Когда все закончится
My mind is clear I have no fear Cuz now I know the other side of me I'm letting go of who I used to be Now I'm alive I'm feeling born again And I will fight until the bitter end Мой разум чист. Я не чувствую страха. Теперь я знаю свою иную сторону, Освобождаюсь от себя прежнего; Теперь я жив, словно рожден заново, И буду бороться до горького конца. (здесь и далее - перевод shaxper из Тольятти) © Лингво-лаборатория «Амальгама»: http://www.amalgama-lab.com/ Черное, плотное, будто осязаемое, полотно неба покачнулось, с него со звоном посыпались колючие белые звезды. Алмазная звездная крошка сушила глаза, вызывала в них болезненную резь и жжение. Смыть бы… Леонардо неторопливо поднимается на ноги, напоследок привычным жестом мягко проведя ладонью по чужой холодной (ноябрь, все так быстро остывает…) щеке. Не чужой. Уже ничьей. В голове пульсирует пустота. «Может ли пустота пульсировать? - отстраненно подумалось ему. – Дон наверняка знает ответ». Жаль, что не спросить… Столько всего хочется спросить… Может ли пустота, вот как сейчас, быть ослепительно-чистой? Прохладой успокаивать разум? Он спросит, обязательно спросит. Потом. Когда снова увидит его. Не было ли ему больно?.. Потом. Все – потом. Когда все закончится. Лео улыбается сгущающимся вокруг него теням. Если бы у них были лица, улыбаться было бы удобнее, но лиц нет, одни маски. Значит, поприветствуем маски. Отагай ни рэй*. Хаджимэ!*****
I found my way Through jaded days Cuz now I know the other side of me I'm letting go of who I used to be Now I'm alive I'm feeling born again And I will fight until the bitter end Я нашел свой путь Сквозь изнурительные дни. Теперь я знаю свою иную сторону, Освобождаюсь от себя прежнего; Теперь я жив, словно рожден заново, И буду бороться до горького конца. Тело Леонардо поет в движении. В то время как душа его кричит, а разум хрустально звенит чистотой. Вот такой вот контрапункт***. Майки любил музыку. Они еще споют вместе, когда все это закончится. Майки всегда улыбался, даже когда по его щекам текли слезы. Чистые, глубокие эмоции – то, к чему Леонардо пришел только сейчас. Майк никогда не старался держать лицо, не пытался обмануть, запутать. Даже его шалости и иногда чрезмерно вредные шутки были открытыми и теплыми, как ладонь. Интересно, можно будет сжать его ладонь после? Наверное, да. Не может быть, чтобы нельзя. Майки всегда был… очень тактилен. Ему это необходимо. Лео улыбается снова – легко, мимолетно. Не врагам, взявшим в полукольцо, – Майки, с которым они скоро споют. *** I won't ever surrender like that I know better to ever fall back The enemy was living in my head I ripped it out and left it there for dead Now I'm alive I'm feeling born again And I will fight until the bitter end Я не сдамся вот так просто. Я не глупец, чтобы вечно отступать. Враг жил в моей голове: Я вырвал его и бросил умирать. Теперь я жив, словно рожден заново, И буду бороться до горького конца. Леонардо по привычке пересчитывает взглядом противников. Сбивается. Фыркает. Смешно. Сколько бы их ни было. Взмывает в длинном, зверином прыжке, используя карапакс лежащего Рафаэля как трамплин. Раф всегда оказывался рядом именно тогда, когда был нужен. Даже теперь. Неуловимый, как пламя, обжигающе искренний, неуправляемый, надежный. Человек-оксюморон. Соперник. Соратник. Друг. Мы еще поборемся, Рафаэль. Потом. Когда все закончится.***
It took a thousand scars to find me Everyone of them reminds me Это стоило тысячи шрамов – найти себя. Каждый из них о чём-то напоминает мне. Леонардо смеется. Чья-то кровь брызгами начертила дорожку-пунктир, проходящую теперь через его грудь перпендикулярно перевязи. Красиво. Тропинка к сердцу, хах. Порыв ледяного ветра отбрасывает назад концы банданы. Пристроившись за ветром, Лео отправляет в полет тело очередного противника. Тело неловко взмахивает руками и глухо шлепается на землю поломанной куклой. Куклы, куклы, безвольно падающие, когда некому больше дергать за ниточки. Прежде Леонардо думал, что и сам он подобен такой марионетке: упадет, стоит лишь обрезать удерживающие его нити – четыре нити, четыре ответственности, четыре долга. Четыре смысла жизни. Сейчас, когда их не стало, Лео, наверное, должен был бы осесть на землю. Скорчиться бессильной кучкой отчаяния, прижимаясь горячей щекой к шершавому, липкому асфальту. Но почему-то он наоборот готов взлететь. Нет больше страха за близких. Нет вечного просчитывания, как поступить максимально комфортно для них. Стратегии, направляющей будущее. Леонардо более ничто не сдерживает, даже собственное тело. Он стал олицетворением стихии разрушения, воплощением возмездия. Он и смерть – едины. Бусидо гласит, что истинный самурай должен быть готов к смерти, ежеутренне открывая глаза. Леонардо думал, что уверенно следует этому наставлению, но только сейчас он понял, что это такое – действительно не бояться умереть. Он обязательно должен рассказать об этом отцу. Потом, когда все это закончится.