранными лентой кудрями.
Она добиралась на такси, вечер предполагал вино (наверное). Две поездки и половина счета. Одри прикидывала, во сколько это станет. Деньги у неё были, но она ненавидела оставаться на мели, поэтому никогда не позволяла себе «загулять» или спустить всю зарплату. Беспокойство о тратах, о работе, беспокойство о странном цвете платья. «Да как так-то? Почему у меня всё такое нелепое? Почему никак не устраивается? Я же стараюсь. Я правда стараюсь. Ладно без отношений, я и в работе полный ноль. Как хочется скорее оказаться в той части жизни, которая устроенная. Я же не много прошу», — думала она, глазея на знакомые лондонские улицы.
В глазах встали слёзы, опять приступ истерики, это уже пару лет казалось Одри больным, эмоциональность и ранимость сменялись патологией. Психолог говорила, что это нормально, Одри проживала травму и выплакивала боль. Оставалось только ждать, когда станет лучше. Со стабильной работой и в приятных отношениях процесс пошёл бы скорее, плодотворнее. Пока жизнь и любимые родственники только ставили подножки.
Одри подняла глаза, чтобы слезы не оставили подтёки на щеках, покрытых тональной основой. Может, этот ужин станет ошибкой? Зачем ехать, когда настроение и будущее туманны.
Такси остановилось перед рестораном, Одри расплатилась и проверила телефон. Теодор известил, что задержится на десять минут. Одри подумала, что никогда не была той девушкой, которая кокетливо задерживается, а мужчина с трепетом и волнением ждёт её. Она вообще с трудом представляла, что могла бы стать для кого-то особенным человеком, с которым кто-то будет счастлив создать интимный мир, где всегда примут и поддержат.
Чтобы не выглядеть глупо в ресторане, где столик был заказан не на её имя, Одри прошла полквартала и повернула назад в надежде, что если ей и придётся ждать Теодора, то не унизительно долго. К счастью, когда ей оставалось всего с десяток шагов до ресторана, у него остановился матовый чёрный Porsche. Теодор вышел из авто и помахал Одри, должно быть, увидел её из окна. Девушка помахала в ответ и немного ускорила шаг.
— Привет, Одри. — Теодор слегка приобнял её кончиками пальцев за плечи. — Вы пешком?
— Привет. М-м-м, нет. Такси высадило пораньше.
— Планируете пить сегодня? — спросил Теодор и жестом пригласил Одри следовать к ресторану.
— Только текилу.
Теодор посмеялся и вошёл в открытые швейцаром двери, на входе он намеренно ускорил шаг, чтобы появиться в ресторане первее Одри и дать понять распорядителю зала, что счёт сегодня на нём.
Их пригласили за стол, Теодор опять помог Одри с пальто. Она подумала, что тут была бы уместна цитата Гарсиана: «Даже вежливость бывает оскорбительна, когда подчёркивается». Одри была в том состоянии, когда эта мысль могла вывести её из хрупкого спокойствия. До месячных была неделя, и это всё усугубляло.
— Всё в порядке? — уточнил Теодор, опустив меню.
— Хотела спросить. Не помню от вас такой обходительности с Дарлой. К чему она со мной?
Теодор мог бы сделать вид, что не понял, о чём говорила Одри. Но его ответ удивил: Одри не показалось, что с ней он ведёт себя не как обычно? Снимает пальто… Одри видела, как Теодор общался с девушками на работе: на равных и без подобных жестов. С Дарлой у них были отношения добрые, но будто бы с искоркой.
— С Дарлой мне ещё работать. — ответил Теодор, не увиливая. — Ни к чему создавать ненужное напряжение меж нами. Будем ли мы работать с вами в будущем пока, увы, неясно.
— Тогда, в кофейне, вы ещё не знали, что мы не будем работать вместе. Или знали? — строго уточнила Одри.
— Тогда я не удержался. Вы прекрасно выглядите сегодня. Вам очень идёт классика.
Официант принял заказ, разлил вино. Одри спросила:
— Могу я задать, м-м-м, личный вопрос?
— Не отказыайте себе в удовольствии, Одри.
— То фото. Где вы и молодой человек. Оно…
— В мужчине ведь должна быть загадка. — ответил Теодор с лёгкой удыбкой. — Позвольте её мне. Отвечу на любой другой. Обещаю, на любой. — как бы подначивая, добавил Теодор.
— Вы спали с Дарлой? — приступ смелости случился некстати.
