Егор Крид — Не могу
…Я думаю о тебе все время. Думаю о тебе утром, идя по холодку. Нарочно шагаю помедленнее, чтобы думать о тебе подольше. Думаю о тебе вечером, когда мне одиноко без тебя на вечеринках, где я напиваюсь, чтобы думать о чем-нибудь другом, но добиваюсь обратного эффекта. Я думаю о тебе, когда тебя вижу, и когда не вижу, думаю тоже. Мне так хотелось бы найти другое занятие, но я не могу. Если ты знаешь, как можно исхитриться тебя забыть, научи меня… Я потеряла смысл жизни без тебя, ты забрал все, что только связанно со мной вплоть до тела. Мое тело до сих пор вздрагивает от твоих уже забытых прикосновений. Посмотри на меня, прошу, посмотри! Я забыла, что значит улыбаться. Улыбка–это что-то загадочное, невероятно красивое и милое, что сейчас не наблюдается во мне. Но ведь ты тоже не улыбаешься. Где же твоя улыбка, по которой я схожу с ума? От меня отвернулись все вплоть до родителей, которые резко прекратили общение со мной. И моя лучшая подружка ушла от меня с высоко поднятой головой, не объяснив ни слова. Ужасно, гадко сидеть на подоконнике и ждать, что кто-нибудь, хоть кто-нибудь тебе позвонит и поинтересуется жива ли я? А жива ли я вообще? Ты кричал мне в след много ужасных, резающих слух слов, которые доводили меня до истерики. Ты даже не представляешь, на сколько делал больно. А я знала. Теперь знаю. Чертова эгоистка. Ты стал для меня кислородом, воздухом, без которого невозможно существовать. А я так и останусь для тебя тварью, которая не пропускает никого мимо своей юбки. Но ведь это не я. Это ты убедил меня том, что я такая. В один момент все изменится. И я обязательно тебе об этом скажу, но не сегодня. Я не собираюсь заканчивать свою жизнь суицидом, как делают многие от неразделенной любви, как бы мне не была противна мысль жизни без тебя. Я попробую раз, а потом, может, ещё несколько, поговорить с тобой, ведь я действительно не могу по-другому. Я не могу тебя отпустить. Я хочу просыпаться и видеть тебя на соседней подушке с легкой улыбкой. Хочу прикасаться к тебе, целовать обнимать. Я хочу, чтобы ты улыбался, а по моему телу пробегала приятная дрожь только от одного ощущения, что ты всецело мой. Я скажу тебе об этом, Только не сегодня.***
Темно-синяя пелена накрыла вечернее небо Подольска. Прохладный ветерок гулял по улочкам небольшого городка. Темнеть стало порядком раньше, а холод стал пробирать до самых костей. Осень. Я сидела на холодной лавочке в одном из самых тихих парков нашего города. Тишина резала слух, а не ласкала, как это бывает обычно. Было настолько тихо, что невольно вызывало панику.В парке ни единой души. Уже больше часа я жду Егора.По всей видимости, его задержали на тренировке, а этот парк единственный, который ведет к его дому. И совсем не важно, что парк находится у черта на куличиках от моего дома. Возможность увидеть его сейчас, услышать его голос, возможно, прикоснуться к нему перевешивает перед ледяным воздухом и липким страхом перед темнотой. После нашего расставания прошло уже полгода. Самых тяжелых полгода в моей жизни, которые прошли настолько серо и безжизненно, что я стала сомневаться в том, что действительно все еще жива. Он не слышит меня. Егор не хочет разговаривать со мной. Он слушает, но не слышит. За полгода он очень изменился. Он давно перестал походить на того парня, который однажды украл мое сердце. Мой Егор Щукин жил хоккеем и грезил мечтами о МХЛ. Я, кажется, что-то сломала в нем, о чем очень сильно жалею. Раньше от одной только моей слезы он таял, прощал, а я дура пользовалась этим. Сейчас, наверное, только от