***
— Мне очень жаль. Доктор произносит эти слова заученно, не выдавая ни капли эмоций и закрывает миниатюрное окошко, вырезанное в двери с тихим жестяным звуком. — Вам необходимо уйти, — продолжил мужчина в белом халате, — я должен остановить попытки пациента покалечить себя. Женщина рядом с ним беспомощно кивает и прячет лицо в трясущихся ладонях. Она не плачет навзрыд, потому что не может — организм будто обезвожен бесконечными слезами. Медсестра услужливо протягивает ей успокоительное и мягко приобнимает, выводя в прохладный холл. Доктор тяжело вздыхает и прикуривает, стоя у большого окна. Он выпускает сизый дым из лёгких, а потом кидает обреченный взгляд на абсолютно белые двери с одинокой табличкой. За ней сидит молодой юноша в смирительной рубашке, яростно прихлебывая собственную кровь из разодранных губ. Он плачет от боли кровавыми слезами…Часть 1
15 июня 2016 г. в 23:31
Сильный толчок в живот приводит меня в чувство. Пытаюсь разлепить веки и по глазам режет яркая вспышка света. Из горла вырываются хриплые стоны — такое ощущение, что по нему наждачкой прошлись, не утруждаясь залечить кровавый след. Голова странно гудит, то ли от боли, то ли от выпитого алкоголя.
— Подъём! — в ушах зазвенело от пронзительного голоса, а в живот снова уперся острый нос чьей-то туфли. — Живее, свинья!
С жалким кряхтением поднимаюсь на негнущихся руках, кажется, каждая мышца отдаётся невыносимой резью, но глаз открыть до сих пор не могу. Гудение в голове превращается в надсадный, настойчивый вой: хочется закрыть уши руками и спрятаться от разрывающих мозг звуков.
— Где я? — из груди вырывается свистящий шепот, на большее сил просто не хватает.
— Там, где тебе и место, гнида, — всё тот же визгливый голос.
Сверху падает одеяло или плед, судя по ощущениям, и меня сразу начинает трясти от озноба. Несгибаемыми пальцами хватаюсь за край и сворачиваюсь в позе эмбриона, чтобы согреть хоть малую толику тела. Зубы нестерпимо стучат друг о друга, а холод пробирается ко мне словно изнутри, покрывая все тонким слоем азота, который постепенно въедается в плоть.
Лязг металла заставил поморщиться, а затем наступила относительная тишина.
— Эй, парень, — обращение было настолько тихим, что я сам удивился, как услышал его, — ты как?
— Хреново, — поворачиваю голову на звук и пытаюсь принять сидячее положение.
Из горла снова вырывается сдавленный стон, а в тело будто вонзаются тысячи иголок. Самая тяжкая боль была в глазах: они зудели, глазницы резало изнутри, нагревало и плавило одновременно, а стоило попробовать их приоткрыть, как красный туман застилал пространство.
— Нехило тебя потрепало, — всё тот же тихий голос. — Холодно?
Он произносит с сочувствием, не то, что тот визгливый человек. Я нервно киваю, дрожа всем телом и подтягивая босые ноги под себя, потому что мне кажется, что пальцы скоро отпадут.
— Вот, возьми, — всё тот же тихий, приятный голос.
В мою руку пихают пластиковый стаканчик, который обжигает ладонь, но я хватаюсь за него, словно утопающий за соломинку: это хоть какое-то проявление тепла, потому что ничтожная тряпка совершенно не греет. По аромату в стакане кофе или скорее растворимая бурда, которую обычно продают в магазинах за бесценок, но я и этому рад.
— Где я? — повторяю свой оставшийся без ответа вопрос.
— В палате, — отвечает голос.
— В больнице? — немного радуюсь. — Это облегчает ситуацию.., а почему врачи не идут? — в моей интонации сквозит искреннее удивление.
— Они приходят редко, только по расписанию.
— И когда теперь? — я даже испугался, что они совсем не придут ко мне, а ведь всё так болит.
— Когда устанут наблюдать.
— Наблюдать? — хмурюсь и делаю аккуратный глоток кофе.
Во рту привкус крови, но я отбрасываю мысли о ней, вспомнив, что горло нещадно саднило. Мой невидимый друг продолжает что-то говорить мне, а я слушаю, продолжая прихлебывать отвратительный напиток с металлическим привкусом.