Испорченная стратосфера

— И все-таки… мы что-то сделали не так. «Стерегший» их искатель долго-долго поклевывал носом, встряхивался, с оттяжкой зевал и продолжал сонно таращиться в их сторону. Но все-таки задремал сидя, неловко облокотившись о стену. Только тогда Линали и заговорила: едва-едва разжимая губы, чуть слышным шепотом. Канда нехотя приоткрыл глаз и покосился в ее сторону. Вроде как его наказывали в первую голову, а Линали — за компанию и для острастки. Но мучилась она явно больше: ёрзала, мялась, шуршала, пыхтела и ойкала за них обоих. Канда фыркнул: с Линали он был не согласен, как и с наказанием вообще. — Но вот что? Никак в толк не возьму… — настойчиво сопела она, мелко переминаясь и подрагивая от холода. — Может, ногами его по лицу колотить не надо было? — Канда чуть двинулся и поморщился: неожиданная боль впилась в колено не хуже гвоздя, хотя до этого «наказание» было не сложнее обычной медитации. — А ты ему чуть ухо не откусил и ребро сломал, — отмахнулась Линали. — На это и так понятно, что все злятся. Я про другое. Канда повернулся в ее сторону (задубевшая от холода и неподвижности шея прощелкала так, что искатель аж дернулся во сне). Насупленные брови, поджатые губы и пошедший паутинистыми морщинками лоб — сразу стало понятно, чего она так ёрзала. Не от чувства вины (терзалась она разве что самую малость… может быть) и не от того, что стертые коленки чуть не примерзли к полу: Линали сгорала от любопытства и непонимания. — Смотритель сказал, что мы испортили всем настроение и эту… как ее… стратосферу, — пояснила она. — Это-то мы как сделали? — И впрямь, странно, — согласился Канда. — Ривер смеялся, я сам видел. И Матрон — в платочек улыбалась. И весь научный отдел. Много кто смеялся. — Но сегодня все ходят злые, — кивнула Линали. — Из-за испорченной стратосферы. Вот как мы ее испортили? Канда нахмурился: с пониманием окружающих (и уж тем более со стратосферой) у него все было не очень. — Идиоты они тут все. В голову не бери. Разумнее объяснения просто не существовало. Но Линали оно явно не нравилось. — Мне братик говорил, что от длинных ночей и холодов у людей случается ме-лан-холия, — старательно выговорила она. — Это когда хочется лежать и плакать. Может, это из-за нее? Всем и так холодно, сыро и гадко, а мы еще и стратосферу какую-то испортили… — Ничего мы не портили, — буркнул Канда. — Это он с ума сошел, раз начал во сне подкрадываться и вещи воровать. Совсем привет, — покрутил он пальцем у виска. — Куда они там только в Центре смотрят. Целый мешок всякой бурды набрал, где только откопал. — По-моему, он сперва ограбил Джерри, — важно высказалась Линали. — У него там, в мешке, леденцов лежало — ух! Странных таких, гнутых, я такие не пробовала. — А медведя где взял? — заинтересовался Канда. — Который с ленточкой? — Не знаю. Но я бы такого хотела, — шмыгнула Линали носом с нескрываемой завистью. — А я нож, — признался Канда. — Надо было перед тем, как по голове его бить, спросить, у кого он такой взял. С перламутровой ручкой. Они ненадолго замолчали, помечтав каждый о своем. Из воспоминаний о замечательном ноже (шесть дюймов немецкой стали, кнопка на рукоятке и перламутр) и перекошенном одновременно от хохота и ужаса лица Ривера его выдернул голос Линали. — Спасибо тебе, — произнесла она, застенчиво пунцовея носом. — За то, что мы в углу на коленках стоим? — хмыкнул Канда. — Ну так кто же знал! — возмутилась она шепотом. — А если бы не он был, а и впрямь какой-нибудь чужак или еще кто? А то и акума вовсе! А ты меня спас. Спасибо. Теперь уже покраснел нос Канды. Он вспомнил, как шел на тренировку в четыре утра — ну кто кроме самого Канды мог не спать в такой час и бродить по коридорам? Разве что Привратник. Оказалось, не только — дверь в комнату Линали была приоткрыта. А у ее кровати ворочалась большая взъерепененная тень. Теперь-то Канда понимал, что он у ее кровати лазал, чтобы что-нибудь стянуть, как уже стянул чей-то нож, чьего-то медведя и все леденцы Джерри. Но тогда он не думал, даже удивиться не успел — сразу тренировочный меч дернул из-за пояса и треснул тень по ребрам от плеча. А потом еще пару раз, чтоб наверняка. А там и Линали проснулась, завизжала — добавила уже от себя. Когда к ним прибежали полусонные вороны и Ривер, они уже связали незваного гостя простыней. Ну а там пошло-поехало… — Да ладно, — проворчал Канда. — Ты и сама неплохо бы справилась… я вот другого понять не могу. Чего он так странно вырядился? Ладно борода — это лицо прикрыть, чтоб не узнали. А остальное? Особенно сапоги — в них издалека слышно будет, тяжелющие такие. — Ну так ты сам сказал, — Линали выпучила глаза, свела их к переносице и выразительно постучала кулачком по виску — до того потешно, что Канда фыркнул. — Мне братик рассказывал, что на людей плохо влияет луна, особенно в полнолуние и это… солнце-стояние, как сегодня. Они от нее нервными становятся. И даже лунатиками… ой, а вдруг он просто лунатик, а я его ногами по лицу? — встрепенулась она и тут же прижала ладони к губам. — Да ладно, — отмахнулся Канда. — Будут ребра в лазарете вправлять — и это тоже вылечат. Если смогут. Там что лунатик, что не лунатик… — Канда повторил за Линали: постучал себя по виску. Она тихонько прыснула, воровато оглянулась на искателя и с явным облегчением уселась на пятки, глубоко выдохнув. Канда помялся с ноги на ногу, поймал удобную позу и замер в ней, прикрыв глаза. Было, кажется, пять пополудни. А значит, стоять им оставалось еще часа три.