— Нет. — ответил Теодор подкупающе прямо и, казалось, честно. — Я ведь сказал, ненужное напряжение. Зачем усложнять там, где просто?
— Мне казалось, напряжение уже есть между вами.
— Неужели?
Сдавливая озорство, Одри ответила:
— Ага. Когда видишь вас, атмосфера такая, знаете, как в кабинете сексуального стоматолога и его помощницы. Сразу думаешь: «Точно спали».
Теодор не поддержал её весёлый тон и спокойно возразил:
— Нет. Дарла красивая, но, скажем так, игра не стоит свеч, мне не очень интересно, и я получу меньше, чем потеряю.
Одри стушевалась и отступила от неудобной темы, пригубила вина, стараясь не отводить взгляд от Теодора. Он смотрел на неё, придерживая бокал разбавленного минералкой вина, но пить не торопился.
Под пытливым взглядом Одри терялась, терялись остатки уверенности в себе. Будь на месте Теодора кто-то другой, такое внимание Одри расценила бы как хороший знак, знак интереса и симпатии. Но Теодор был недосягаем. Даже сидеть с ним в ресторане и спрашивать про секс — это было недосягаемо. И это никогда бы не случилось, если бы Алан не…
— Одри, — позвал Теодор, отвлекая от мыслей, — у меня тоже вопрос.
— Я тоже могу не ответить на один?
— Как угодно. У вас есть план?
— План? — хмыкнула Одри.
— Что делать дальше. Работа? Вы знаете, что делать теперь?
— Не очень-то. — она пожала плечами. — Майкрофт обещает помочь.
— Хорошо. — Теодор одобрительно, даже с облегчением покивал. — Отношения?
— Было бы с кем. — усмехнулась Одри.
— Признаюсь, меня радует, что вы не сказали о Брюсе.
— Вот ещё. — Одри фыркнула. — Он не в моём вкусе.
Теодор приподнял бровь и даже раздумывал над ответом. Какая нелепая ситуация: он ведь знал, что между Одри и Брюсом «что-то» было, а она будто отпирается. Недоумение в глазах Теодора росло, Одри не была обучена выдерживать давящую паузу и ей пришлось, да, именно пришлось начать оправдываться:
— Ну так обстоятельства сложились. Я устала с документами, он пытался быть смешным. Что? Брюс оказался в нужное время в нужном месте. Вот только не говорите, что у вас так не было.
— Почему же, было. — говорил Теодор с улыбкой. — С Дарлой. Она всегда в нужное время в нужном месте. И тоже пытается быть смешной. Но я всё же могу держать себя в руках, Одри, это важный навык. Учтите это на новом месте.
— Боже… И зачем я тогда так глупо прокололась?
Теодор продолжил непринуждённо и весело:
— Да, если бы вы оставались на работе у нас, я бы припоминал вам об этом всякий раз, как мы бы оставались одни.
— О сексе? Одни? — посмеялась Одри. — Кто-то расценил бы это как домогательство.
— О, пожалуйтесь на меня в профсоюз. Но вы же не хотели бы, чтобы это стало достоянием всей галереи? Я не позволю даме потерять лицо. Потому и напоминал бы только наедине.
Принесли блюда. Тема сменилась на обсуждение соусов и степень прожарки. Истории про курьёзные ужины, любимые кухни мира. Но это не выправляло заданный тон беседы. Ужин был извинением Теодора, и судя по вопросу про планы, его заботило, как сложится жизнь Одри дальше, про по-человечески. Милый, дружеский ужин.
Семейный тон вечера был сбит вопросом Одри про связь с Дарлой, запрос family из строчки YouTube перенесли в строку поиска чёрно-оранжевого сервиса.
Одри чувствовала, что над столиком приличного лондонского повисло напряжение, которое бывает меж стоматологом и его помощницей. Это удивляло Одри. В свои 24 она не чувствовала себя сексуальной и притягательной. Её вопрос Теодору был продиктован желанием нашкодить, а не флиртовать, и она взаправду думала, что это будет воспринято им как игра, как баловство младшей сестры его девушки. Одри смело кокетничала с мужчинами, в интересе которых была уверена или с теми, с кем никогда не собиралась сближаться. Но не с глыбами, вроде Теодора.
Он казался жителем небывалый высоты, больше и лучше во всём, ей странным образом очень-очень хотелось ему понравиться, нравилось получать его похвалу и внимание, его мнение было ей необычной важно. Давно, давно она не испытывала это смутно знакомое чувство. Оно отличалось от того, что ранее Одри питала к другим мужчинам, оно было древним, как колесо и огонь.
