***
Кажется, что я прихожу в себя. Не могу открыть глаза, не могу ничего вспомнить, чёрт. Что произошло? Где я? Мне не открыть глаза, я ничего не понимаю… Но вот я уже слышу где-то отдалённо: — Доктор, доктор, девушка очнулась! Будто в вакууме. Я попробовала шевелить пальцами рук и ног, но не всё так просто. Тело будто пронзили тысячи игл. Да и, кажется, левая нога сломана, ещё и правое запястье. — В каком состоянии пациентка? — вновь слышу голос. Уже мужской. — Она, замычала и зашевелилась. Думаю, уже пришла в себя. — женский. — Хорошо, посмотри за ней, позовёшь, когда она хотя бы откроет глаза, мы же о ней ничего не знаем. — Поняла. И голоса стихли. Стоп. Я в больнице?! Где мама? Где отец? Что с ними произошло? Что случилось там, на дороге? Я тут же в панике открыла глаза и начала шумно дышать. — Не понимаю… — тихо бубнила я. — Ничего не понимаю… И тут же снова заорала медсестра: — Доктор! Доктор, она говорит! Послышался топот, как-будто кто-то грузный бежал и затем эти двое подошли ко мне. — Девушка, вы меня слышите? — прозвучал мужской приятный голос. Я уже стала нормально слышать, да вот только в глазах мутно. Я моргаю, казалось бы, тысячу раз в минуту, но безрезультатно. — Девушка, как вы себя чувствуете? А ты не видишь, идиот? Тупые врачи, где таких только учат… — Мистер Роунсбег, посмотрите в историю болезни, что вы её расспрашиваете, когда она 10 минут назад пришла в себя. — отчитывала «доктора» женщина в белом халате. — Ладно, я понял, простите. — растерянно пробурчал тот и в этот же момент зашелестела бумага. Я закрыла свои невидящие глаза и опять провалилась в темноту.***
Темнота. Кажется, как-будто я потеряла зрение. Распахнула глаза, что на удивление далось хорошо, и посмотрела вокруг. Палата. Больница. Я в гипсе, чёрт. Рука сломана, да ещё и нога каким-то образом. Хотя я не удивляюсь, это же я. Что же мне делать?! Смотрю на часы. 02:47. Как же хочется встать и уйти отсюда, но гипс... Кау меня вообще угораздило?.. Ах, авария... Родители... Чёрт, я до сих пор ничего о них не слышала! Что с ними произошло? Они живы? А что, если... они... мертвы? По моим щекам безудержно покатились горячие солёные дорожки, обжигая кожу. Что, если я больше не услышу папин смех, не увижу маминых лучистых глаз? Как я буду без них? У меня больше никого нет... Это лето я запомню на всю жизнь. Прохныкав так ещё очень долго, я заснула почти утром, около пяти. Слёзы так и засохли на моих щеках, так как я даже не стремилась вытирать их.***
Открываю глаза. Господи, какой сейчас год? Смотрю на часы и вижу, что почти 6 вечера. Дьявол, как же я долго сплю! — Ну, наконец-то вы проснулись, мисс, а то я возле вашей палаты дежурю целый день, — в палату вошёл пар... молодой человек в белом халате. — Меня зовут мистер Роунсбег и я ваш лечащий врач. Прошу, расскажите... — Что с моими родителями? — проскрипела сквозь зубы я. — Оу, у меня плохие новости... — замялся тот, резко поменявшись в лице. Ему стало неловко, но не это меня волновало. — Просто скажи, что с ними всё хорошо. —отдельно я шептала каждое слово. Я не могла поверить в то, что их больше нет. — Они живы? — я посмотрела на мистера Роунсбега с большой надеждой, но в его глазах были грусть и сожаление. — Нет, НЕТ, ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! — в истерике закричала я, неповреждённой рукой сжимая в маленьком кулачке одеяло. — Они не могли оставить меня, не могли! Боже, нет! Я билась в конвульсиях до того момента, пока мне не вкололи успокоительное и я вновь не заснула. Я понимала, что моих родителей больше нет в живых, но отказывалась в это верить. Это больно. Как будто вырвали сердце и разорвали в клочья. Никогда не чувствовала такого прежде. Боль утраты заставляет разум забыть обо всём и просто кричать. Кричать от боли и обиды на весь мир, что так жестоко обошёлся со мной. Теперь я одиночка. Одиночка, оставшаяся ни с чем. Ни семьи, ни денег, ни друзей(я не имею близких друзей в школе. Нельзя сказать, что я отличница, которая кроме учебников и ночной зубрёжки ничего не видит, но я и не самая хреновая ученица). Друзей у меня нет, потому что я малообщительна. Не могу завязать первая разговор, или даже написать кому-то незнакомому в соц.сетях, чтобы просто поболтать и скрасить вечернюю скуку. Это не моё. Я предпочитаю книгу разговорам с людьми. Я закрыта для других в общении, но нельзя сказать, что я разочарована в себе. Раньше моим самым большим страхом было общение со сверстниками. Теперь же я боюсь одиночества. Я одна. Одна... Навсегда одна... Навсегда...***
