Как обычно

В жизни Чидори вдруг наступила чёрная полоса — наступила внезапно и просто так, беспричинно и очень не вовремя. То есть Чидори хочет думать, что всё беспричинно, и у этой чёрной полосы совсем не голубые волосы и не надменное выражение лица. Кацухира носится с этой Сонозаки и обращается вниманием и интересом к ней, Кацухира на привязи без поводка и полнится разговорами о Норико без причины. Чидори тоже хочет вот так. Хочет, чтобы говорил о ней с интересом. Хочет, чтобы помнил о ней чуть больше, чем когда она сама о себе заявляет. Чидори хочет, но её встречают льды безразличия, потому что Кацухире, кажется, всё равно, и все желания Такаширо разбиваются о его простой — пустой — взгляд. Она привыкла, что Кацухира — белое. Ничем и никем не тронутое, ненаполненное и бездонное. Она привыкла, потому что прилагала усилия. И это нечестно, нечестно, нечестно, ведь Кацухира — белое и безучастное, и Чидори приходилось примеряться к этому долго и проносить с собой и через себя, а Сонозаки появляется так просто и выбивает Кацухиру из равновесия так легко. Агата — не белое и не цветное, запачканный мыслями о Норико, но ещё вроде-бы-как-обычно. Понимать его получается ещё сложнее, и у Чидори, бывает, даже опускаются руки и из рук всё валится. — Чидори... всё нормально? Нет. Ненормально, конечно, — только разве ему это действительно интересно /понятно/? Чидори соврёт, надевая маску: — Нормально. И Кацухира не поймёт. И Кацухира не увидит. // Чидори зовёт его Каччон. Каччон зовёт Сонозаки Нори-чан. Нори-чан — стерва, которой на всё плевать. Чидори правда хочет её ненавидеть. Только что-то идёт не так — неужели в написанной программе для прилежной девочки Такаширо Чидори не найдётся местечка для ненависти? Такие, как она, не должны ненавидеть. Такие, как она, должны злиться и раздражаться, не пачкая себя тёмными чувствами. И Чидори злится — не ненавидит. Не может, не умеет. Агата чувствовать её — тоже. Не может, не умеет. Он словно болезнь, — тяжёлая и необратимая — и Чидори выявила её давно. — Всё хорошо? Всё плохо, всё ужасно, всё кошмарно. И маска демонстрирует улыбку. — Хорошо. Кацухира не поймет. Не увидит. // Чидори примеряет на себя роль обманщицы и видит, что это ей совершенно не к лицу. Фальшивость её слов — надо же, прямо как любовь к Кацухире — замечают, кажется, все, кроме Агаты. Когда Такаширо разбивает свою кружку, она невесело думает, что осколки теперь её верные спутники. Когда подбирает их, её почему-то немного трясёт и появляется желание разрыдаться. Кацухира показывается на кухне: — Всё в порядке? Всё падает, ничего не выходит, не получается. Ничего, ничего, ничего. Чидори врёт нехотя, устало и еле-еле, но Кацухира ведь всё равно не поймёт и не увидит, да? — Всё хорошо, Каччон. Держать маску у лица тяжело. Только б хватило сил. Только б хватило их. Только бы. // Со своим излюбленным «хорошо» Такаширо срастается мыслями. Кацухира наблюдает, но ничего не говорит; подходит, но не протягивает руку. Чидори перегрелась, Чидори нужна перезагрузка, Чидори нужен воздух. Тенга оставил их наедине около пяти минут назад: сказал, что пошел в магазин; и Кацухира вроде тоже что-то говорит, — или хотя бы пытается — но Чидори, к своему стыду, не слышит. Не слушает, не хочет, устала, оставьте. Просто времени не хватило на подзарядку, на склеивание, на поиск нужной маски и сил. Просто времени не хватило — и ничего страшного, так бывает, знаете. Бывает. Оставьте, ну. Кацухира мыслей читать не может, Кацухире понимать людей тяжело, и что ему ещё делать, если подруга вдруг сводит всё общение к паре дежурных фраз, как не спросить, всё ли с ней в порядке? Чидори удивляется; перестаёт в точку одну смотреть, к Агате поворачивается. И улыбается — улыбается так, как совсем не нравится Кацухире, потому что на такую улыбку способен даже он. Из них двоих чувствовать может только Чидори, так пускай живёт этими чувствами на полную, а отстранённость Агата возьмёт себе. Чидори говорит по привычке: — Всё хорошо. Кацухира не поймет и не увидит. Но Кацухира кладет руку ей на голову и спрашивает ещё раз. Не спрашивает даже — просит рассказать, что случилось. Чидори теряет связь с реальностью снова, но в этот раз в голове мысли проносятся кометами, невысказанное — звездопадами, и вся вселенная вдруг встаёт перед ней, не ожидавшей и застанутой врасплох, и звезды встают поперёк горла, как кости, и Чидори, сама того не замечая, начинает плакать. И обрушивает на Агату накопившееся — и чувствует, что ему не всё равно. — Всё хорошо, — говорит он ей. Тепло и ласково, и — только ей. Чидори всё ещё плачет, но теперь, наконец-то, верит.