Человек, не склонный к самокопаниям и вообще мало с собой знакомый, немедленно назвал бы это чувство любовью. Ну хотя бы влюблённостью. Но Одри знала себя и свои чувства слишком хорошо, чтобы понимать: что-то тут не то.
Будь на месте Теодора кто-то другой, симпатичный интересный ей мужчина, возникшее напряжение подняло бы настроение, но реакция Теодора обескураживала, и дело был не в самой реакции, а в том, кому она принадлежала.
Одри прервалась на глоток вина, Теодор отпил своё, и тишина подтвердила: им обоим хотелось найти повод, чтобы вернуться к теме интима.
Перед Теодором стоял почти законченный ужин, Одри ела медленнее. Официант предложил ещё вина, и мужчина ответил за обоих: «Мы больше не будем вино. Принесите воды». Одри не любила, когда кто-либо так явно перехватывал инициативу, и другой обязательно услышал бы её недовольное «фэ». Но Теодору хотелось подчиниться, и это тоже было очень знакомое чувство.
Одри закончила блюдо и подумала, что совсем не наелась. Десерт? Но перед мужчиной не хотелось прослыть обжорой или сладкоежкой.
Теодор пожимал губы, иногда будто собирался что-то сказать, но не спешил. Он думал о чём-то, Одри знала эту мимику — мимику принятия решения.
— Одри, — начал он наконец, — я должен вам рекомендательное письмо. Могу подписать его дома.
— М-м-м. Дома, — Одри посмеялась, — разумеется.
— У меня там мороженое. Десерт?
— Я наелась, — солгала Одри. — Но письмо… Да. Оно поможет. И кажется, здесь вина я больше не выпью.
***
Была почти ночь. Одри лежала в кровати и ждала, пока масло для ресниц чуточку осядет, и она не размажет его по подушке, когда будет засыпать, как всегда, на животе. Ожидание она скрашивала, копаясь в телефоне. Прислала смеящиеся смайлики в ответ на смешные видео, которые скинула подруга. Поставила лайки на фотки друзей и селебрити. Наконец, обсудила события дня с другой подругой, Натали, художницей, вечно ищущей себя. У её сына был аутизм, и это существенно отягчало её жизнь. Почти всегда разговор с ней заканчивался одной фразой: «Не заводи детей, Одри, если ты не готова отдать им всю себя». Раньше Одри думала, что Натали очень жалеет о материнстве, особенно потому что оно было омрачено тяжёлым расстройством сына. Ведь Натали не получала от мальчика той отдачи, которую имели другие родители. Но однажды Одри задержалась у неё в гостях. Натали отошла поиграть с сыном, и Одри видела их через открытую дверь. «Дэвид. И ма-а-ма», — Натали говорила голосом, который Одри раньше от неё не слышала. Она играла с сыном, и в этой интимной сцене было что-то очень естественное, как в львице, моющей львёнка. Одри хорошо её запомнила и поняла в тот момент очень хорошо, что отдачей родителю может быть и просто улыбка, даже если без внятных слов, положенных к школьному возрасту. Натали написала, что идёт укладывать сына спать. Одри пожелала «малому» спокойной ночи и открыла давно не пользованное приложение. Tinder. Одри ответила на пару сообщений. Все были про «дела» и «чем занята». Однотипные сообщения от ничего из себя не представляющих мужчин. Одри даже не помнила, за что свайпала их вправо. В её профиле в разделе о себе было написано: «Я свайпаю влево 80% людей, но ещё надеюсь на чудо». Большинство сообщений с тех пор было полно радости: «Значит, я среди 20% счастливчиков?». Что в профиле Одри было не написано, так это статистика ответов: из 20%, прошедших отбор, ответное сообщение получали, ну, около 5%. Дело не в том, что Одри была превередой. Просто само это занятие, кастинг, собеседование, отбор, диалог, типичные вопросы, раздельный счёт и в лучшем случае комплимент и оплаченный кофе, в худшем — вялый секс, всё это само по себе было утомительно. Одри отвечала по настроению. Когда была минутка. Когда становилось неутню от осознания, что она ближе к 30, чем к 15, а в жизни всё так же ничего не устроено. Спускаясь всё ниже по старым сообщениям, Одри удивлялась тем мужчинам, которые присылали новые сообщения снова и снова, раз в месяц, а иногда спустя пару месяцев после предыдущего, такого