— Мисс, мисс! Проснитесь! — меня звал чей-то голос. Ах, мой лечащий врач, прекрасно. Я открываю глаза, фокусируя взгляд перед собой, на потолке. Внезапно в голову ударяет осознание моего положения, и у меня снова начинаются психи: — Я не хочу, не хочу жить! —всхлипываю. — За что вы все так со мной?! — Мисс, успокойтесь, прошу вас, всё в порядке, ничто вам не грозит. — спокойно произносил тот. — Вам незачем так убиваться, поверьте мне. Вы ещё так молода. — Мне плевать... — рыдала я. — Пле-вать, слышите! — делила я на слоги это слово, потому что не знала, как ещё убедить себя в том, что являюсь правой. — Миранда, будь добра, позови Дрю, пожалуйста. Он сейчас очень нужен этой девушке. — сказал врач какой-то медсестре и та, шаркая тапочками, быстро удалилась за каким-то Дрю. Зачем он мне нужен? Мне никто не нужен.***
Через добрых полчаса, пока я сидела, осознавая, что никому больше не принадлежу в этой жизни, в закрытую дверь палаты постучали. — Можно? — в палату заглянул какой-то молодой парень с приятным голосом. Я оторвала на секунду взгляд от своих рук, чтобы поздороваться с вошедшим, а потом снова опустила. Но этот человек заинтересовал меня очень сильно. Я снова подняла на него глаза и проследила, как он берёт от стенки стул и ставит его около моей койки, а потом садится на него и, усевшись, мягко произносит: — Здравствуй. На самом деле, я не слышала, чтоб он что-то сказал. Я онемела от его взгляда. Да, вы скажете, влюбилась, но нет. Этот человек страшно красив, не побоюсь использовать этот оксюморон, но это так. Его коротко подстриженные блондинистые волосы, не совсем сочетающиеся с этим тёмные брови, выразительные карие глаза, чёткие скулы, пухлые губы... Будто он сошёл с обложки модного журнала. Одет был в тёмно-синие брюки и светло-голубую, почти белую, рубашку, наверх белый халат. Он... Врач? — Мисс, что с вами? — тем временем донёсся до меня его приятный с хрипотцой голос. — Всё плохо. — кратко отозвалась я о своём состоянии. Да-да, я смогла заговорить, видите. — Как ваше имя, скажите мне. — мягко попросил он, чтоб не травмировать, видимо, ещё больше. — Меня зовут Киара, Киара Джонсон. Парень тем временем записал это куда-то. — Так, Киара, хорошо. Моё имя Джастин, но пациенты называют меня мистер Бибер. — поделился он со мной. — А почему мистер Роунсбег назвал вас Дрю? — робко спросила я. — Это моё второе имя, только и всего, — спокойно ответил тот. — Так что с вами произошло? — Со мной всё в... Нет. Не в порядке. Мне очень плохо! Очень... Я хочу, чтоб мои родители остались живы, НО ИХ НЕТ! — кричала я. И снова в слёзы. Пока я в слезах и истерике рассказывала доктору Биберу о произошедшем, он даже пересел на край моей койки, чтобы взять мою не сломанную руку в свои. Его поддержка мне помогла не закричать от боли на всю больницу. Ещё он мне сказал, что не оставит меня, пока мне не станет лучше. Он очень хороший доктор. *one month later* — Спасибо, до свидания, мистер Роунсбег, я вам очень благодарна. — лучезарно улыбнулась я доктору, который сказал, что меня выписали и я могу ехать домой. — Но вы не уходите, пока вас не навестит Дрю, хорошо? — Да, конечно. За этот месяц Джастин узнал всё обо мне. Мои страхи, взлёты, падения. Он не отвернулся, а продолжает со мной общаться как друг, я с лёгкостью могу его назвать своим другом. Я тоже узнала этого человека достаточно неплохо. У него есть родители, но вместе давно не живут, развелись, когда ему было ещё 8. Они всё равно продолжают общение. Ещё я узнала, что ему всего лишь 23 года, а он уже хороший психолог. Он очень приятный человек. Мы часто разговаривали, он приходил каждый день и успел за месяц очень приблизиться ко мне. Ведь, согласитесь, психологи — особенные люди. Они способны, как кукловоды, тянуть за ниточки и получать желаемое от своих подопечных. Но я совсем на него не сержусь, так как вместе с этим он помог мне восстановиться