В голове

Если есть лестница, по которой мы идём, познавая мир, знакомясь с людьми и скрепляя их с собой узами (выбирай, что душе угодно: любовь, дружба, преданность, восхищение), то Маки с такой лестницы скинула Руру упала. Скинула. И упала следом. Если есть отвратительные вещи, если есть поступки, за которые впору начинать ненавидеть, то выросшая на искренних эмоциях Маки обшила свои одежды именно ими, опрокинула на себя ведро отчуждённости и укрылась зонтиком от чужой добродетели. Она умная девочка, она знает, что простить можно многое, но не всё. Если есть связи, которые вопреки и наперекор, которые через время и расстояние, связанные которыми говорят, не поднимая головы: «я точно знаю, что всё в порядке, я чувствую», то Маки этим связям говорит: «прочь». Они отвечают ей: «Маки, Маки, Маки». Если есть минуты покоя, разные для каждого человека, то Маки задолжала много и насовсем, и расплачиваться сейчас своей отрешённостью — это, наверное, правильно. Наверное. Маки не смеётся и не идёт домой вместе с кем-то; Маки не скулит и не воет. Маки не улыбается в ответ на дружелюбные слова и ограждается колко-холодными фразами-завесами. Из завес вырастает стена, из стены проступают шипы. Маки больше не будет ошибаться так. Если есть то, что нам всего лишь кажется, то Маки в этом «кажется» себя потеряла, а оно растворилось в ней. «Маки-Маки-Маки, ты будешь любить меня вечно». Если есть желания, которые исполнить хочется отчаянно, то Хонока хотела бы кричать. Но с ней никто не говорит, и срываться не на кого, и по приходе домой она вновь закусывает внутреннюю сторону щеки. «Ма...» /замолчи, замолчи, замолчи/ Если есть самые настоящие глупости, то одна из таких сейчас творится именно с ней, эта глупость называется «Кизнайверы» и предлагает дружить даже после сухого отказа, и верит в успех своей затеи. Верит. Но шипы на стене Маки прочнее. Если все вместе Кизнайверы подобны единому организму, то часть, за которую отвечает Хонока, атрофирована почти полностью. Если случаются переломные моменты, круто поворачивающие жизнь, то время Маки ещё не пришло, потому что это лето очередное и одинокое, Маки отдаёт и разделяет свою и чужую боль, а прогрессирующая болезнь-паразит методично поражает орган за органом, говорит: «Маки, Маки, Маки», и пускает корни так глубоко, что не дотянуться. Если чудо и есть, до Маки оно не достучится. Она больше никого и ничего не впустит. Если бы была гарантия, что желание под падающую звезду обязательно сбудется, Маки попросила бы спасения. Потому что вокруг неё — тишина просто мёртвая. Но она продолжает слышать чужой голос.