же неотвеченного. «У мужчин, милая племянница, из тех, что окружают тебя, всегда есть вариант», — однажды сказал Майкрфот, выпив сладкого вина после маминого ужина. Доктор Ватсон тогда не то удивлённо, не то согласно засмеялся, но тётя Мэри закатила глаза с ухмылкой, и доктор замолк. Теперь Одри понимала слова дяди и смешок Ватсона. У мужчины всегда есть вариант. Потому что мужчина не чурается написать ещё и снова и потом ещё. Даже если есть лишь призрачная надежда на ответ и ещё более нереальная — на секс. И эта настойчивость совсем ничего не значит. Ничего. Одри спускалась всё ниже, уже почти засыпая. Она почти долистала до переписок ушедшей весны, где висело последнее сообщение от Андре. «И тебе добрых снов». Когда он появился на экране Одри, её изрядно удивили две вещи: аккаунт был подтверждён и, судя по расстоянии, сам Андре жил на другом конце света. Одри не ожидала мэтч, но случился он. Она недоверчиво хмыкнула. Андре, сладкий мальчик с правильными чертами лица; оказалось, он действительно жил на другом конце света: работал моделью в Японии. Они перекинулись парой слов, посетовали на расстояние и распрощались. Одри почему-то открыла его профиль снова. Футы меж ними существенно сократились. Андре стал ближе, но ещё не в паре кварталов от Одри. Может, где-то в пригороде. — «Ого, кто-то вернулся на родину» Одри была почти как те мужчины, которые зачем-то пишут спустя несколько месяцев молчания. Андре ответил удивительно быстро: — «Привет! Ага, с островов на острова» — «Всё ещё далеко». — «Ну ты особо не расстраивайся. Я просто хочу трахаться». Одри глухо посмеялась и оставлять Андре в позиции силы не собиралась: — «А кто сказал, что моя цель отличается?» — «Оу» «Тогда мы должны встретиться». Они переписывались ещё минут пятнадцать, обсуждая предпочтения, желания и строгие «нет». Договорились на выходные. Едва планы были утверждены, Одри бросилась писать Натали: — «Аларм!» «Натали, Аларм!!!» «Короче. Смотри». Одри приложила скриншоты профиля Андре. Модельные фотки красавца. «Прикинь, он мне даст». «Но блин. Помнишь, того дебила? В июне. А если этот тоже будет морду воротить?» В июне Одри пошла на Tinder-свидание, и парень почти сразу сообщил ей, что на фотках она выглядела стройнее. Одри развернулась и ушла, осадок остался. Она ещё долго рассматривала себя в зеркало, сравнивала с фотками и никак не могла понять, есть расхождения или нет. Натали, уже уложившая сына спать, ответила: — «Я считаю». «Надо ехать». «Трахаться». «На того додика забей вообще. Самоутверждался мальчик».***
Теодор заехал в гараж, принадлежавший его дому. Гараж был на удивление пустой, там не хранились лыжи, коробки с мелочевкой и оставленный без дела тренажёр. Как будто в дом заехали недавно и он успели скопить жизненный багаж. Впрочем, для холостяка... Ситуация обычная. Или нет? Теодор заглушил мотор и улыбнулся Одри. Его глаза снова казались ей серыми, нейтральными, про этого мужчину ничего нельзя было сказать с уверенностью. Одри отстегнула ремень безопасности и подумала, что это даже символично: теперь её безопасность ничего не обеспечивает, и если придётся резко тормозить, никакая подушка не защитит, её вздёрнутый носик будет разбит. И ладно, если только он. Они вышли из автомобиля, Теодор позвал за собой. Шерлок всегда говорил Одри доверять внутренней кошке (ну, говорил он иначе, но смысл был такой), и если грозит опасность, царапаться, кусаться, выдавливать глаза и не жалеть. Странно было, что в момент, когда Одри переступала порог человека, который то и дело всплывал в деле о смерти Алана, внутренняя кошка мурчала и ластилась. Одри говорила себе быть осторожнее, но не чувствовала в этом необходимости. — Если честно, вина у меня нет, — предупредил Теодор и зажёг свет. — А что есть? — Проверю, — весело, даже по-свойски ответил он Одри осмотрелась. Светлый дом, просторный. Они прошли в гостиную, Теодор предложил ей присесть, а сам скрылся за дверью ведущей, вероятно, на кухню. Гостиная пока казалась самым обжитым местом в доме. Под