одной его улыбки, таю я. И безумно скучаю по его прикосновениям. Не резким и спешным, когда он толкает меня с пути, чтобы обойти. Лёгкое и нежное прикосновение к Егору, как сказка для меня и моего тела. А я уже давно перестала верить в сказки. Спросили бы меня год назад: «Можно ли так сильно любить парня?», я бы ответила твердое «Нет!». Егор изменил меня в каком-то смысле. Или не так. Любовь к Егору изменила меня. Я научилась искать проблемы прежде всего в себе, пыталась исправиться. Я научилась беречь отношения, а не собственноручно закапывать их. Сейчас я с отвращением вспоминаю, как я относилась к Егору да и ко всем парням в целом. Хотелось, наверное выделяться, иметь того, чего не имеют остальные. Быть выше остальных. У тебя есть парень? А у меня их целых два, представляешь? Я была королевой черлиденга. А теперь я в грязи. В какой-то момент во мне что-то перемкнуло и я хотела доказать Щукину, что я отнюдь не самый бесполезный предмет на кухне. Хотя это отговорки, наверное. Я хотела доказать прежде всего себе, что чего-то действительно стою. Конечно, сейчас я не мастер, не шеф-повар, но элементарно пожарить ту несчастную картошку, я могу без особых затруднений. Если мой любимый мужчина любит кушать– то я люблю готовить. И, Господи, как же я скучаю. Поправив тоненькую шапку с бубенчиком, я протерла лицо от ледяных слез и опустила взгляд. В голову сразу полезли воспоминания из прошлого, стало душно.***
— Это было всего один раз и мы с тобой тогда были в ссоре,— голос нещадно хрипит, дрожит, но я продолжаю настойчиво кричать, надеясь, что до него дойдет смысл.—Да, я врала, потому что я боялась тебя потерять, а на Кисляка мне пофигу, слышишь, пофигу!— дёргаю за рукав его выглаженной белой рубашки, отчаянно пытаясь вернуть его взгляд на себя. А он не смотрит, словно я пустое место.— Ну ударь меня, если хочешь, ну ударь, ну или скажи мне что-нибудь, ну пожалуйста! — Пошла вон.— голос тверд и настолько холоден, что я невольно сьеживаюсь. — Нет, я не пойду никуда, не уйду я, не уйду! Я люблю тебя, слышишь, я люблю тебя, ну пожалуйста!— его губы плотно сжаты, а взгляд, совершенно пустой, смотрит куда-то сквозь меня. — Я сказал, пошла вон!—и, кажется, в этот момент я умираю.***
—Марин, это мужская раздевалка.— его тело под моими ладонями горячее, а голос лишь раззадоривает мой замысел. —Я знаю. Ну так и будь мужчиной. —Марин, ты с ума сошла?— его руки, противореча словам, притягивают ближе. —Ага, причем давно!— с того самого момента, когда увидела тебя в первый раз. —Мариин.— он почти выстанывает гласную моего имени, на что я победно улыбаюсь. —Ну что Марин? Я тебя ещё с победой не поздравила. —А если кто-то зайдёт? — Ну как хочешь.— его твердая рука не дает мне уйти. А сильное тело уже прижимает к кафелю душа, пока его губы тщательно ищут мои.***
Вся моральная боль парализовала все чувства: страх, холод. До потери пульса больно вспоминать Его невероятно красивые лазуревые глаза, твердый накаченный пресс, нежные губы. Так чертовски больно, что хочется выть лишь от мысли, что всего этого могло бы и не быть. Отчаянно ловлю ладонями холодные капли, рьяно вытирая влажные дорожки на щеках. Из-за прозрачной пелены, которая накрыла мои глаза, я ничего не вижу. Все краски будто смешались, переплетаясь с серостью асфальта и с желтизной еле пробивающейся травы. Резко подняв свой взор от асфальта, я увидела до боли знакомый силуэт. Щукин уверенно шел по старой дорожке, поправляя лямку не менее старой сумки. Эту сумку ему подарила я на нашу первую главную годавщину. Странно, что он ее еще не выкинул. Встав со скамейки, я как бы перегородила ему путь, пытаясь хоть как-то привлечь к себе внимание. Только меня здесь нет, правда, Егор? Потому что ты не мешкая ни секунды, обходишь меня стороной, брезгливо поморщив губы. Словно ты обходишь свалку, а не живого человека. — Егор, погоди, я тебя прошу, — я вцепилась в его руку своими ногтями, все ещё питая надежды на его разумносить. Он слегка притормозил и, смахнув мою руку, словно надоедливую муху, продолжил путь.