и забыть прошлые обиды. А время — оно не лечит. Оно не заштопывает раны, оно просто закрывает сверху марлевой повязкой новых впечатлений, новых ощущений, жизненного опыта... И иногда, зацепившись за что-то, эта повязка слетает, и свежий воздух попадает в рану, даря ей новую боль новую жизнь... Время — плохой доктор: заставляет забыть о боли старых ран, нанося всё новые и новые... Так мы и ползём по жизни, как её израненные солдаты. И с каждым годом на душе всё растёт и растёт количество плохо наложенных повязок... Когда я уже собрала вещи, которые купила себе, пока лежала в больнице, ко мне как раз успел зайти Дрю. Ему, наверное, мистер Роунсбег сказал. — Киара, привет. Ты рада? Он подошёл ко мне и сел рядом на заправленную койку. — И да, и нет. — неоднозначно ответила я. — И почему же ты не рада? — вскинул он брови от удивления. — Потому что мне придётся попрощаться с вами, мистер Бибер. — честно ответила я. На его лице промелькнула незнакомая мне эмоция и он опустил взгляд. Но затем поднял глаза на меня и я увидела огонёк в них, который теплился надеждой. Этот взгляд я знала, как никто другой. — Киара, я... На самом деле... — он мялся, как 18-летний подросток, хотя на самом деле вёл со мной себя всегда уверенно. — Я хотел... Что в нём щёлкнуло? — Что такое, доктор? — со смешинкой в голосе, улыбаясь, спросила я. — Я... я не знаю, как сказать тебе это... — Куда же делась ваша решимость? — всё ещё несерьёзно разговаривала с ним я. — Прошу, давай на "ты". Хорошо? — и снова посмотрел он мне в глаза. Его карие, бездонные глаза светились нерешительностью, страстью что-то особенное поведать мне и ещё какой-то неизвестной эмоцией. Я хочу разгадать это. Хочу до конца понять его. — Хорошо. Так что вы... ты хотел рассказать мне? — его неуверенность начала передаваться и мне, и я растеряла всю свою несерьёзность. — Давай сегодня поужинаем в Eleven Madison Park, и я всё скажу. Я немного опешила от такого предложения. Это же очень дорогой ресторан, я не ожидала, ну никак не ожидала, что мы туда пойдём. Думала, он ограничится кафе, типа Magnolia Bakery, а он пригласил меня в ресторан. Сказать, что я в шоке, — просто промолчать. Теперь уже я пребывала в полной растерянности и не знала, что мне говорить, что делать. Это поставило меня в тупик. Он поставил меня в тупик. — Что-то не так, Киара? — непринуждённо, но уже, как мне показалось(а, может, и нет), уверенней, спросил Джастин. Я посмотрела на него и лихорадочно встала, совсем неестественно, будто мне в задницу что-то впилось с огромной силой. Встав, я повернулась к койке и под взглядом Джастина взяла сумки и посмотрела невидящим взглядом на него. Спустя время около минуты, я всё же сфокусировала взгляд и произнесла: — Мистер Бибер, почему вы приглашаете меня в такое место? Что-то слишком важное хотите сказать? Так а что мешает? Я не знаю, что щёлкнуло сейчас внутри меня. Я, видимо, включила функцию "недотрога", как всегда это делала при контакте с людьми. Но почему именно сейчас? Сейчас, когда этот человек знает и принимает меня, какая я есть. — Киара, я... — снова нерешительно начал он. Да что с ним такое? — Я хотел тебе сказать, что... — он шумно и тяжело выдохнул, будто разрушил последний барьер, наполнился решимостью идти дальше. — Что ты особенный человек для меня. Ты единственная, с кем мне не надоест разговаривать, и единственная, кто постоянно у меня на уме в течение всего дня. Ты единственная, кто может заставить меня улыбаться, даже не пытаясь сделать этого, ненамеренно испортить мне настроение и... — он снова тяжело вздохнул, доли секунды помедлив. — Влиять на мои эмоции своими действиями. Ведь, довести человека до слёз, наверное, каждому по силам, а сделать так, чтоб от радости чьи-то глаза сияли... могут лишь единицы. Я не могу объяснить словами, насколько много ты для меня значишь, но ты единственный человек, которого я боюсь потерять и которого хочу удержать в своей жизни. Я не знала, что со мной в этот момент. Я будто отключилась, когда он только начал говорить. Такого мне не говорил абсолютно никто. Я просто села обратно на койку и расплакалась. У меня были тысячи эмоций, мыслей, но все они сократились до того, что я просто разревелась. Я не