плазмой стояла игровая приставка последней модели, на столике перед диваном лежали беспроводные наушники и брошюра доставки из ресторана. Одри удивилась: она почему-то думала, что у Теодора есть повар или он сам владеет парой блюд около высокой кухни. И уж точно Одри не ожидала, что он играет в приставку. Теодор казался мужчиной, сошедшим с картин романтиков, возвышающимся над суетой, которая то приходит, то уходит, а он остаётся непоколебим в своём спокойствии, зная всё наперёд. — Есть пиво. — Теодор выглянул из кухни. — И виски. Шотландский. — Пиво не люблю. Теодор вернулся через пару минут с двумя бокалами виски. Одри не особо хотела выпивать, но попросить воды... Да, можно было попросить воды, напомнить про письмо и вызвать такси. Но пока было интересно, к чему идёт неожиданное сближение. — Не пьёте из бокалов в чужих домах? — Теодор улыбнулся. — Просто задумалась. — Одри сделала глоток. Хороший виски. — Не думаю, что вам есть смысл подсыпать что-то в напиток, чтобы получить желаемое. Теодор сел рядом и тоже пригубил. — Вы особо не налегайте. — посмеялась Одри. — Вам ещё писать мне письмо. — Письмо я уже написал. Ещё в день, когда узнал, что Майкрофт подумывает купить галерею. Я сразу понял, к чему всё идёт. Дам вам прочесть и подпишу. Одри подумала: «Ну то есть мне не показалось. Серьёзно, он искал повод притащить меня домой? Прямо он говорит, когда собирается переспать, как же». Но влух решила быть дипломатичнее, дядя обязательно ею бы гордился. — Вы всегда говорили, — начала Одри с проскочившей ноткой игривости, — что не терпите, когда встречей становится то, что могло остаться эмейлом. — Эта встреча не могла остаться эмейлом. Богатый, слишком красивый, влиятельный мужчина говорил: «А вы мне нравитесь». Осталось добавить: «Мы люди взрослые. Пойдём». Все говорили Одри держаться от него подальше, и уж точно не во избежание битья сердец; Шерлок сказал сходить с ним на свидание и разочароваться. Пока Одри не видела на то причин. Причин быть осторожной имелась масса, но вот разочароваться Теодор пока не дал. — Десерт точно не хотите? — предложил он. — Хочу. Но не мороженое. — Одри поставила бокал с виски на столик и сложила руки под грудью, как бы показывая: твой ход, Теодор Эллингтон. Он широко улыбнулся, сдерживая смех, как мальчишка. — Знала бы ты, как сильно мне хочется пошло пошутить на эту тему. Одри засмеялась, не сдерживаясь.***
— «Я считаю». «Надо ехать». «Трахаться». «На того додика забей вообще. Самоутверждался мальчик». «А Андре бери в оборот». «Красивый мужик в копилочке потом будет душу греть». «Я-то знаю, о чём говорю». Пожалуй, замужняя Натали и свободная Одри в чём-то друг другу завидовали. Одна — свободе, вторая — устроенности.***
Если бы Одри собирала список самых неловких поцелуев, то этот занял бы почётное второе место, сразу после поцелуя с Джимом в пятнадцать лет. Теодор показал путь на второй этаж, Одри отвлеклась на фотографии, висевшие на стене у лестницы: на них были подворотни незнакомого ей города. Она сочла странным, что минималистичный дом с нордическим дизайном портили неприглядные кадры. — Это твой родной город? — спросила Одри, обернувшись. Теодор положил руку ей на талию и прижался к шее носом. — Пойдём, — позвал он вместо ответа и клюнул Одри в губы, как бы проверяя возможность. Хотя про планы на ночь всё решилось «по-взрослому» и без долгих словестных игр (Теодор не соврал, он действительно говорил прямо), не было ясно, в какой момент начать сближаться. Хорошо, что неловкий шаг сделал мужчина. Теодор в поцелуе вёл Одри за собой наверх. В его спальне пахло эвкалиптом — чистотой и свежестью. Одри хотела осомтреться, но Теодор слишком возбудился, чтобы оторваться от неё. Его напор удивлял: это значило, что он думал об Одри, давно, смотрел на неё, как на женщину, а она этого не замечала. Впрочем, заметить хоть какие-то признаки симпатии у мужчины вроде Теодора было непросто. Теперь, когда он изучал географию её тела руками, осторожно, почти вежливо, но всё же едва сдерживаясь, было