***

— …возмутительно и просто немыслимо, впервые такое за все время моей работы в Ордене! — инспектор яростно отплюнул в сторону вату и увернулся от сухих и в меру заботливых рук Матрон. — И в качестве наказания — на колени в угол?! Даже без гороха?! И только-то?! А если в следующий раз они захотят мне шею свернуть — вы лишите их десерта?! — Поймите меня правильно, инспектор, — Ривер предпочел прикрыться планшеткой: по взгляду Леверье отлично читалось, что гомерический хохот он не забыл и готов припомнить при первом же удобном случае. — Они же всего лишь де… Инспектор встал и выпрямился во весь рост — немалый, надо отметить. Тугая повязка на ребрах, свинцовая нашлепка на съехавшем на сторону носу, великолепная россыпь синяков и след от скрученной в жгут простыни поперек груди — выглядел господин Леверье так, будто вырвался из турецкого плена. — Эти «всего лишь дети» способны учинить подобное со своим соратником! — ткнул он пальцем в особо внушительную гематому. — Отмечу, что это — ответ на жест дружбы и расположения! Я готов поспорить, что это — мелкая пакостная месть. И за что?! За то, что я указывал им путь, как указывает его своим детям… — Инспектор, сэр, — осмелился вклиниться в не первую гневную речь Венхам. — Ваши устремления понятны, похвальны и заслуживают исключительного уважения. Но в защиту Канды и Линали я хочу отметить… — О какой защите может идти речь, командир? Я не побоюсь назвать это покушением и взыскать по всей строгости! Ривер невольно сглотнул колючий комок смерзшихся слов. Если инспектор всегда так выглядел и разговаривал, то ничего удивительного, что Линали шарахалась от него, а Канда просто тихо ненавидел. И все-таки… — …они понятия не имеют, что такое Рождество. Инспектор Леверье так и сел, где стоял. — Шутки шутить изволите? — прохрипел он. — Не знать, что такое Рождество?! Ничего глупее выдумать не могли?! — Я и сам не поверил сперва, — честно признался Венхам. — Но они и в самом деле не знают, слишком малы, чтобы так искусно врать. Там, откуда они родом, Рождество не отмечают. Заплывший в щелочку глаз так и пробуравливал Ривера насквозь, но тот, почувствовав слабину, выпрямился и даже чуть расслабился: в первые минуты Леверье орал даже о рудниках и казематах Инквизиции, настолько он был в ярости. — А что сам Орден? — хмуро спросил он. — Вы хотите сказать, что они не изучают Слово Божие? «Каждый день с утра до вечера, особенно Канда», — едко подумал Ривер, но вслух, разумеется, высказал совсем другое: — Сейчас они изучают Евангелие от Матфея, но продвигаются медленно — слишком много выездов на задания. У Матфея ни слова об обычаях и святом Николае. Линали неплохо понимает язык, но она все-таки не англичанка… вы понимаете, — скромно потупился Ривер. — А господа Чаны, насколько мне известно, шумно отмечают только научные прорывы, а не религиозные праздники. Леверье шумно засопел — Ривер перевел дух. Конечно, промашка была общей. Ну кому бы пришло в голову рассказывать что-то о Рождестве?! О нем ведь известно всем! ...как оказалось — почти всем. — Канда всего лишь принял вас за вора, сэр. Ваш грим настолько хорош, что я его понимаю. Вас невозможно узнать, особенно в темноте. Леверье подвигал из стороны в сторону массивной челюстью, зашипел, когда Матрон поднесла к рассеченной брови ватку с камфарой, и насупился. По всей видимости, о рудниках он заговаривать более не планировал, но и прощать увечья намерен не был. — Отвратительная работа с экзорцистами, — выдал он наконец. — Я пообщаюсь на этот счет с господином Смотрителем лично. — Я передам, — перевел дух Ривер. — Проведите воспитательную беседу с экзорцистами Ли и Кандой, наглядную и доступную. Не забудьте рассказать про Пасху, Вознесение и все самые важные религиозные праздники. Отдельное внимание уделите Постам. — Само собой, — Венхам улыбнулся, попытавшись обратить все произошедшее в шутку — и натолкнулся на холодный колючий взгляд. — Во избежание недоразумений, — Леверье, не оборачиваясь, кивнул Матрон на свой китель и с некоторым трудом, морщась и кривясь, вдел одну руку в рукав. — Ошибка экзорциста Канды не так страшна, как полное отсутствие раскаяния за содеянное с их стороны. Это был последний раз, когда я пытался поладить с этими двумя. Бог видит — я старался. Отныне не дай им Господь наш Всемогущий серьезно оступиться. Если они не понимают мягких мер, будут жесткие. И хотя сочетание штанов и сапог Санты с кителем смотрителя было довольно забавным, смеяться и даже улыбаться Риверу более не хотелось.