А в Сан-Суси всегда тихо

      Раннее утро только занималось на востоке. Солнце лениво выглядывало из-за горизонта и тут же стеснительно пряталось за облака, окрашивая их в нежно-желтые цвета. Его лучи прорывались сквозь тонкие занавески в простую, небогато обставленную спальню, но никак не могли добраться до лица спящего Фридриха. Стрелка на больших часах дёрнулась и указала четыре часа утра. Старый камердинер с седыми бакенбардами бесшумно скользнул в спальню, поставил таз с холодной водой на тумбу и подошёл узенькой жесткой кровати. — Ваше величество, солнце уже поднимается, просыпайтесь. — О Карл... Иди к черту... Дашь ты мне хоть раз выспаться, старый мерзавец?! — простонал король, приоткрыв глаз. — Я бы с удовольствием будил вас позже, ваше величество, — камердинер слегка поклонился, — но не хочу терять службу. Помнится, прошлого камердинера вы отослали потому, что он разбудил вас в двадцать минут пятого.       Фридрих сонно потянулся, развязал косынку, которой привязывал подушку к голове вместо ночного колпака, встал и приказал принести свой мундир. Пока камердинер бегал за сапогами и одеждой, король умывался ледяной водой, разминая шею и плечи, хрустя суставами. Все же, ему шёл седьмой десяток.       Борзая, громко цокая когтями по не застеленному ковром паркету, подбежала к Фридриху и восторженно залаяла. Король отвлёкся от умывания и улыбнулся, потрепав пса по голове. К его двору никогда не пускали женщин и священников, он ненавидел праздники и балы, и уж если кого-то действительно любил, так это своих собак, которых у Фридриха насчитывалось более восьми десятков. Свою любимицу, когда та умерла, Фридрих приказал похоронить в склепе, предназначенном для него самого, а сам три дня не мог ни есть, ни пить, отчего и без того хрупкое здоровье его пошатнулось. Только когда личный врач заругался и чуть не полез на него с кулаками, Фридрих согласился перекусить.       Камердинер принёс мундир и начищенные до блеска сапоги, помог Фридриху надеть парик, подал истрёпанную в битвах и простреленную в двух местах треуголку и сообщил, что завтрак готов. Фридрих ел быстро, не заботясь о приличиях, брал еду руками. Он спешил скорее разделаться с этим и заняться делами государственными. Горький кофе он пил в молчании, думая о чем-то своём. В последнее время король стал замкнут и печален, грустя о былых временах. — Становлюсь историей самого себя, — вздохнул он, глядя на кофейную гущу. — Надоело... Что пишут, Карл? — Пишут, что умер Вольтер, ваше величество, — сообщил камердинер. — Проклятье! Старый плут, он и здесь обогнал меня! — разозлился Фридрих, с размаху поставил чашку на блюдце, и оно жалобно звякнуло. — А сегодня ему должны были доставить моё письмо... Вот подлец, умер, не прочитав королевской почты!.. Что ещё? — Мария Терезия, недовольная беспокойной предприимчивостью своего сына, послала без его ведома своего министра Тугута для переговоров с вами... — К черту и Тугута, и Марию Терезию, и всю Австрию в целом! — Фридрих сердито нахохлился. — Опять они шумят, привлекают внимание всей Европы... — и, кривляя голос и корча рожи, передразнил: — Фридрих вероломно нарушил мир! Король Пруссии коварно вторгся на нашу территорию! Бедная Австрия!.. Тьфу! А я тоже бедный, мне в спину смотрит вся Российская Империя, готовая в любой момент пырнуть меня штыком. Кто из нас ещё бедный: я или они? Есть что-нибудь важное? Ну и слава Богу, что нет...       Король поднялся, взял свою треуголку и нахлобучил её себе на голову. Камердинер неуверенно переминался с ноги на ногу. — Чего тебе, Карл? — Фридрих обернулся на него. — Ваше величество, а что делать с Тугутом?.. Он с вечера ждёт вас... — Гоните его в хвост и в гриву, пусть убирается! Впрочем, не надо... Пусть ему скажут, что я приму его после обеда. А сейчас я хочу прогуляться по своему саду и взглянуть на розы... Король я или нет? Почему у меня нет личного времени?! Вдруг я умру сегодня вечером, а в саду своего любимого Сан-Суси я так и не гулял этим летом!       Камердинер кивнул и бросился искать кого-нибудь из генералов или хотя бы адъютантов, чтобы сообщить министру Австрии о приёме, а Фридрих, постукивая тростью и щурясь от солнца, вышел в сад.       Розы уже расцвели и благоухали, тихо журчала вода в фонтанах и перекликались птицы в кронах деревьев. Король прошёлся по тропинке туда и сюда, глядя на дворец, возведённый по его собственному проекту, затем присел на лавочку в тени и глубоко вдохнул влажный горячий воздух.       Лето выдалось жарким как погодой, так и событиями. Разгорелась старая вражда с Австрией, вспыхнула война, в которой Фридриху то везло, то Фортуна вдруг отворачивалась от него. Умер Вольтер, с которым король вёл дружественную переписку, а о смерти Руссо Фридрих пока ещё не знал. Шла война в Америке, начинались какие-то волнения во Франции...       Старый Фриц устал и хотел уже только покоя, а не следить за новостями, злился на свою старость и пошатнувшееся здоровье, но успевал при этом щёлкать по носу австрийскую Марию Терезию и русскую императрицу Екатерину. — Европа сошла с ума, а я в этом балагане главный сумасшедший, — произнёс король самому себе, потирая лоб. — Зато в Сан-Суси всегда тихо... Хоть где-то я могу отдохнуть... Кто это там спешит?.. А, черт! Тугут... Никакого терпения у человека... Кажется, отдохну я только в могиле... А ведь было так тихо!..