сомнение, что томащийся желанием мужчина и отстранённый начальник в галерее — один и тот же человек. И всё же его нетерпение смывал налёт сомнений, который стекал и оседал в почве души. От его одежды пахло дорогим парфюмом, и когда он сильнее прижимал Одри, слышался личный, приятный мужской запах. От прикасновений Теодора ощущалась теплота и уважение, Одри подумала, что его любовницы – счастливые женщины. И уже не удивлялась, что станет одной из них. — Погоди, — прервала она, когда Теодор склонился над ней. Одри лежала на кровати, оперевшись на локти. Теодор уже сбросил пиджак и расстегнул пару пуговиц рубашки. Одри на всякий случай не рисковала возиться с ними самостоятельно — могла оторвать. — Что такое? — спросил Теодор удивлённо. — Да, неудобно, что прерываю... — Если потом выяснится, что ты не со всем согласна... Буду загоняться мыслью «что я наделал». Говори. Одри едва не хмыкнула. В такое благородство она не верила. Благородство лучше всего проверяется на утро, а не перед «знаменательным событием». — Мне бы в душ. Это можно устроить? Теодор, верно, ждавший отказа или сомнений, расслабленно ответил: — Э, да. Вот тут, — он подошёл к двери, которая вела в его ванную и включил в ней свет. — Бери, что нужно. Полотенце в комоде, у стены. Одри поднялась и юркнула в ванную. Свет ещё слепил глаза, но она сразу оценила чистоту и уходовые средства под зеркалом. Одри уже собиралась закрыть дверь, но в ванную просунулся Теодор, стянул с крючка большое полотенце и сказал, что тоже отойдёт ополоснуться, в гостевую ванную. Одри оценила этот жест. Тушь собралась под глазами, Одри цокнула, прикидывая, как давно и не было ли грязи уже в ресторане. Хотя Теодор сказал бы ей об этом, наверняка. Она посмотрела на ноги со слегка ободравшимся лаком и уже парой просочившихся волосков чуть ниже коленок то там то тут — в этом месяце ради экономии пришлось отказаться от эпиляции воском и орудовать бритвой. Одри была бы с ней внимательнее, если бы знала, что останется на ночь. Уже стоя под душем, открывая гель, она по-настоящему поняла, что происходило: ночь с мужчиной, который казался ей слишком красивым, чтобы обратить внимание. Неужели не будет подвоха? Кроме того, что больше они никогда не заговорят — иллюзий, что это приведёт к чему-то, не было. Это происходило, но почему-то никакого особого чувства не давало. Ещё вчера Одри думала, что им не оказаться в одной спальне, а теперь улыбалась: «Ну конечно, он мне даст, я же классная». Самооценка была почесана как надо, даже пожалуй расчесана, а значит после ранка покроется коркой и никуда не денется. Одри смыла макияж тем же гелем, каким мыла тело. Иного выхода не было. Вытеревшись полотенцем, она поняла, что кожу на лице стянуло от сухости, нужно было срочно чем-то её увлажнить. Коллекция сывороток под зеркалом вселяла надежду, что где-то должен лежать и крем, может даже для лица. Преодолев неловкость, Одри выдвинула первый ящик под раковиной. Осмотрев содержимое, она подумала: «Твою мать. Серьёзно!?». Да, там был крем; вместе с огромной причиной для беспокойства. Одни не просто удивилась — она была в ужасе.***
Тащиться домой десятка шотов водки было трудно. Одри проехала свою остановку на автобусе, а потом ещё две. Приложение на телефоне известило: следующий автобус будет через сорок минут, а трамвай придёт только в 4:06 утра. Одри шмыгнула носом, достала косуху из рюкзака и поплелась домой. Второй семестр подходил к концу, отмечали последний экзамен дома у сокурсницы. Послезавтра Одри отправит доклад профессору и будет свободна до 15 октября. Неделю она планировала провести с родителями в Италии, после ждала летняя работа в университете, а в сентябре Одри с подругой собиралась поехать в Турцию. Одри открыла дверь подъезда и поднялась на третий этаж. Она уже чувствовала, как близко тёплый душ, мягкая кроватка и сладкий-сладкий сон. Сбросив косуху куда-то на пол и отодрав босоножки от опухших ног, Одри ввалилась в ванную, из последних сил кое-как смыла макияж и потопала в комнату. — Привет, Одри. — Твою