смогла сдерживать себя. А ведь я его считала просто хорошим другом. Но, видимо, только я воображала его другом, он думал совсем о другом. Мой воображаемый друг. — Джастин, я... — я впервые назвала его по имени, и также растерялась, как и он минут 10 назад. Я заговорила после добрых пяти минут, как он сказал такие важные слова. — Я очень, очень и очень ценю это. Правда. — я нашла в себе силы встать и подойти к нему. Он также встал с койки и приблизился ко мне. — На самом деле я так устала. Устала от лжи и боли. Устала быть сильной... — я опустила взгляд в пол, но затем через доли секунды подняла и посмотрела своими красными, заплаканными глазами в его. — Хочется быть нужной. И больше ничего не надо. — я обняла себя руками и сжала губы в тонкую линию. — Киара, — Господи, с какой же нежностью он всегда произносил моё имя. А я просто не замечала. — На самом деле ты нужна мне, понимаешь? И тут я улетела. Куда-то далеко. В космос. Эти слова вызвали внутри меня такую бурю, что не сравнится со снежной лавиной. Я нужна ему.***
Когда я уже приехала на общественном транспорте домой, я зашла в свой дом и поняла, что он теперь пуст. В нём никогда уже не будет такой тёплой, прекрасной семейной обстановки, какая была всего-то месяц назад. Сейчас так всё поменялось... И снова слёзы... Я сломалась, я не смогла сдержаться. Воспоминания, они душили меня. — Мам, мам, а когда приедет папа, что мы будем делать? — спросила маленькая восьмилетняя Киара. — Иди, выбирай фильм, у нас будет вечер кино. — радостно сообщила мне всегда улыбающаяся женщина, моя посуду после полдника. Когда папа пришёл, я набросилась на него с объятиями и обняла так сильно, что даже чуть не потянула свою маленькую ручку. — Солнышко, что вы с мамой придумали на этот раз? Солнышко... — Пап, можно я пойду с тобой? — Киара, детка, там будут взрослые тёти и дяди, которые будут заняты совсем не тем, что ты любишь. Тебе будет скучно и неинтересно. Посиди дома с мамой, а я уже скоро вернусь. — гладил меня по голове отец, держа на руках. Я смотрела на него, надув обиженно губы и чуть не плача. Как обычные дети, когда недовольны маленькой долей внимания со стороны родителей. Папа просто очень много работал, поэтому каждая минута с ним мне дорога, как бриллиант. И тут в моей голове стало пусто. Я зажмурилась, чтоб ничего больше не видеть и не давить себя воспоминаниями. Здесь всё такое до боли знакомое, родное. Но без мамы и папы кажется чужим, будто оно никогда мне не принадлежало. Мне кажется, что и моё сердце теперь не принадлежит мне. Его забрал Джастин. Но почему? Как я этого не замечала, посчитав его просто другом? Но он открыл мне глаза, смог высказаться. И я... я до сих пор в шоке. Не могу поверить, что я нужна ему. Что я ему нравлюсь и... он любит меня? А я люблю его? Определённо, да. Он — мой космос.***
Прошло много времени до вечера, пока я привыкала ко всему в доме. Я теперь здесь одна. Разобрав вещи, я сходила в душ и привела себя, наконец-то, в порядок после больницы. Так как мы с Джастином договорились встретиться в 6, а время уже поджимало, я начала собираться. Я уговорила его просто погулять. И вот, уже спустившись на первый этаж, я обулась и взяла ключи с тумбочки. Выйдя за дверь и закрыв её, я обернулась и заметила Дрю, стоявшего на тротуаре возле дома, не решавшегося подойти ближе. Когда я приблизилась к нему, то сразу же и задала этот вопрос: — Почему ты не подошёл ближе? Боишься? Но чего? И он тут же ответил: — Потому что боялся, что нам придётся в него возвращаться, а я хочу просто погулять. Я смутилась, совсем не поняв его. — Зачем нам возвращаться ко мне? — я взглянула в его глаза, а он, сделав шаги ко мне навстречу и сократив расстояние до минимума, произнёс прямо в приоткрытые губы: — Потому что я боялся, кто как только увижу тебя, не смогу остановиться на этом. — его руки незамедлительно обняли мою талию, а его губы мягко, с трепетом и нежностью коснулись моих, вовлекая в чувственный поцелуй. — Ты будешь моей девушкой? — прервал он сладкий плен. — Я ненормальная. — Это значит "нет"? — мягко усмехнулся он. — Это значит "да", но потом не ной. — улыбаясь, произнесла я и снова впилась в его губы, даря целомудренный, такой желанный поцелуй.