— Хорошо, если ты не хочешь говорить со мной, то будешь слушать! —Я не собираюсь ни говорить с тобой, ни слушать очередную лапшу на уши.—он даже не оборачивается, кидает через плече, словно разговаривает не со мной. — Я люблю тебя! Слышишь? Больше жизни люблю! Егор!— почти истерически кричу ему вслед. Даже сейчас, когда я говорю такие серьезные вещи, он не слышет.Схватив его за руку, я потянула шатена на себя, требуя, чтобы он, наконец, остановился. — Ты что творишь? — Егор, я так устала.— всхлипываю.— То что произошло тогда, было ошибкой, понимаешь? Это было так чертовски давно, и мне так за это стыдно. Просто прости меня, это все, чего я прошу. —Марин, сделай мне одолжение, перестань путаться перед моими ногами. Ты для меня умерла. Поэтому, будь добра, просто отъебись. — и в этот момент произошло все. Я умерла для него в тот момент, когда он узнал об измене. В тот момент, когда узнал, что я делала аборт от Кисляка. И это так дьявольски больно. Так, что хочется выть от беспомощности. Словно эта пуля была контрольной. Убил — Егор!— вижу, как его фигура переходит дорогу, а ноги, почти что бессознательно делают несколько шагов за ним. А потом вдруг я просто перестаю ощущать и чувствовать. Боль, наконец, перестает ощущаться и последнее, что я вижу, это блеклые фары автомобиля и мокрый асфальт под щекой. Перед тем, как закрыть глаза в последний раз, вижу светлое лицо Егора. Он испуганно ищет мой взгляд, кажется, хлопая руками по моим щекам. И кричит. И я слушаю, как он отчаянно что-то кричит, пытаясь сделать хоть что-то. Только не слышу. Кажется, мы поменялись ролями, Егор. — Извините, но мы ничего не смогли сделать. Травмы несовместимые с жизнью.— скорбно произнес доктор осматривая бездыханноее тело Касаткиной. Махнув рукой, он приказал погрузить тело в автомобиль, вглядываясь в лицо парня. —Извините.-повторно произнес врач и, похлопав по плечу хоккеиста, он сел в медицинский автомобиль. В голове в Щукина набатом звучал отчаянный голос Касаткиной, который впервые за долгое время заставил его обернуться. Он, наконец, услышал его. Только жаль, что слишком поздно. Кажется, мы проиграли, Егор.***
Когда-нибудь ты поймешь, что я значу для тебя .Ты мое все. Мой кислород, мой воздух, мой смысл, без которого невозможна жизнь. Я люблю тебя всем сердцем, каждой частичкой своего тела. Я сильно обидела тебя даже не задумываясь об этом. Яочень сглупила тогда, но ведь эта была не только моя вина. Ты оставлял меня одну на недели, а иногда и на месяц, посылая лишь жалкие смс-ки с банальным текстом: «Доброе утро» или «Спокойной ночи». Ты любил хоккей больше, чем меня всегда. Ты постоянно пропускал наши годовщины и праздники, но никогда не пропускал хоккейные матчи и тренировки. Потом мне все надоело. Последние твои слова были последней каплей для меня:, «Не до тебя сейчас, погуляй сегодня одна!». В один момент я забила на все. Хотела отомстить, хотела сделать больно. Но не смотря на все, я очень люблю тебя и твои постоянные залеты с хоккеем и походы в спорт.бар с друзьями. Когда-нибудь я скажу тебе об этом, Только не сегодня.. И уже никогда.