же! — воскликнула она в ужасе. — Папа!? Шерлок зажёг настольную лампу. Плакаты, купленные на университетских ярмарках, заблестели на стенах, Одри села напротив отца и постаралась выпрямиться, как в старой школе для девочек. — Мама говорила, у тебя доклад. Когда же ты его пишешь, если... Шляешься? — Я? Не-е-ет. Я не шляюсь. Мы экзамен отмечали. — Одри шмыгнула носом и попыталась сделать трезвое лицо. Шерлок нагнулся к дочери, сложив руки на столе, и после оценки её состояния закатил глаза. — А что ты... Мама тоже тут? — Нет. Мама осталась в Васто. Мы же не скажем, что я был тут? Она думает, что у меня расследование. — Не, она так не думает, поверь — усмехнулась Одри. — Так что ты тут? Что ты тут делаешь? Я ведь приеду в понедельник. — Будет поздно. Одри. Мы с Майкрофтом поспорили. — Начинается, — простонала она. — Ты знаешь, как понять, что кто-то был в твоей квартире? Одри пожала плечами: — Если кто-то сидит в моей комнате после двух ночи... Тогда кто-то определённо был. Шерлок разочарованно цокнул: — Так я и думал. Я подскажу, — он встал и подошёл к прикраватрой тумбе, собираясь её открыть. — Нет! — Одри подскочила, запнувшись о ножку стола, и тут же крепко выругалась. — Не смотри! Шерлок повёл бровью, но движение остановил. — Там находится то, что приведёт меня в ярость или то, о чём я бы просто не хотел знать? — Скорее второе, — Одри подошла к кровати и закрыла тумбу собой. Шерлок вздохнул и отошёл к шкафу, в нём Одри не хранила секретов. Он открыл дверцу, поглядел на полочку, где стояли редко использующиеся средства ухода. Среди них царил древний хаос. Шерлок взял ленту для волос и растянул её на полочке, отмерив прямую линию. Всю девчачью мелочёвку он отодвинул за ленту, так образовалась черта, за которую вещи не выходили, находились чётко на ней и за ней. Этот же ритуал Шерлок проделал со всеми видимыми полками и ящичками, отодвигая вещи по чёткой прямой линии. — Что ты делаешь? — буркнула Одри, почти во сне, держась за эту реальность только кончиками пальцев. — Одри. Одри, запомни, — Шерлок сел на кровать рядом с дочерью. — Я подвинул твои вещи по ровной линии. Так ты всегда увидишь, что кто-то копался в твоих вещах. Одри, не спи. Слушай. Возьми эту ленту, — отец положил её рядом с кроватью, — и по ней проверь, ровно лежат вещи или нет. Если нет, Одри, слушай меня, то их кто-то трогал. Поняла? — Угу. — Повтори. — Если вещи лежат... Ровно лежат, по линии, то их не трогали. А если выходят за линию или лежат далеко... От линии, то в них... То в них... Копались... В них... Отец сказал что-то ещё, но Одри его уже не слышала, только чувствовала, как её укрыли одеялом и надели носки на вечно мёрзнувшие ноги. Утром на тумбе стояла стакан воды. Шерлока не было, и напоминанием о его визите были расставленные по линии вещи в ящиках. Через неделю Одри купалась в Адриатическом море, ела апельсины и пила лимончелло по вечерам. Утром они с мамой ходили на пляж, читали, днём спали, вечером гуляли и ужинали в ресторане. Даже Шерлок не покидал их (надолго). Счастливые летние каникулы прервал визит Майкрофта. Он приехал из Африки, где в последние годы происходило всё больше важных политических событий; он был уже порядком уставший от солнца и жары, предпочитал проводить всё время в номере отеля под кондиционером. Одри зашла к нему одним вечером, принесла апельсины, которые они с Эдит собрали, когда гуляли в садах за городом. — Разрежь, сок прыснет, — пояснила Одри и приложилась сгоревшим плечом к холодной стене. — Спасибо, дорогая племянница. Балуешь меня. — Чем богаты, дядюшка. — Этот трюк с предметами по линии. Довольно избитый, не находишь? — Избитый? — Мелких преступников и наёмников ты может и проведёшь. Но вот человек с подготовкой... Увидит это сразу. Потому что сам использует этот старый как мир способ. — Ну и что? — Ты родилась в непростой семье, Одри. На удивление моему братцу долгие годы удавалось отводить неприятности от вас с Эдит. Я тоже подсобил. Как мог. Но мы не молодеем, Одри, а враги наши не всегда слабеют. Возможно, тебе придётся знать больше, чем тебе хотелось бы. — Например? — Для начала, что не всегда после обыска в твоей квартире вещи в ящиках будут сдвинуты за ровную линию, которую ты себе наметила. Просто помни об этом. Пожалуйста. — Только не говори, что вы проверяли меня, — застонала Одри. — Жаль, что ты поняла это только теперь. В другой раз может быть поздно. — Вы оба... Да пошли вы! — Принесёшь мне «Маргариту», не расскажу Шерлоку про твою прикроватную тумбу. Майкрофт выпил коктейль и обещание сдержал. Он рассказал только Эдит.***
Одри смотрела на выдвинутый ящик под раковиной Теодора. Там лежал жирный крем с рисунком пчелиных сот на тюбике, две смазки – на силиконовой и водой основе, косметические ножницы, гель для укладки волос, расчёска и простой, складной фен. Одри пальцем провела от края до края ящика. Все стояли за воображемой линией. Хаотично, неровно, для ненамётанного глаза – случайно. Но чётко за одной линией. Совпадение? Одри открыла нижний ящик, в нем были лекарства, пластыри, вата. Та же линия. Она открыла следующий, картина не изменилась. У Теодора была причина опасаться обысков? «Человек с подготовкой сам использует этот старый как мир способ». Связь с Майкрофтом теперь нельзя было списать на общий круг общения. «Твою мать, это ведь не проверка от дядюшки?» — подумала Одри. Не потому ли сеть бездомных отца следила за Теодором? Потому что он следил за Одри? Вот, про что говорил Шерлок, когда пророчил дочери разочарование при сближение с мистером Эллингтоном. У Одри не было причин опасаться человека, близкого к Майкрофту, но сердце билось, как у зайца, которого вот-вот огреют битой. Она была зла и боялась, как маленькая, будто её застукали за чем-то непотребным. А ещё она чувствовала разочарование, обиду — мог ли Теодор так легко подняться с ней в спальню, чтобы доложить Майкрофту о нравах племянницы? Чтобы проверить, как плоха её бдительность? Одри натянула платье и выскочила из ванной. Теодора ещё не было в спальне, она выглянула в коридор: где-то в конце слышалось журчание воды. Хотелось разрыдаться и убежать, ничего не сказав, но оставалась надежда: вдруг он просто читал много шпионских романов? Одри сама посмеялась своей наивности. Гений современности, Шерлок Холмс, как всегда не ошибся: дочь разочаровалась. В себе, мужчинах и семье. Одри подцепила туфли и тихо спустилась вниз. Звуки воды больше не слышались, Теодор скоро закончит мыться, придёт в спальню, удивится, наверное, спустится вниз – и тогда Одри всё ему выскажет. Всё-всё! Она пока не знала, что именно, но что-то громко и недовольно, обличающе заявить ей не терпелось. Впрочем, зачем? Чтобы выглядеть ещё более жалкой? Со второго этажа послышались шаги, Теодор вернулся в спальню. «Одри?» — позвал он. Холмс не хотела ему отвечать, чувствовала, что голос подведёт. Она обернулась к огромному книжному шкафу. Обычно в таких домах, на таком видном месте книги играют роль декора: дорогие сборники живописи, изданные работы именитых фотографов. Одри провела пальцами по корешкам. «Болезни в искусстве», «Непонятная живопись», «Киноподсказки». Среди выхолощенных, явно подаренных от безысходности (а что дарить-то вообще) книг, выделялась одна. Одри провела пальцем по корешку. Дешёвая бумажная обложка среди глянцевых книг выглядела странно. Она лежала не на кофейном столике, не на камине, не среди диванных подушек — так можно было бы решить, что эта замарашка оказалась здесь, потому что Теодор читал её недавно. Но посреди холёных красавиц? Одри потянула книгу к себе. Уголок подался вперёд, не выдавая все тайны, будто дразня: «Вдруг я тот самый детективный роман, из которого он научился тому банальному трюку». Одри выхватила книгу, быстро и как бы внезапно, как выбивала бы дверь, если бы искала свою жертву. — Одри. Она обернулась, не отрываясь от книги. — Это... Что? — спросила она то ли с нервной, то ли с напуганной улыбкой, треся книгой. — Только не будь дурой. Пожалуйста. Одри тяжело вздохнула. Ей было смешно: так вляпаться надо уметь.
